Восемь лет он не был на Земле. Дочка Рената, наверное, стала такой большой, разумной. Ведь ей уже пятнадцать. А у Элены вокруг глаз и губ появились первые морщинки, такие же, как и у его матери, когда ей тоже было под сорок. Да и он, Федерико Монти, командир межзвёздного исследовательского катера, уже не тот, что прежде. Когда он сегодня утром брился, то обнаружил в своих тёмно-каштановых волосах едва заметные отблески седины. Хотя, возможно, это ему лишь привиделось. Но то, что на его лбу появились целые овраги, вырытые потоками времени, это уже не иллюзия. Увы, Федерико действительно постарел.

И ещё он стал нервным, нерешительным и задумчивым. Ему больше не хочется веселиться, мечтательно улыбаться и показывать одиночеству оскал дерзкого, свободного волка. Он возвращается на Землю рассудительным, осторожным человеком. В душе он уже почти старик. Это точно. После того, что случилось, сердце его состарилось лет на тридцать, не меньше.

А произошло то, к чему он не был готов. Да и есть ли в мире хоть один здравомыслящий, психически здоровый человек, способный перенести такое без разрушительных последствий? На чьей личности не оставила бы следа смерть экипажа - всех его подчинённых, пятерых сильных, опытных астронавтов? В живых остался лишь командир... Но это не его заслуга, это такая же случайность, как и гибель товарищей. Гибель нелепая, однажды ночью вытекшая из микроскопически тонкой трещинки в системе охлаждения двигателя.

Вообще-то фригорин не ядовит, но, если смешать его с хлором, то он превращается в коварного убийцу, ласково усыпляющего жертву и нежно перекрывающего ей дыхание.

И всё - по вине Дино. Он перестарался с хлором, проводя накануне трагедии генеральную уборку в жилом отсеке. А наутро на койках лежало пять трупов. А Федерико просто повезло. Ту ночь он провёл в капитанской рубке - приближалась Солнечная система, уже кольца Сатурна красовались на экране, и командиру было не до сна. Он готовил катер к торможению и составлял отчёты. И радовался скорой встрече с Землёй, в то время как на койках задыхались его товарищи.

Теперь он совсем один, а холодильная камера полна трупов. Астробиолог, геолог, физик, философ и антрополог кое-как запихнуты в морозильник, смёрзлись там, слиплись, спрессовались в безобразный ком.

Как-то в детстве Федерико поразила одна картина, живописное полотно, довольно простое по сюжету и исполнению, но жуткое по своей беспощадной идее. Картина называлась «Апофеоз войны». На ней была изображена высокая гора, полностью состоящая из сваленных в кучу человеческих черепов, а вокруг - вОроны, существа, которым, как и людям, выгодна смерть.

Одинокий капитан вёл катер в долгожданную гавань, но перед глазами сменяли друг друга и перемешивались эти две картины: та, придуманная художником, и эта, изваянная в холодильнике руками самого Федерико. Картины разные и рассказывают каждая свою неповторимую историю, но ощущения от них обеих - вкус тоски и запах беспомощности - похожи, как два скелета.

Для тех несчастных это была лёгкая, безболезненная смерть. Но какая неподъёмная, душераздирающая трагедия для него, продолжающего дышать! Выветрится ли когда-нибудь из его взбаламученной совести этот ужас?

Федерико понимал, что невиновен, но как капитан катера нёс всю ответственность за жизнь и здоровье экипажа. Да, устаревшие датчики не могли обнаружить мизерное количество фригорина, и всё же от факта не отбрыкнёшься, от совести не отмахнёшься. Ведь всё до тошноты просто: он, капитан Монти, живёхонек и скоро увидится со своей семьёй и поедет на тёплое море, а его товарищи - куча мороженого мяса, чёртов апофеоз случайности, и им тоже предстоит поездка - неспешная поездка в крематорий. Прах - к праху. Аминь.

Вот почему, когда катер коснулся наконец ровной поверхности астрогавани в десяти километрах от Неаполя, Федерико не испытал ни малейшего волнения, которое обычно охватывает путешественника, вернувшегося домой. Ни один лучик радости не может протиснуться сквозь плотный чёрный туман, распирающий ему грудь и время от времени заставляющий его то бороться со слезами, то грязно ругать себя, мир и Творца этого мира.

Федерико укорял себя за пессимизм, вызревший в его душе огромным гнойником, но что мог он противопоставить боли, сомнениям, угрызениям совести? Только ожидание встречи с семьёй осветляло мрак, но этого света было обидно мало.

Федерико тщательно умылся, переоделся в новую, ни разу ещё не надетую униформу и был готов показать себя Земле бравым солдатом, чистым и подтянутым... Но он так и не сумел смыть с лица следы тревоги и безысходной тоски. Мрачный, как одинокая скала в арктическом море, он покинул корабль и вступил в тихую земную ночь.

И удивился: его никто не встречает! Вокруг - никого! Ни представителей фирмы, ни персонала астрогавани, ни автомобиля, что должен отвезти его в карантинный городок - совсем никого! Огромное поле, закатанное в бетон, похоже на пустыню, над которой висит пасмурная, холодная вселенная.

Впереди горят огни трёхэтажного астровокзала. Удивлённый и раздосадованный, Федерико пошёл на эти огни. Что ещё остаётся ему делать? Он придёт туда, доложит о прибытии, а остальное - дело начальства.

В ярко освещённом, пустом зале он увидел только одного служащего и неуверенным шагом приблизился к нему.

- Я Федерико Монти, командир катера «Музыка сфер». Прибыл в 19,17 по Гринвичу. На борту - пятеро погибших. В живых остался я один. Жду дальнейших указаний.

Служащий пропустил его слова мимо ушей и повернулся к экрану телевизора.

- Послушайте новости, - сказал он.

На экране появился какой-то шар. Его ярко освещённая половина была похожа на раздувшийся живот беременной женщины. Бесстрастный голос диктора вещал:

- Неизвестная ранее планета, за которой астрономы ведут наблюдение вот уже четыре года и которой дали имя «Агасфер», вошла в Солнечную систему. Попытки рассчитать её траекторию оказались тщетными: планета ведёт себя непредсказуемо, словно отказываясь подчиняться законам динамики и не обращая внимания на гравитацию. Существует опасность, что Агасфер может столкнуться с одной из планет Солнечной системы, а возможно, и с Землёй.

- Это ж конец света! - воскликнул Федерико, ошеломлённый новостью.

- Или начало, - спокойно ответил служащий, повернувшись к нему.

