- Уважаемые дамы! – я постучал карандашом по столу, призывая собравшихся к тишине.

Уже много лет я не сбивался, не пытался проговорить это стандартное, привычное обращение до конца, если присутствовал на совещании с начальниками отделов своей компании.

Сотрудницы замолчали, открыли папки, ежедневники, экраны ноутбуков и обернулись ко мне.

- Итак, приступим, - начал я ежеквартальное собрание, на котором мы подводили итоги отчетного периода, обсуждали планы, как краткосрочные, так и перспективные, - по традиции, Нина Петровна, вам слово.

Начальница отдела продаж вышла к большому экрану в торце конференц-зала, взяла указку.

Глядя на эту немолодую женщину, вспомнил, как однажды несколько лет назад во время такого совещания пришла в офис моя жена, что-то ей надо было, уж не помню, что, ждала в приемной, а потом, когда из зала мимо нее прошли мои разных возрастов начальники отделов, спросила:

- Ты тут себе, смотрю, гарем завел, Вадик, - рассмеялась, взяла под руку, мы пошли к лестнице.

- Скажешь тоже, - я с удивлением посмотрел на Наташу. – Всех их наняли по конкурсу. Просто они оказались лучше мужчин, которые претендовали на эти места.



До дома добрался только к девяти вечера.

- Что у тебя с телефоном!? – встретила меня в дверях квартиры Наташа.

- Ой, черт! Забыл после совещания звук включить. Извини, - вытащил из кармана смартфон – пять пропущенных вызовов.

Не обращая внимания на мою возню, жена обняла меня, прижалась к щеке, поцеловала в шею:

- Ну, Вадик, поздравляю, дедушка!

Я обхватил Наташу руками, стиснул в объятиях, оперся подбородком о ее плечо, с волнением спросил:

- Кто?

- Внук, конечно! Кто же еще?

- Все хорошо? – не отстранялся, шептал в пространство за ее спиной.

Как я надеялся в последние месяцы, когда уже все было известно, что УЗИ ошибается, что вдруг случится чудо и это будет девочка, внучка. Но мои мольбы ничего не изменили…



Случилось это лет пятнадцать назад.

Мы – несколько дружащих семей – собрались в этот жаркий августовский день на даче у Сашки и Нины Сергеевых.

Мужчины после парилки, сделав себе из простынь набедренные повязки, сидели на широком крыльце бани, потягивали пиво, женщины накрывали стол в тени раскидистых яблонь, дети – четверо пацанов - гоняли мяч на полянке среди сосен, суша таким образом свои плавки и загорелые тела после долгого купания в большом пожарном водоеме рядом с участком.

Все они были, практически, ровесниками – лет десять-двенадцать.

- Эй, Славка, - окликнул Сашка своего сына, - принеси дяде Вадиму свои фото, которые конкурс выиграли!

- Сейчас, пап, - мальчишка убежал в дом, а вскоре вернулся с пакетиком в руках.

Подбежал, встал на ступеньке над той, на которой сидел я, протянул через мое плечо маленький фотоальбом:

- Вот.

Я открыл.

Славка сел на верхнюю ступеньку, потянулся, чтобы пальцем указать мне что-то на снимке, привалился к моему плечу своим разгоряченным телом, что-то заговорил, объясняя, жарко дыша мне в шею.

Неожиданно я испытал необъяснимое волнение, руки вспотели, почувствовал начало эрекции, сердце ускорилось, нежность и острое желание ей поделиться, как предчувствие наслаждения, заполнили душу.

Но уже через мгновение меня охватил парализующий ужас, я сидел, боясь пошевелиться, боясь что-то сказать, понимая, что голос может задрожать.

Зажмурился, отказываясь думать…, верить в то, что происходило.

Через минуту, собрав всю волю в кулак, отложил альбом, отстранился от мальчишки, встал, скрючившись, сложив руки под животом, будто придерживая простыню, потопал внутрь бани.

- Вадик, что с тобой? – окликнул кто-то из мужчин.

Отмахнулся, торопясь закрыть за собой дверь.

Внутри отдышался, принял ледяной душ, полностью оделся и вышел:

- Что-то поплохело. Пойду, прогуляюсь.

