За открытой дверью завывал холодный осенний ветер. Он горстями зашвыривал ледяные колючие капли дождя в протопленный русской печью старенький дом, но ни Зоя, ни Макар этого не замечали. Только маленькая Верочка испуганно пряталась за спиной матери, ёжась от холода и страха перед незнакомым дядей.
Несколько мгновений Зоя стояла, не дыша, а потом вдруг словно проснулась:
- Макарушка, родненький, живой! Услышал Господь мои молитвы, услышал! – бросилась она к мужу, но он резко выставил здоровую руку вперёд:
- Погодь, жена. Это что за отродье? – он скрипнул зубами, словно от невыносимой боли и качнул головой в сторону Верочки: - Нагуляла? Вот так ты меня ждала, родная?! Обрадовалась, что похоронку принесли и сразу в город уехала вольной жизнью наслаждаться? А я три года в рабстве у фрицев был, пока не сбежал, только мыслями о тебе и жил, смерть от себя гнал, мечтая с любимой женой увидеться. Потом на четыре года у своих же в заключении провёл, не поверили мне, что без сознания был, когда в плен попал и что смог сбежать оттуда. Даже на покалеченную руку и контузию не посмотрели. Из лагеря я не писал тебе, потому что не хотел, чтоб из-за меня у тебя неприятности были, а когда освободился, решил неожиданно приехать, обрадовать, да, вижу, ошибся, и без меня ты неплохо прожила, недолго горевала. Рассказали мне односельчане, всё успели рассказать, пока я из города, с вокзала добирался.
- Что ты, Макарушка! – побледнела Зоя, глядя в потемневшие от ненависти глаза мужа, такого родного и чужого одновременно. - Как ты можешь думать-то так? Да я, как похоронку получила, чуть ума от горя не лишилась, – Зоя глотала слёзы, но не смела его обнять, её трясло, от волнения и ужаса, смотрела она на осунувшееся, серое от тяжёлой жизни лицо Макара и вспоминала, как счастливы они были ещё несколько лет назад...

Поженились Макар и Зоя в 1939 году. Всё село гудело, смакуя новость, что простой деревенский парень взял невесту из города. Культурную, красивую, но больно уж худющую, не то, что местные колхозницы. Многие были уверены, что она не сдюжит, через пару месяцев обратно в город сбежит, а она не сбежала. Устроилась работать библиотекарем, одела вместо модных туфелек резиновые сапоги, чтобы по деревенским улицам до колхозной библиотеки добираться, и даже научилась корову доить, которую молодожёнам отдала старенькая мать Макара. Не знали односельчане, как много горя успела пережить за свои восемнадцать лет Зоя, как в двенадцать лет схоронила родителей, как через два года после этого брат с женой выгнали её из отчего дома и девочка, едва успев окончить семилетку, жила с тех пор одна, работая на химзаводе и снимая холодную малюсенькую комнатку у старой пьющей бабки. С Макаром Зоя познакомилась на заводе, и он стал для неё самым родным человеком, ему одному она смогла довериться, ради него она готова была на всё. С ним она бы поехала хоть в самое гиблое место.
Зоя и Макар друг в друге души не чаяли. Так светились их глаза любовью, что все местные кумушки завидовали. Одно омрачало счастье молодых, не могла Зоя ребёночка выносить. За два года четыре раза беременность обрывалась. Но Макар сам духом не падал и жену поддерживал, мол, какие наши годы, ещё успеем! Да, вот, не успели. Война началась. Макара призвали в ноябре сорок первого, а уже в марте Зое принесли похоронку.

Много дней девушка проплакала над мятым листком бумаги, так что напечатанные на машинке буквы и синяя печать совсем расплылись от её слёз, а потом пошла к председателю и выпросилась уехать обратно в город. Не могла она оставаться в доме, где всё напоминало о счастливой их с Макаром жизни. Пожалел Зою старый председатель, отпустил. Она отвела корову обратно к свекрови, заколотила двери, окна и ушла. А через год после Победы, весной сорок шестого, село опять загудело: вернулась девушка в свой заколоченный дом, да не одна, а с маленькой дочерью, незнамо от кого рожденной. Местные сплетницы мигом подсчитали, что Зоя и полугода траур не выносила. Осуждали её, конечно, односельчане, некоторые всё пытались выспросить, кто ж папаша? А Зоя обнимала крепко девочку и спокойно всем в ответ твердила одно:
- Мама у неё есть, я, этого достаточно.

Поначалу трудно было Зое с дочкой. Верочка росла очень худенькой, бледной, всё время сильно, надрывисто кашляла. В свои два года она почти не ходила, совсем ничего не говорила. Не могла Зоя её в детский сад отдать, чтобы на работу выйти, ни на минуту дочку одну не оставляла. Да и Верочка, стоило матери с глаз скрыться, тут же криком заходилась, начинала сильно кашлять, задыхаться и даже могла сознание потерять. Но жить на что-то надо было. Мать Федора померла еще в сорок четвёртом, да и не стала бы она помогать невестке, которая так быстро о её сыне позабыла. Пошла Зоя опять к председателю, подумал он и отправил её на ферму, скотницей, разрешил брать с собой дочку. Женщина сообразила сшить удобный мешок, в котором малышку за спиной несла, когда до фермы добиралась. Благо легкой девочка была, словно пушинка. Потом сажала её Зоя в коровнике в сено, давала платочек цветастый и сидела Верочка целый день на одном месте, кашляла, перебирала уголочки яркой тряпочки и с мамки глаз не сводила.