- Что же будет?

- Никто ничего не знает. Будем надеяться на благоприятный исход...

- Но... - хотел возразить Федерико, однако служащий одёрнул его:

- Перестаньте паниковать.

- Разумеется, нет смысла паниковать, когда под задницей у тебя проснулся вулкан.

Служащий ничего не ответил. Он глядел на Федерико пустыми, сонными глазами. Как будто докучливый астронавт заставил его выбраться из уютных размышлений на холодную поверхность действительности. Затем, спохватившись, он сказал:

- Говорите, в катере погибшие?

- Да, пятеро.

- Отлично, ими займутся.

- Но я хотел бы знать...

- Простите, но вы от меня ничего не узнаете. Вы были от Земли слишком далеко, и, понятное дело, не могли получать информацию о происшедших у нас переменах, а я, уж извините, не уполномочен давать справки. Кроме того, судя по вашим реакциям, вы физически и морально устали. Вам необходима помощь. Вот, возьмите. - Он протянул Федерико карточку. - Немедленно явитесь по этому адресу.

- Но послушайте...

- Автомобили - на стоянке, на площади. Выбирайте себе любой.

И, не желая больше слушать возражений, чиновник вошёл в одну из многочисленных дверей в стене, отделявшей зал ожидания от служебной секции.

Капитану Монти ничего другого не оставалось, как только выполнить приказ. Как ни крути, он солдат, не привыкший перечить начальству, и понимает, что любой служащий гавани выше по рангу капитана самого большого корабля. Это в космосе Федерико царь и бог, а на Земле - всего лишь почётный герой.

Электромобиль быстро домчал его до многоэтажного здания, расположенного на Виа Дей Трибунале. На фасаде мерцали неоновые буквы: «Коррекционный центр». Федерико хорошо знал родной город, но никогда раньше слыхом не слыхивал ни о каких коррекционных центрах. Да и здание это видел впервые.

Да, многое здесь изменилось!

Несмотря на то что был уже вечер, в Коррекционном центре царило оживление. В фойе вновь прибывшего капитана встретил высокий, полноватый господин средних лет с задумчивыми глазами. Он был одет в халат салатового цвета, на левом нагрудном кармане которого золотом сверкало имя: Джакомо Груббе. После того как Федерико представился, синьор Груббе вежливо произнёс:

- Прошу следовать за мной.

Пройдя по широкому, длинному коридору, они вошли в просторный зал, где в приятном сумраке рядами стояли большие стулья, похожие на вольтеровские кресла. На некоторых из них неподвижно сидели люди.

- Садитесь, пожалуйста!

Федерико опустился в одно из кресел. Над его головой послышалось жужжание, затем - бульканье, как будто кто-то из одной рюмки переливал водку в другую. Но внезапно все звуки прекратились, и Федерико увидел растерянное лицо синьора Груббе.

- Прошу прощения, одну минуту, - скороговоркой произнёс тот и поспешил к выходу.

Не прошло и минуты, как он вернулся в сопровождении женщины, одетой в бледно-голубой халат. Её имя Федерико не успел прочитать. Они приблизились к креслу и взглянули на верх высокой спинки, где находился мини-монитор.

- Проведём по пятой схеме, - жёстким, как каменная стена, голосом промолвила женщина. - Немедленная аннигиляция по другим схемам не надёжна.

- Но для чего такая спешка? - возразил синьор Груббе. - Днём раньше - днём позже...

- Приказ сверху, - бесстрастно отрезала женщина. - Только что сообщили, что все новые клиенты аннигилируются по пятой схеме.

- Но это не так надёжно, - не сдавался мужчина. - Схема сыровата... И потом, пятнадцать процентов риска...

- Используем новейший аппарат.

- А как же СКК? Как раз сегодня прислали новые РСП. Приказано применять только их.

- Что ж, пойдёмте, сначала приладим их к аппарату. Закон есть закон. - Последние слова она произнесла уже в дверях.

«Какая-то абракадабра, - подумал Федерико. - Что-то мне всё это не нравится».

Когда голубой и салатовый халаты растаяли в ярком свете коридора, он встал, посмотрел на спинку кресла, но не увидел там ничего, кроме двух рядов бегущих чисел и странных знаков. Слово «аннигиляция» огромной летучей мышью кружилось в его мозгу, отбрасывая тень какого-то пещерного страха.

Федерико был не из робкого десятка, но то, что происходило в этом здании и что он услышал из холодных уст женщины, заставило его похолодеть от нехорошего предчувствия.

«Бежать! Бежать, пока не поздно!»

Он вышел в коридор. Мимо проходили мужчины и женщины в голубых и салатовых халатах.

В конце коридора был выход на служебную лестницу. Спустившись по ней, Федерико открыл стальную дверь и вновь оказался в туманной осенней тьме.

А дальше-то куда? Разумеется, к Элене и Ренате! Они его уже заждались, бедняжки. Они и объяснят, что за чудеса творятся на Земле и что ему делать дальше.

***

- Здравствуй, любимая!

Элена улыбнулась так, как обычно улыбаются приятным соседям:

- Входи, Федерико.

Он бросился к жене, чтобы обнять её покрепче, но она ловко вывернулась из его рук.

- Что с тобой? - спросила она. - Ты ведёшь себя как дикарь.

- Что со мной?! - От изумления у Федерико перехватило дыхание. - Лучше объясни, что здесь происходит! Мужа не было дома целых восемь лет, а жена встречает его, как антарктическая льдина. Или у тебя появился кто-то другой? Так прямо и скажи - и я сразу уйду.

- Никого у меня нет, я ждала тебя. Похоже, ты ещё не был в Коррекционном центре, поэтому так и ведёшь себя. Постыдился бы, уже ведь не мальчик.

- Я был там, но удрал. Объясни мне, что это за центр и что там должны были со мной сделать.

- Долго объяснять. Лучше я позвоню им, они приедут и сами всё тебе растолкуют.

Она взяла со стола телефон.

«Аннигиляция», - вновь закружилось в его сознании мрачное слово, как птица - предвестница беды.

- Нет! - он вырвал из рук жены телефон. - Ты что, с ума сошла?

Элена отскочила от него и крикнула:

- Рената!

На лестнице, ведущей на второй этаж, появилась его дочь, подросшая, похорошевшая. Сердце его сладко заныло, и страх был прикрыт неожиданной ладонью нежности.

- Да, мама? О, папа, привет!

- Рената, немедленно звони корректировщикам! Скажи, что у нас их клиент!