Когда вернулся, все уже сидели за столом.

- Наконец-то, гулена вернулся, - Сашка протягивал мне наполненную рюмку.

Я отрицательно покачал головой, подошел к Наташе:

- Поехали, что-то мне совсем нехорошо.

В электричке я молча смотрел в окно, припав лбом к прохладному стеклу. Наташа несколько раз обнимала меня, пыталась повернуть к себе, заглянуть в глаза.

- Я же говорила, не надо с парилкой перебарщивать, - наконец поставила она диагноз.

Колька всю дорогу молчал, с испугом посматривая на меня, привык же, что я обычно их с мамой во всех поездках развлекал каким-нибудь рассказами.

Дома сразу ушел в спальню, сделал вид, что уснул, хотя сон упорно не шел, мысли метались, не формируясь, не позволяя сделать какие-либо выводы, либо просто психика, включив механизм самосохранения, не позволяла эти выводы сделать. Было ощущение, что жизнь закончилась, что все рухнуло в одночасье, что впереди ничего нет…

Утром под голос Наташи, которая что-то напевала в ванной, вышел на кухню, где Колька запивал чаем бутерброд.

Как обычно он вскочил, потянулся ко мне, чтобы поцеловать.

Я непроизвольно шарахнулся от него, даже плечом ударился о холодильник, но тут же, собравшись, протянул руку:

- Сынок, вырос ты уже, мужчиной стал. Давай по-мужски, а то как-то несолидно, - заставил себя улыбнуться, потряс руку сына.

Он удивленно посмотрел на меня, вернулся к чаю.

В следующую субботу мы, как было принято, собрались вечером перед видиком, чтобы посмотреть какой-нибудь приключенческий фильм или «семейную комедию».

Обычно мы с Наташей садились на диван, а Колька, поставив кассету в видеомагнитофон, несся на кухню за любимым печеньем, а потом втискивался между нами, втираясь, ерзая.

В этот раз я впервые сел в кресло около торшера:

- Что-то спина побаливает, - объяснил жене.

С тех пор я так никогда и не вернулся на диван при наших посиделках.

После этого лета, если друзья собирались куда-нибудь мужской компанией, у меня всегда совсем некстати образовывались неотложные дела, постепенно меня перестали приглашать, выпал из обоймы.

Уже под Новый год, забираясь как-то раз под одеяло, привычным движением обнял жену, притянул к себе.

- Вадик…

- Что?

- Что с тобой?

- Ты о чем? – попытался в темноте разглядеть ее лицо.

- Нет и дня, чтобы ты не начинал….

- Что не начинал?

- Сам знаешь. Что с тобой? Такое впечатление, что ты что-то хочешь себе или кому-то доказать?

- Не говори глупости!

- Точно. Ты, как заведенный на… на эти действия. Раньше редко, но совсем по-другому. Что ты доказываешь? Главное, кому?

- Ничего я не доказываю. Это же естественно…

- Да, но не каждый же день. Ты еще не в том возрасте, чтобы что-то доказывать. Все у тебя отлично. Ты… Ты мое чудо! Но я так не могу! Только не обижайся!

Несколько раз бывали случаи, я заставал сына-подростка в слезах или в состоянии близком к слезам. У меня сердце кровью обливалось, когда видел отчаяние ребенка, хотя и понимал, это, скорее всего, что-то несерьезное, вспоминалось свое детское настроение в ситуациях, которые казались безысходными, а теперь кажутся наивными, смешными.

Я пытался с ним говорить, вникать, он первое время порывался найти в моих словах утешение, что-то рассказывал, пытался припасть… Но…

Постепенно это прошло, потом я уже узнавал о его проблемах или важных событиях от Наташи.



- Да, все хорошо, - Наташа наконец выбралась из моих объятий, - ребенок здоровый, Люба себя хорошо чувствует, Колька на седьмом небе. Раздевайся, пойду ужин греть.

Она ушла на кухню.

Я подошел к зеркалу, внимательно вглядываясь в собственные глаза.

За что?

На вид же нормальный человек.

Значит все же внук…

А как хочется без страха прижаться…