Пришло лето, Зоя брала у соседки бабы Груни парное козье молочко, им дочку поила, на огороде овощи-картошку вырастила, к осени яблоки поспели. Свежий воздух, любовь материнская, да травки целебные, что соседка собрала и велела заваривать для Верочки, дали свои плоды, окрепла малышка, щечки зарумянились, кашель стал затихать, а там и говорить девочка понемногу начала. На зиму Зоя дочку уж в детский сад определила, полегче стало, повеселее. Даже мужчины стали на молодую женщину засматриваться, но сама Зоя все попытки ухаживаний резко отвергала, всем отвечала, что второго, как Макар, не найдётся и кроме Верочки ей никто больше не нужен. А осенью сорок восьмого вернулся муж...

- Пойду баню затоплю, - сухо сказал Макар, так и не позволив жене себя обнять. - Принеси мне туда выпить и закусить чего-нибудь, - он бросил свой вещмешок на лавку и вышел из дома, громко хлопнув дверью.
Зоя засуетилась, побежала к соседке просить бутылочку самогонки, потом достала сало, лук, картошку из печи, а Верочка залезла на кровать под одеяло и из-под него огромными от страха глазами следила за мамой.
- Мамочка, не ходи к нему, он плохой, - сквозь слёзы повторяла малышка, но Зоя её не слышала.
Из баньки Зоя вернулась не скоро. Зайдя в дом, она быстро накинула на голову платок, но дочка успела заметить кровь и алые ссадины на разбитом мамином лице.

Макар стал бить жену каждый день. Пил и бил. Зоя терпела, ни кричала, не стонала, только повторяла:
- Прости меня, Макарушка, прости, да только нет моей вины перед тобой, люблю я тебя, всегда любила.
От этих её оправданий мужчина только ещё больше злился, кричал на неё и сильнее бил. Верочка всё это видела и очень его боялась. От стресса она перестала кушать, у неё опять начались приступы кашля, постоянно поднималась температура. Зоя металась между мужем и дочкой, старалась не оставлять их вместе, боялась, что Макар побьёт и девочку. Сколько бы это длилось, неизвестно, но однажды за ужином он вдруг сказал:
- Я вот что решил: убирай эту девчонку из дома. Куда хочешь девай, можешь в детдом отдать или цыганам, мне без разницы. Видеть её не могу, не доводи до греха, прибью ведь, - он со всей силы стукнул кулаком по столу и вышел из дома.
Зоя несколько мгновений растерянно смотрела ему вслед, потом медленно повернулась к дочери и вздрогнула: Верочка, вдавив свою головку в плечики, смотрела на маму огромными от страха глазками и тряслась, она опять задыхалась. Зоя бросилась к ней, схватила малышку на руки и крепко обняла:
- Не бойся, доченька, я не дам тебя в обиду, никому не дам, никогда, - зашептала она, прижимая девочку к себе. - Я тебя очень люблю, больше всех, больше жизни.

Через несколько дней взяла Зоя вещи, что смогла унести, и ушла с Верочкой из дома. Макар их удерживать не стал. Приехав в город, в котором она выросла, Зоя хотела пожить первое время у Риты, своей старой подруги, приютившей её во время Войны, но оказалось, что та вышла замуж и уехала, даже не оставив никому адреса. Хорошо, соседка Риты помнила Зою и пустила её с дочкой на первое время к себе. На заводе Зою тоже помнили и сразу приняли на работу, даже комнатку в общежитии дали и для Верочки место в детском саду. Так потекла их жизнь по-новому. Всяко было, тяжело, голодно, но Зоя и её дочка терпеливо всё переносили, никому на трудности не жаловались. Верочка росла хорошей дочерью, во всём помогала матери, училась на «отлично», ласковая была, послушная. Зоя душой отдыхала, глядя на дочку, и нисколько не жалела, что ради неё уехала от мужа. Выходить замуж снова она даже и не думала, панически боялась, что кто-то, так же, как Макар, может обидеть её Верочку, поэтому сразу пресекала все ухаживания мужчин. Зоя была счастлива рядом со своей дочерью и никого больше ей не нужно было.