- Хорошо, мама! - Девочка побежала вверх по лестнице, в свою комнату. Такая же безразличная к его присутствию, как и жена. Как будто он вернулся не из долгого, опасного путешествия, а из бара на углу.

- Что вы делаете?! - в отчаянии закричал Федерико. - Они же собирались меня убить!

- Нет, дорогой, не убить, а сделать из дикаря настоящего человека.

- Как это настоящего? А я что, поддельный, что ли?

- Я бы сказала, незрелый, неисправленный. Тебе сделают небольшую операцию - и ты сразу ощутишь себя другим, совершенным...

- Но я не хочу никаких операций! И совершенным становиться нет у меня ни малейшего желания. Я есть я, таким родился и вырос, таким и умру.

- Ты так говоришь только потому, что не знаешь, какое это счастье - быть истинным сверхчеловеком.

Элена подошла к шкафу, открыла его, достала из него какой-то мелкий предмет и поспешно сунула в карман своего цветастого халата. И, глядя на Федерико с напряжённой, холодной улыбкой, осторожно приблизилась к нему.

- Вы что, все здесь с ума посходили, пока меня не было? Что за чепуху ты несёшь?

- Ну, успокойся, пожалуйста. - Она положила левую руку ему на плечо. Другая рука коварной змеёй скользнула в карман.

Он глядел в её уверенные, смелые глаза, которые совсем ему не нравились, но искоса наблюдал за её правой рукой. Она врач-психиатр, и он однажды уже видел, как она вела себя с одним буйным пациентом. О да, этот её жест был ему хорошо знаком!

- Что ты так разнервничался? - с притворной нежностью продолжала она. - Никто зла тебе не желает. Сейчас приедут врачи, они займутся тобой...

Рука вынырнула из кармана. В ней блеснуло что-то тонкое, похожее на иглу.

Но Федерико оказался проворнее. Отступая назад, он с силой оттолкнул от себя Элену. Она упала на спину и замерла с широко открытыми глазами, глядящими в потолок. На её разжатой ладони лежал тонкий шприц.

Он поднял шприц и покрутил в руке. Розоватая жидкость. Что это? Яд? Снотворное? Ему сразу стало ясно, что на Земле больше никому нельзя доверять. Его хотят уничтожить или превратить в такое же бессердечное существо, каким стали его жена и дочь. Нет, просто так он им не дастся! Ему необходимо оружие... Ну, конечно, в спальне, под половицей, он спрятал пистолет и патроны.

После того как правительство ввело запрет на владение огнестрельным оружием, он на всякий случай припрятал пистолет. Полиция - полицией, а когда на твой дом нападают вооружённые разбойники, лучше получить штраф за хранение ствола, чем видеть любимых людей лежащими в луже крови, да и самому неохота погибать за здорово живёшь.

Он бросился на второй этаж, вбежал в спальню, вынул из-под съёмной половицы тяжёлый промасленный бумажный пакет и помчался вон из дома, в котором притаилась его смерть. Не важно, физическая гибель или только смерть личности, пусть даже обещающая превратить его в сверхчеловека. Боже, какой ужас! Куда он попал! Лучше бы он век оставался в космосе... Или погиб от газа вместе с товарищами.

Пробегая через прихожую, он бросил взгляд на Элену. Она по-прежнему лежала на полу, глядя в потолок, и казалась мёртвой.

«Может, ей помочь? - мелькнула мысль. - Нет, не стоит. Скоро прибудут её проклятые корректировщики - пусть и занимаются ею. А у меня больше нет жены. И дочери, похоже, нет. Ничего у меня не осталось, кроме этой проклятой жизни».

Выскочив на крыльцо, он остановился в нерешительности. Куда податься? К друзьям? Нет уж! Если семья предала его, то кто поручится за верность друга? Отныне он в одиночку должен преодолевать свои трудности.

Автомобиль мчался по пустой ночной дороге. Прочь из города, из пасмурной, беззвёздной тьмы, спрятавшей в кармане шприц с розоватым раствором смерти!

- Вот он, духовный вакуум, апофеоз одиночества, - сказал он себе, глядя на дорогу, послушно скользящую под колёса машины. - Нет, этого не может быть! Это совсем не похоже на сон или на чью-то злую шутку, но это и не реальность... Это конец разума, конец света... Как мне теперь быть? Где искать убежище? Кто мне поможет?

Автомобиль начал сбавлять скорость. Аккумуляторы были почти полны, но двигатель замер. Значит, им известно, на чём и куда едет Федерико. Это легко было выяснить, зная номер электромобиля, в который он сел у гавани, и ещё легче - дать команду мотору остановиться. Они непременно найдут его...

Федерико выскочил из машины, надел на плечи свой старенький рюкзак, сопровождавший его во всех полётах.

Теперь куда? Он огляделся по сторонам. Кругом - заводы и склады. Редкие фонари бесстрастно, нехотя борются с беззвёздным страхом. Вдали - сирены полицейских машин. Через пару минут будут здесь. Ему конец...

На тротуаре - люк канализации. Он сделан из лёгкого пластика. Его нетрудно открыть при помощи обычного ножа. Поддел - и ты спасён!

***

В древних книгах, которые Федерико любил читать, часто описывались катакомбы и канализационные пещеры городов, полные тошнотворных испарений, крыс, одичавших изгоев. Ничего подобного давно уже нет на Земле. Туннели, сделанные из пластиковых труб - три метра в диаметре, прямые, как натянутые струны, постоянно освещены. Под ногами - шероховатые мостки, под которыми струится вода, проходя на своём пути дюжину очистительных станций. Всё автоматизировано и подчинено строгому контролю компьютера. Ни запахов, ни плесени, ни крыс - стерильная чистота.

Чтобы поскорее убраться как можно дальше от преследования, Федерико шёл по туннелям больше часа, ни разу не остановившись.

После гравитации катера, составлявшей всего 70 процентов земной, ему было нелегко привыкнуть к тяжести своего тела, и вскоре у него заболели ноги и заныла спина, а дышать становилось всё труднее. Сердце бухало не только в груди, но и в животе и висках. В голове громыхал морской прибой.

Федерико был опытным астронавтом и знал, что чрезмерные нагрузки в первый день после приземления вредны. Но у него не было выбора. Поэтому, невзирая на боль и усталость, он продолжал идти, низко пригнувшись, глотая горячую слюну со вкусом железа и ничего уже не замечая вокруг.

Внезапно он услышал крик, короткий, как выстрел, тоненький, как восклицание лопнувшей струны, а после него - приглушённые всхлипывания. Он остановился, с трудом выпрямил одеревеневшую спину и увидел, что находится в тупике. Дальше, метров через десять, - стена с закрытой дверью. А на мостках чернеет что-то неясное, но живое. Он выхватил из кармана пистолет, протёр левой рукой заплывшие едким потом глаза и пригляделся.

Перед ним лежал человек, молодой мужчина в долгополом пальто. Лицо его заросло чёрной бородой, взгляд испуганный, пронзительный. К его груди прижался одетый в тёмно-синюю куртку ребёнок. Лет семи-восьми. С длинными светлыми волосами. Не совсем ясно, мальчик это или девочка. Ребёнок судорожно обнимает мужчину и тихонько хнычет.

- Вы человек? - обратился к нему мужчина.

- С утра вроде был человеком, - ответил Федерико, держа пистолет в вытянутых вперёд руках.

- Я вижу, - сказал незнакомец. - Я научился отличать людей от этих... Не плачь, Джина. Этот дядя - настоящий. Он не убьёт нас. Вы же не собираетесь в нас стрелять?

- Нет, если вы не станете звонить в... как там его... центр аннигиляции...

- Коррекции. - Мужчина вяло улыбнулся. - Нет, не станем, мы сами скрываемся от него. Да у нас и телефона-то, по правде, нет.

Ребёнок приподнял голову и с пугливым любопытством взглянул на незнакомца.

- Меня зовут Теодоро, а это моя дочка Джина.

- А я Федерико. Только сегодня вечером приземлился - а тут - такое!

- Долго вы не были на земле?

- Восемь лет. Может быть, вы мне объясните, что здесь происходит?

- Ничего хорошего. Садитесь, поболтаем. Кстати, есть у вас, чем перекусить? А то мы уже второй день без еды. Неделю назад я повредил ногу, неудачно упал... А Джина одна боится подниматься наверх. Понимаете, время от времени мы по ночам выбираемся в город, находим кое-что съестное в мусорных баках.

Сунув пистолет в карман, Федерико снял со спины рюкзак и вынул из него шоколадные батончики, которые купил на планете Новая Швейцария, прославленной лучшим в Галактике шоколадом. Он привёз их жене и дочери, хотел порадовать их...

- Прошу вас. - Он протянул девочке два батончика.

- О, знаменитый «Суиссмилк»! - воскликнул Теодоро, широко улыбнувшись. - Ел такие только раз, когда мне было столько же, сколько сейчас дочке.

Федерико сел на некотором расстоянии от них. На всякий случай. Больше он не позволит поймать себя на доверчивости.

Дождавшись, когда Теодоро доест свою шоколадку, он снова спросил:

- И всё-таки, что произошло на Земле?

- Аннигиляция несовершенных личностей, вот что.

- Не понимаю...

- Ничего сложного. Джина, будь добра, подложи мне под голову ещё и этот мешок, так мне будет удобнее говорить. Спасибо. Итак, вы хотите знать, что такое аннигиляция несовершенной личности? Это значит полное уничтожение человека. Нет, физически он остаётся самим собой - уничтожается лишь его мозг, вернее, разрываются основные связи между нейронами и заменяются электронными контроллерами, микроскопическими платами. Они вживляются в ткань мозга, берут на себя функции распределения сигналов, улучшают умственные способности, творческие задатки и логическое мышление. Это в теории.

- А на практике?

- На практике человек становится роботом. В буквальном смысле. Машиной, понимаете? Без сильных эмоций, бурных страстей и неудержимых желаний. Человек, подвергшийся аннигиляции, продолжает делать то же, что и раньше: занимает ту же должность, решает те же задачи, обеспечивает семью, производит на свет детей, пишет картины, сочиняет музыку, занимается спортом, коллекционирует картины или марки и так далее... Но он становится идеальным. Понимаете, отныне он правильный, целеустремлённый, справедливый, честный, самоотверженный. Он не совершает преступлений. Вы заметили, как мало в городе полицейских?

- Полицейских? Как сказать, они, кажется, гнались за мной.

- Полиция гоняется за отщепенцами, такими, как мы, чтобы подвергнуть нас операции на мозге.

- И много таких?

- Думаю очень мало осталось. Вполне возможно, лишь мы трое на всей планете.

- И вы продолжаете цепляться за свою прошлую личность, хотя это вынуждает вас вести жизнь загнанных в подземелье крыс?

- Продолжаем. - Теодоро тяжело вздохнул и погладил дочку по голове. - Чёрт бы со мной, мне себя не жалко, но как подумаешь, что станет с Джиной, если её превратят в ходячий калькулятор... Нет, никогда! Лучше умереть, чем быть свидетелем духовной гибели своего ребёнка...

- А где её мать?

- Живёт себе припеваючи. Её успели превратить. Как-то вечером Терезина (так её зовут) вернулась домой и впервые не поцеловала дочку. «Что с тобой?» - спросил я. «Ничего, - отвечает она. - Наконец-то я стала настоящим человеком. Сверхчеловеком!» Она подняла вверх указательный палец и поглядела на нас с незнакомой, самодовольной, какой-то каменной улыбкой, так что Джина испугалась её и прижалась ко мне.

А потом Терезина потребовала, чтобы мы немедленно отправлялись в Центр, где из нас сделают людей с безграничными умственными способностями. И я понял, что всё кончено, что у меня умерла жена, а у бедняжки Джины - мать.

Тогда ещё не был принят закон о принудительной аннигиляции, и мы с дочкой просто переселились в пригород, чем, кстати, моя жена ничуть не была огорчена. Она тут же нашла себе другого мужа и, когда мы с нею случайно встретились на улице, заявила мне, что счастлива и мечтает о небывалых достижениях, которыми её гений непременно осчастливит человечество. Она стала заваливать меня целым ворохом научных сведений и логических выводов и не умолкла, пока я не удрал от неё, схватившись за голову. Согласитесь, не очень-то приятно беседовать с хвастливым, тщеславным роботом. Да, конечно, она стала умной, быстро продвинулась по службе и на своё теперешнее жалованье может позволить себе роскошную жизнь, но прежней Терезины больше нет. Как будто место моей жены заняла почти забытая подруга семьи... Размытая тень любви - вот что осталось от яркого образа самой ласковой в мире женщины...

Девочка снова захныкала, и отец нежно прижал её к груди.

- Не бойся, малышка, всё будет хорошо, всё изменится, и твоя мама станет прежней...