Однажды, когда Верочка училась в третьем классе, она вечером, встретив мать с работы, взволнованно рассказала:
- Мамочка, представляешь, а Люська Смирякина, оказывается, приёмная! У неё настоящая мама нашлась, она её во время Войны в приют сдавала, сказала, что кормить её нечем было, а теперь вот разыскала. Люся мне по секрету сказала, что хочет уехать с этой новой мамой, потому что эти родители её младшего брата больше, чем её любят. А он ей и не брат вовсе, получается, - Верочка задумалась на минуту, а потом посмотрела Зое прямо в глаза и серьёзно добавила: - Хорошо, что я не приёмная, а то ты бы меня так сильно не любила.
- Что ты, доченька, - Зоя обняла девочку и погладила по растрёпанным косичкам, - детей любят не только за то, что они по крови родные, их просто любят. Почему же мама Люсю только сейчас искать начала, где она была столько лет? Приёмные родители её воспитывали, любили, как родную, представляешь, как им больно будет? Боюсь, что подруга твоя может когда-нибудь пожалеть о своём решении.
Верочка подняла голову, задумчиво посмотрела на маму и ничего не ответила.

А через месяц в выходной день кто-то громко постучал в дверь их комнаты. Зоя открыла и замерла, на пороге стоял Макар. Он очень изменился, постарел, хоть и прошло всего четыре года, стал совсем чужим. Вот только смотрел он на жену уже по-другому, не с той злобой, что рвалась из него, когда Зоя с Верочкой уезжали в город.
- Я это, поговорить приехал, - начал Макар, так и стоя на пороге, лицо его нервно дёргалось, казалось, что каждое слово даётся ему с неимоверным трудом: - Вот, - наконец выдохнул он и протянул Зое помятый конверт.
Женщина осторожно взяла его и улыбнулась, увидев, что письмо было от её подруги Риты. Но тут же опять нахмурилась, потому что письмо было распечатано. Зоя достала из конверта тетрадный листок и быстро пробежалась по ровным строчкам глазами. Потом она резко оглянулась на стоявшую сзади, напуганную Верочку, накинула на неё тёплый платок и выставила в коридор:
- Доченька, пойди к подружке на часик, мне с дядей Макаром поговорить нужно.
Проследив, что дочь, действительно, зашла в комнату, где жила с родителями её одноклассница, Зоя плотно прикрыла дверь и ещё раз перечитала первые строки письма: «Здравствуй, Зоя! Вот решила написать тебе. Я живу хорошо, вышла замуж. За друга моего погибшего мужа, очень ответственного человека. И у нас родился сын, Коля. А как твоя приёмная доченька, которую ты подобрала замёрзшей на пустыре, жива ли она? ...»
Зоя оторвалась от письма, посмотрела на Макара и грустно усмехнулась:
- Теперь ты всё знаешь. А приехал зачем?
- Ну я подумал и решил, что могу простить тебя, раз ты мне не изменяла. Но ты сама виновата, почему не рассказала, как дело было? - ответил мужчина, отведя взгляд в сторону. - В общем, ты можешь вернуться ко мне. Бить больше не буду, но и любить, как прежде не обещаю. Нормальная жена родного мужа на чужую девчонку не променяет. Так что собирайся, пока я не передумал.
- Ты зовёшь меня обратно? Одну? – тихо спросила Зоя. - А Верочку, значит, в детдом? Нет, Макар, - тут голос женщины окреп и стал жестким: - Я знаю, что это такое – остаться без родителей, знаю, как это больно, когда тебя гонят из родного дома, и я никогда так не поступлю с Верочкой, я всё сделаю, чтобы она была счастлива. Может, я и не нормальная жена, но дочку я не брошу. Она-то меня любит по-настоящему, без всяких условий, просто потому, что я – её мама. Я понимаю, что ты много ужасов, унижений от фашистов пережил в плену, потом недоверие своих, заключение, потому и не смог меня выслушать. А потом уже и я решила ничего тебе не рассказывать, чтобы Верочка не узнала, что я её еле живую подобрала в куче мусора, куда её родная мать, как ненужную, испорченную вещь выкинула, видимо, думая, что она всё равно помрет. Я терпела твою жестокость, потому что жалела и любила тебя. Но больше я к тебе не вернусь. Потому что ты не сможешь стать хорошим отцом для Верочки, не сможешь полюбить её всем сердцем, а по-другому я не согласна. Моя дочь должна быть счастлива, я сама себе в этом поклялась, когда бежала с ней на руках до больницы, со слезами умоляя Господа, чтобы не забирал её жизнь, – Зоя тяжело вздохнула, а потом твёрдо посмотрела прямо в глаза бывшего мужа: - Уходи, Макар. Женись на ком-нибудь, свободных баб много в селе, любая за тебя пойдёт. Родите детей, а там и обо мне забудешь.
Мужчина ничего не ответил ей, махнул только рукой, резко развернулся и быстро зашагал по коридору общежития. Зоя подошла к окну, она смотрела, как уходит навсегда из её жизни когда-то любимый ею мужчина и нисколько об этом не жалела. Она желала ему счастья, она и сама была счастлива, потому что рядом с ней был самый родной ей человечек, Верочка, которая никогда не узнает о том, что её мама ради неё, чужого больного ребёнка, отказалась от уважения людей, терпела презрение и побои мужа, вернувшегося с той страшной Войны, решилась уехать в неизвестность, которая всю себя отдала ей, самой родной и любимой дочери.
Зоя увидела, как Макар обернулся, помахала ему и вдруг мягко улыбнулась, почувствовав, как сзади её обняли теплые ручки Верочки, вернувшейся от подружки...