- Не станет! - с рёвом закричала Джина. - Всё кончено! У нас больше никого нет! А мама плохая! Она бросила нас... Работа для неё важнее тебя и меня... Не нужна мне такая плохая мама...

Федерико с трудом успокоил девочку шоколадкой. Съев её, она утихла и уснула, притулившись к отцу. А мужчины, побеседовав ещё несколько минут, сами незаметно уплыли в беспокойный, чуткий сон, какой бывает лишь у беглых узников.

***

- Вот ты где! А я тебя обыскалась.

Федерико открыл глаза. Из тревожного мрака медленно выплывало такое родное, любимое лицо. В ярко-красном манто, широком и длинном, шёлковыми струями стремящемся к обнажённым ногам, Элена была похожа на изображение святой мученицы в миг торжества - чудесной победы над смертью.

- Как ты меня нашла?

- Женщина всегда найдёт того, кто ей дороже всего на свете.

- Значит, ты по-прежнему любишь меня?

- А ты сомневался?

- Ведь ты собиралась всадить в меня шприц...

- Это было успокоительное. Я хотела, чтобы ты остыл и выслушал меня.

- О чём ты хотела сказать? О необходимости аннигиляции совести, об уничтожении любви на пути к сверхчеловеку?

- Ты превратно меня понимаешь. И не только меня, но и всё человечество. Но ничего, у нас с тобой впереди много времени, я надеюсь втолковать наконец тебе...

- Не нужно мне ничего втолковывать. Лучше докажи, что любишь меня.

- Я пришла сюда, в это жуткое подземелье, - разве это не доказательство моей любви? Я ведь давно могла найти себе другого, но ждала только тебя...

- А Рената, она ведь тоже не обрадовалась моему возвращению.

- Она просто немного тебя забыла. Отвыкла. Да и смутилась, когда ты появился. Ты же знаешь её, она очень застенчива и пуглива. Но когда ты так неожиданно убежал, она расстроилась. Мы обе сидели на кухне и плакали. И тогда она попросила меня найти тебя, хоть из-под земли достать. Вот почему я здесь, под землёй. Пойдём со мной, любимый - и я всё тебе объясню. И покажу вещи, которые прогонят прочь все твои сомнения.

Она села рядом с Федерико на корточки и дотронулась пальцами до его щеки. И от этого сладостного прикосновения его решительность размякла.

И всё же он продолжал сопротивляться:

- Что бы ты ни говорила, но я никогда не соглашусь на аннигиляцию своей души.

- Но я не требую от тебя никакой аннигиляции! - Элена сжала его руку своей мягкой, но властной ладонью. Как будто ребёнок решил показать взрослому, кто из них двоих настоящий хозяин на земле. - Достаточно того, чтобы ты только кивал головой, как та китайская фарфоровая кукла, - просто бездумно кивал, притворяясь своим, таким же, как и все. Научись поддакивать, а также много и красноречиво хвастайся - и тебе поверят. Так ты докажешь им, что тебя аннигилировали.

- И вы с Ренатой тоже притворяетесь?

- Конечно! Пойдём, милый, пора возвращаться домой.

Федерико неуверенно поднялся на ноги и взглянул на спящих поблизости Теодоро и Джину.

- А они как же?

- О них подумаем позже. Будучи изгоем, чем ты можешь помочь им? Сам стань на ноги - тогда и их сумеешь поставить на твёрдую почву.

И они пошли по туннелю. И выбрались наверх, в город, утонувший в утреннем солнце. Как легко было Федерико дышать, как сладко забилось его сердце! Он поцеловал жену, и она не сопротивлялась его ласкам, а просто улыбалась, глядя в его глаза.

- Зайдём в мастерскую, - сказала она, остановившись у серого здания с маленькими окошками, похожими на бойницы древней крепости. Он хорошо помнил, что На Виа Толедо, куда они вышли, этого здания не было, когда он улетал с Земли.

- Зачем нам в мастерскую?

- Надо кое-что забрать из починки.

Они вошли, поднялись на несколько ступеней и, пройдя по длинному, тёмному коридору, достигли массивных дверей. Элена нажала на ручку - и обе створки открылись с протяжным скрипом, похожим на скольжение стеклореза по стеклу.

- Входи, не бойся. - Она потянула его за руку.

За спиной закрылись двери, но не со стуком, а с лёгким хлопком - будто кто-то ударил в ладони. В просторной комнате - никого. Лишь недоверчивый, коварный сумрак колышется, вылезая из углов, ощетинившихся страхом.

- Где мы, Элена? - Федерико не по себе, ему хочется уйти, но жена держит его за руку, и он не может оставить её одну в этом мрачном помещении. Любовь никуда его не пускает.

- Не бойся, дорогой, мы у друзей.

- Таких же, как мы?

- Да, точно таких же.

Послышался тихий металлический скрежет, и из ниши в стене выступила человеческая фигура. Невысокого роста, худенькая. Федерико не может разглядеть, кто это, но почему-то уверен, что к ним приближается их дочь Рената.

О, да, это она! Её чистое личико со слегка лукавыми глазами! Она улыбается... Но что это с ней? Она не просто голая, а какая-то омерзительно ажурная! Словно миниатюрная Эйфелева башня с человеческой головой. Вместо тела у неё - продольные, поперечные и расходящиеся по диагонали железные полосы и уголки. Двигаясь, она скрипит, а каждый её шаг - точно удар стальной ложки по медной миске.

- Боже, - воскликнул испуганный Федерико, - во что они тебя превратили, девочка моя! Уж лучше бы ты умерла, чем стать такой!

- Но это же так красиво, папочка, - произносит Рената своим обычным голосом, чистым, как ручей, в котором искрятся маленькие рыбки. Этот голос успокаивает его.

- А теперь посмотри на маму, - говорит она. - Разве не прелесть?

Он поворачивает голову - и, о, ужас! - видит рядом с собою железный остов, по форме напоминающий женскую фигуру, такой же, как и эйфелево тело дочери, но ржавый, такой ржавый, что в нос бьёт тошнотворный запах гниющего железа, а во рту терпко и вязко, словно Федерико заставили выпить раствора железистой соли.

- Пожалуй, я пойду, - говорит он, но не может сделать ни шагу - кошмар накрепко привязал его к себе.

И вдруг Рената вонзает ему в плечо тонкий шприц.

Перед его глазами всё расплывается, покрывается туманом, похожим на серый налёт плесени - и Федерико открывает глаза.

Бледно-голубой свет туннеля. Рядом спят Теодоро и Джина, такие доверчивые и беззащитные. Федерико глядит на них, и их тихий храп и сопение прогоняют страх, оставшийся в его сердце от кошмара, как ржавчина остаётся на белой скатерти, где долго лежал железный нож. Но скатерть можно отстирать, негодный нож - бросить в озеро, но любовь не скатерть и не нож - это ржавчина, разъедающая... Что разъедающая? Не важно... Федерико снова забывается сном.

***

Проснувшись, он поднял левую руку и глянул на часы: уже без четверти два. Значит, наверху - день. Пасмурный, как прошлая ночь. А может, и солнечный. О, как же давно он не видел земного солнца и не доверял ему своего тела!

Ему вспомнилось детство, озеро, скалы, торчащие из воды, а на них - загорелые мальчишки, его приятели.

- Что, слабО прыгнуть?

- Не слабо, но ты ведь знаешь, я не умею плавать.

- Прыгай, трусишка, мы тебя поддержим на воде и поможем добраться до берега!

И Федерико бросился с трёхметровой высоты в холодную синеву. И она накрыла его с головой, как внезапная беда, и он ударился пятками о дно и стал отчаянно махать руками, чтобы поскорее покинуть жуткий мир пиявок и рыб. Он вынырнул, но никто ему не помог. Мальчишки смеются над ним, что-то кричат ему со скалы, а он барахтается в воде, которая норовит влезть ему в ноздри и в рот и, наполнив его собою, сделать своим вечным пленником, утопленником...

Но тут чьи-то сильные руки подхватили его, как маленькую куклу, и вынесли на берег. И страх исчез, а вместо него в глаза мальчика глядело сморщенное лицо Джорджо Винчетти, бывшего пилота и командира многих межзвёздных кораблей.

Старик положил Федерико на тёплый песок.

- Как ты, не сильно испугался? - Он стоял перед мальчиком и в мокрой одежде, прилипшей к телу, казался ещё более костлявым, чем обычно.

- Я думал, что утону, - ответил Федерико.

- Ты не умеешь плавать?

- Нет.

- И всё-таки прыгнул?

Мальчик молча глядит на него. Почему-то ему стыдно. Он садится.

- А вы маме моей не скажете?

- Не бойся, не скажу. Если, конечно, пообещаешь, что больше не станешь слушать глупых мальчишек и хвалиться тем, чего ты не умеешь. Смелость не в неразумных прыжках, а в умении выживать там, где гибнут дураки и притворщики. Ты меня понял?

- Да... А вы боялись в космосе?

- Ещё как! Но если бы я, подобно тебе, доказывал товарищам свою отвагу, прыгая с корабля в звёздную бездну, сейчас не кому было бы тебя спасать.

- Тогда, пожалуйста, научите меня быть смелым!

- Хорошо, если ты будешь слушаться меня, а не их. - И он кивком указал на прыгающих со скалы мальчиков.

Улыбнувшись воспоминаниям, Федерико приподнялся на локте и осмотрелся. Всё тело ныло, как будто вчера он весь день таскал тяжёлые камни. Рядом спали его новые друзья. Голубоватый свет придавал их лицам мертвенную бледность.

«А ведь они тоже давно уже не видели солнца, - подумал Федерико, любуясь ими. - Вынужденные выходить в город по ночам, как морлоки, они обрекли себя на скитания под куполом вечной ночи... И всё же они счастливы. У него есть любящая дочь, а у неё - отец, готовый жизнь за неё отдать. А у меня нет никого. Прилети я пораньше, возможно, сумел бы спасти хотя бы Ренату... Что теперь со мною будет?»

- Добрый день, - послышался детский голосок.

- Привет, Джина, - Федерико порылся в рюкзаке и протянул девочке шоколадку. - Подкрепись, а я пока займусь ногой твоего папы.

- Вы врач?

- Нет, дорогая, я командир корабля, который иногда может быть в тысячу раз полезнее врача.

Теодоро тоже проснулся. Тревожным взглядом он следил за Федерико, снявшим с его правой голени самодельную шину - пару деревянных реек.

- Так не больно?

- Нет.

- А здесь?

- Немного.

- Поздравляю, это не перелом, а сильный ушиб. Найдём вам палку, и вы будете ходить, как заправский денди. А ночью я отправлюсь на поиски еды.

- Значит, вы решили присоединиться к нам? - спросил Теодоро.

- Если чему-то научила меня моя неуклюжая жизнь, так это тому, что хорошие люди должны держаться вместе, а в часы опасности не отходить друг от друга ни на шаг.

Он достал из рюкзака три баночки сока экзотического фрукта, растущего лишь под красным солнцем планеты с ласковым именем Элиза.

- Выпьем пока за дружбу! Прошу вас, Теодоро, пока мы ждём ночи, расскажите мне что-нибудь о себе.

- Нечего особо рассказывать. Нелепая жизнь, неинтересная. В детстве я был тихоней, все меня обижали: и старшие братья, и школьные товарищи. Отец был мною недоволен.

- Научись наконец драться, трус несчастный! - негодовал он. - Тебя же затюкают до смерти, если будешь прижиматься к заборам.

А я нашёл себе друга, такого же незлобивого парня, как и я, и почти каждый день, после занятий в школе, мы с ним убегали в замок. Так у нас назывались развалины какой-то старой усадьбы. Там мы обнаружили довольно уютный погреб. Вход в него зарос ежевикой и шиповником, так что ни один самый храбрый мальчишка не отважился бы сунуться туда. А вот мы, трусишки, устроили там себе подземное жилище и, лёжа на куче сена под каменным сводом, мечтали удрать из дома, бросить ненавистную школу со всеми её драчливыми учениками и бессердечными учителями и поселиться в этом погребе. И стать лесными разбойниками, вроде Робин Гуда.

А потом я подрос, как-то незаметно вытянулся и раздвинулся в плечах, и прежние враги перестали меня обижать.

Я мечтал строить мосты через реки, через проливы, но голубой моей мечтой было соединить мостом берега Японии и Америки. Вот и стал инженером. И построил много мостов... Но, увы, до сих пор Япония и Америка разделены океаном. Не суждено мне осуществить мечту...

Когда Теодоро умолк, начал рассказывать о себе Федерико. Так они и проводили время: то один, то другой оживлял свои самые ценные воспоминания, вливая друг в друга часть своей души. И таким образом, сами того не замечая, они становились братьями.

Вдруг лампочки, освещавшие туннель, замигали и погасли.

- Что-то здесь не так, - проговорил встревоженный Теодоро.

- Ой, мне страшно! - запищала Джина.

- Не бойся, девочка, - успокаивал её Федерико, - с тобою два храбреца. Нам сам чёрт не страшен, ведь мы защищаем тебя, главное сокровище человечества. - Он достал из рюкзака фонарик, и опять стало светло.

- Как хорошо ты сказал о моей дочке. Теперь я окончательно убедился в том, что ты человек. Роботу такое поэтическое добродушие не по силам.

- А ты во мне сомневался?

- Посиди с моё под землёй - ещё не таким недоверчивым станешь.

- А ты, Джина, веришь, что я человек?

- Ты мне дал уже много шоколадок, - ответила девочка, подошла к нему и села у него между ног. - А вот мама... в тот день... не разрешила мне взять конфету, сказала, что сладкое портит характер и делает из детей неженок.

- Она заблуждается, моё солнышко, - сказал Федерико. - Характер портят горькие и гадкие вещи, а сладкое всего лишь приносит в нашу нелёгкую жизнь немного больше радости. Конфеты в жизни ребёнка - это как звёзды на небе - без них темно и скучно. Я прав, Джина?

- Да, Федерико. Потому что я думаю точно так же.

Из нагрудного кармана Джининой куртки торчала большая розовая гребёнка. Федерико вынул её и стал не спеша расчёсывать ей длинные волосы, как он делал когда-то, давным-давно, когда Рената была его маленькой дочуркой. Она подбегала к нему с гребнем и просила хорошенько её причесать.

Как же счастлив был он восемь лет назад!

Он тяжело вздохнул и крепко сжал губы, чтобы не позволить слезам, скопившимся в его груди, вырваться наружу. Ведь плачущий мужчина - это всегда такое безотрадное зрелище. Не стоит ребёнку видеть это.

***

Когда до полуночи оставалось не больше получаса, свет снова зажёгся. Федерико сказал:

- Ты мне так и не сказал, с чего началось всё это безумие.

- С того, что президентом Земли избрали дурака и маньяка по имени Эухенио Ленин. Да, да, ты не ослышался, именно так зовут этого несчастного. Он начитался Ницше, утонул в Махабхарате и окончательно свихнулся на россказнях о самураях, смешав всё это в своём больном сознании с историей римских цезарей. Довольно колоритная глупость. Его главным предвыборным лозунгом был столь же громкий, сколь и бессмысленный призыв: «Аннигилируем несовершенную личность!» Денег у него было более чем достаточно, чтобы начать исследования в области так называемой нейронозамещающей терапии. Удивительно быстро был создан монстр - Институт улучшения мозга с филиалами по всему свету, и уже год спустя - получены обнадёживающие результаты.

Первым подопытным кроликом института стал умственно отсталый брат этого самого Ленина. Через два дня после операции он мог уже решать сложнейшие математические задачи, а через месяц сумел доказать пару безнадёжных теорем. Этого новоиспечённого гения возили по всему миру, журналисты вешались на него гроздьями, как пчёлы на матку во время роения.

И понеслось! Начался настоящий бум аннигиляции. Фирмы стали брать на лучшие должности только исправленных специалистов. Для таких даже термин изобрели - аннигиляты. Повсюду открывались центры коррекции личности, и к ним не иссякали длинные очереди желающих стать настоящими сверхчеловеками.

Воодушевлённое открывшимися возможностями, экономическими, научными и прочими, правительство стало штамповать закон за законом: о невозможности приёма на чиновничьи должности несовершенных людей, о запрете вести практику врачам, не прошедшим аннигиляции, об обязанности родителей в первые семь лет жизни ребёнка корректировать его мозг... В итоге человечество совсем рехнулось, зато стало умнее, успешнее и увязло в трясине великих открытий и эпохальных изобретений. Космические корабли стали более быстроходными, медицина научилась лечить чуть ли не все известные болезни, появились строительные материалы небывалой прочности и долговечности. А с каким воодушевлением сообщалось, что побеждён главный враг педагогики - непослушание детей и нежелание их учиться! Да и тюрьмы опустели, ведь заключённых, прошедших коррекцию, тотчас же выпускали на волю, и, как ни странно, они ведут себя пристойно. Пришлось полицейских, юристов и тюремщиков переучивать на пилотов кораблей, врачей или строителей, но только тех, кто аннигилировался. Остальным грозила безработица и никаких видов на будущее.
И вот наконец, полгода назад, вышел последний закон, окончательно захлопнувший крышку на саркофаге свободного духа: аннигиляция объявлялась процедурой, обязательной для всех без исключения. И за теми немногими «неразумными», кто ещё уклонялся от счастья быть сверхчеловеком, началась охота. Появились целые детективные агентства по розыску «дикарей», как стали называть подобных нам; чуть ли не каждый второй житель планеты записался в легион охотников на нарушителей всеобщего блага. Каждый доброволец снабжён наручниками и шприцем со снотворным, чтобы легче было справиться с наиболее упорными «дикарями». Короче говоря, не завидую я тем людям, что ещё остались людьми и в своих устаревших кораблях, ничего не зная, подлетают к Земле.

- Да, невесёлая история, - сказал Федерико и глянул на свои часы. - Ну, что ж, пора в город. Ладно, Джина, Теодоро, не грустите без меня. Только сбегаю наверх - и сразу назад.

- А можно, я с тобой? - сказала девочка.

- Как папа скажет.

- Идите вдвоём, - согласился Теодоро.

Девочка шла впереди, показывая дорогу, а Федерико шагал за нею, превозмогая боль в мышцах ног и спины, и с грустью обдумывал положение, которое всё яснее казалось ему безрадостным и безвыходным. На всю жизнь поселиться в подземелье, рискуя быть обнаруженным и аннигилированным - такое будущее не для него, да и не для его новых друзей.

«Я должен спасти этих двоих, - вспыхнула в его сознании решительная мысль. - Я выведу их из города, мы отправимся куда-нибудь в горы. Там будет дремучий лес, озеро и шумящая река, ветер, сладкий на вкус и терпкий на ощупь, огоньки ягод будут манить нас, а крики перелётных гусей - прикасаться к нашим душам слезами первозданной поэзии... Я вернусь на родину и скажу Теодоро и его дочурке: вот, я дарю вам землю обетованную! Давайте же строить на ней храм свободы!»

И он сразу почувствовал себя лучше, и впервые после приземления радость вспыхнула в его сердце.

- Мы прорвёмся, Джина, - сказал он вслух. - Мы обязательно победим!

- Поклянись! - Остановившись, девочка обернулась и взяла его за руки.

- Клянусь! - И снова он сделал над собой усилие, чтобы не заплакать.

***

Федерико поднял люк и огляделся. Тишина. На небе - звёзды. Настоящие земные звёзды. Знакомые и близкие. Родные. Как же они красивы!

- Теперь я вижу, что вернулся... вот только куда? - сказал он, подняв девочку из люка. Она оказалась такой лёгкой, словно сама была слеплена из звёздной тишины.

- Нам в ту сторону, - сказала Джина, взяла Федерико за руку и потянула за собой.

Они прошли тёмным переулком и попали на слабо освещённую площадку, сплошь заставленную зелёными баками для мусора. Из-за одного из ближайших баков выглянула серая кошка.

- Это Мария, - сказала Джина. - У неё здесь котята. Они разноцветные. Папа говорит, что они не похожи на мать, потому что отцы у них разные. Если честно, я не уверена... Как такое возможно?

Джина деловито направилась к бакам, но вдруг где-то сзади и сверху послышался оглушительный гул. Они оглянулись и замерли: с неба спускалось громадное чудовище, вытянув вниз четыре длинные огненные лапы. Кошка шмыгнула в темноту.

- Что это? - крикнула Джина, прижавшись к ноге Федерико. - Я боюсь!

- Давай-ка последуем примеру Марии, - сказал Федерико, и они спрятались за баком. - Сиди тихо, не плачь и ничего не бойся. Поверь мне: в космосе в тысячу раз страшнее. А здесь мы дома. Что бы это ни было, оно не поймает нас.

Он выглянул из укрытия: чудовище опускалось на город. Гул перешёл в неприятный свист, огненные ноги коснулись земли - и опять стало тихо.

- Так это же космический корабль! - скаал Федерико, нагнувшись к девочке, сидящей на корточках.

- Он улетел? - спросила она.

- Наоборот, он приземлился.

- В астропорте?

- Нет, стоит над тем местом, где, насколько я помню, десять лет назад построили ткацкую фабрику.

- Он сел прямо на крышу?

- Он стоит на четырёх лапах. Как кошка. Или лошадь.

Джина встала и тоже выглянула из-за бака.

- Какой он огромный! - прошептала она. - Как думаешь, он больше римского Коллизея?

- Думаю, раз в двадцать больше. И похоже...

Остальное Федерико договорил молча, чтобы не пугать девочку: «Похоже, это не земной корабль». Он вдруг вспомнил вчерашние новости: что к Земле летит странная планета. Вот в чём дело! Понятно, почему она так необычно движется! Это не просто планета, а целый корабль, управляемый пилотами. Космические странники. А это их десант. И не один: вдалеке показались сверкающие пятна с огненными ногами. Три, пять, восемь... Они повсюду, и все они садятся на землю. Зачем? Что им нужно?

- Слышишь? - шепнула Джина.

Фредерико прислушался: чьи-то голоса и шаги. Приближаются.

- Кто это? - воскликнула девочка.

- Похоже, это люди.

- Какие люди?

- Ну, земляне.

- Аннигиляты?

- Думаю, они.

- Пришли посмотреть на корабль?

- Сейчас мы это выясним. Судя по всему, они идут по дороге. Если мы осторожно выглянем из-за того угла, мы их увидим.

- Я боюсь! - захныкала Джина. - Там может быть моя мама! Она поймает меня и испортит мне голову.

- Тогда будь здесь, я сам посмотрю и быстро вернусь.

- Нет, это ещё страшнее.

- Тогда пойдём вместе.

Они пересекли площадку и вошли в полную темноту между двумя строениями супермаркета. Федерико выглянул из-за угла.

То, что он увидел, удивило его, пожалуй, сильнее, чем всё, что произошло на Земле во время его отсутствия: по дороге двигался нескончаемый поток людей. Кто-то был в пижаме, кто-то - в домашнем халате и тапочках, многие вовсе были обнажены и не стеснялись этого. И, скорее всего, не чувствовали холода. Взрослые, дети - тысячи людей, идущих в одну сторону. И при этом все они что-то говорили, но, похоже, никто никого не слушал. Они смотрели вперёд и изрекали целые тирады уверенными голосами проповедников. А один мальчик лет восьми, шедший по тротуару, отдельно от других, громко декламировал:

- Земную жизнь пройдя до половины...

- Что с ними? - спросила Джина. - Куда они идут?

- Кажется, я начинаю понимать, - ответил Федерико.

- Что ты начинаешь понимать?

Федерико сел на асфальт.

- Садись сюда, мне на ноги, - сказал он. - Вот так.

- Я боюсь, - Джина уселась ему на колени. - Они похожи на зомби из того фильма...

- Они и есть зомби, моя милая. - Федерико прижал её к груди. - И они уходят.

- Куда?

- В корабль. Понимаешь, не люди придумали эту дурацкую аннигиляцию.

- А кто?

- Инопланетяне. Не знаю, каким образом внушили они Ленину эту мысль. Возможно, их шпионы давно уже готовят почву для оболванивания человечества... Вот и нашли психопата, готового жизнь отдать за безумную идею... Хотя, судя по тому, что у них всё получилось, не такая уж она и безумная: ведь они добились того, чтобы все жители земли вживили себе в мозг компьютеры. Таких людей нет необходимости завоёвывать. Просто послал радиосигнал, некий импульс, призыв, - и все как один сами придут к тебе. Очень умно.

- А зачем?

- Откуда я знаю? Наверное, инопланетянам нужны рабы, послушные, но умные существа, не роботы, а живые люди.

- Значит, они улетят в космос?

- Да, Джина, все улетят в космос, на ту планету, которую довольно остроумно назвали Агасфером. Станут прислуживать вечным странникам.

- А мы останемся здесь?

- Да. Здесь останутся те, кто не предал свой разум, родину. И Бога.

Джина уснула, чуть позже и Федерико задремал, убаюканный гомоном идущих в рабство.

Разбудил их сильный грохот. Федерико огляделся: светает. Он снял с колен проснувшуюся девочку, с трудом поднялся на затёкшие ноги, выглянул из-за угла: никого. Дорога усеяна бумажками, слетевшими с ног тапочками, детскими игрушками... А на западе, над ткацкой фабрикой, тяжело поднимается в небо чудовище на четырёх огненных лапах.

- Идём, Джина, к Теодоро, теперь нам не будет страшно. Найдём крепкую палку, поможем твоему папе подняться на свет божий и будем думать, что нам делать на пустой планете, на обманутой нашей земле. Надеюсь, даже после всего этого безумия она ещё не потеряла веры в человека.