- Марина, ты когда-нибудь видела гнездо колибри? Пойди, посмотри, только на патио не выходи, чтоб не спугнуть! Там уже и яички есть! - глаза папы сияют, будто их изнутри подсвечивает незримая лампочка, на лице расплывается радостная улыбка, а спина молодечески выпрямляется и отрывается от спинки кресла.

- Не спугнёт! Я уже выходила и смотрела! - мама выходит из кухни и тоже весело и задорно улыбается мне, - Только пальцем гнездо не трогай! Если птица почует запах от твоих рук, она уже к своему гнезду не вернётся!

Я выхожу на патио и едва ли не с первого шага вижу маленькое аккуратное гнёздышко: оно прикреплено к какой-то гибкой лозе одного из маминых то ли кустов, то ли деревьев. Изнутри гнездышко выстлано мягким белым пухом, в котором лежат крохотные драгоценные яйца, будто ёлочные игрушки в вате. Пух, действительно, так и хочется потрогать пальцем, чтоб узнать насколько он мягок и удобен, но мама внимательно следит за мной сквозь стеклянную дверь патио, и я "не солоно хлебавши", возвращаюсь в дом.

- Скоро уже птенцы появятся, - сияя во всё лицо, сообщает мне папа, а мама сердито ему возражает:
- Ничего они не появятся: если кто и появится, - то белка, и она наверняка разорит гнездо!

Серая толстая белка - враг мамы номер один. Она быстро сообразила, что мягкую взрыхлённую маминой лопаткой почву раскапывать куда легче, чем каменисто-сухую, вдобавок плотно прошитую жёстким дёрном землю в газонах на обочине улицы и периодически появляется на патио, подрывая, а по мнению мамы и пожирая корни растений. Завидев её, возмущённая мама с воплями бросается на патио спасать любимые розы, и наглая белка, насмешливо поцокав языком, взмывает на самый верх забора и медленно удаляется - точь в точь оскорблённая герцогиня.

Папу эта вражда неизменно забавляет: он обожает необидно подшучивать над женой: то глаза закатит и мечтательно протянет: "Бе-е-елочка... За что ты её так?", то знаменитое пушкинское процитирует "Белка песенки поет да орешки все грызет", и мама, сердито ворча о выживших из ума стариках, влюблённых в хвостатых прыгающих крыс, ретируется на кухню.

Колибри уже пару раз пытались пристроить свои гнёзда в переплетении ветвей маминых зелёных питомцев. Но они всегда выбирали какое-нибудь укромное местечко, поближе к забору и подальше от дверей патио, и для белки крохотные их яички служили замечательным десертом к её трапезам. Подобные злодеяния лишь укрепляли нелюбовь мамы к нахальному грызуну, но не сторожить же ей гнёзда наивных пичуг денно и нощно, с палкой в руке!

А эта парочка колибри была то ли безрассудно смелой, то ли просто неопытной, и соорудила домик для будущих малышей прямо на виду, на тоненькой веточке, по которой никакая белка не решится лазать: слишком уж она ненадёжна для её грузной тушки. Правда, поблизости от гнезда то и дело появляются страшные двуногие существа - люди, и кто знает, что у них на уме...

Старость - не радость, даже когда жизнь сложилась благополучно, вокруг уют и нет плохих новостей от близких.

Горизонты сужаются до предела квартиры, в позвоночник захватывает тупая ноющая боль; наиболее важным событием жизни становится очередной поход к врачу, который, обещая эту боль исцелить, предлагает новые её разновидности, связанные с болезненными операциями. Ну да - клин - клином...

В какой-то не самый прекрасный момент я поняла, что порадовать родителей чем-то не гастрономическим у меня не выходит:

- Билет в театр? Ты что! Там целых два часа нужно высидеть в неудобном жёстком кресле, без возможности перебраться в кровать и отдохнуть...
- Ожерелье? Большое спасибо, очень красивое, но куда его одевать? Я же не выхожу никуда: не на кухне же в нём прохаживаться!
- Книга о Ренуаре? Спасибо, но зачем так тратиться? В интернете за минуту найдёшь любую иллюстрацию любой картины, плюс биографию самого захудалого художника, а деньги тебе пригодились бы на что-то путное...

На лице папы как-будто застылa горькая гримаса обиженного судьбой ребёнка, а глаза мамы перестают сиять сразу же, после нечастых, увы, разговоров со внучкой. В общем, развеять уныние - далеко не просто.
А тут - атмосфера в родительском доме совершенно изменилась: папа то и дело насвистывает арии каких-то опер, мама удвоила свои усилия по приведению патио в порядок, и при каждом моём появлении они в два голоса взахлёб рассказывают мне об изменениях в молодом пернатом семействе:

- В гнезде уже птенчики, хочешь посмотреть? Только не подходи близко, не спугни!
- Пусть подходит, она же - близорукая! Я вчера подошла совсем близко, и - ничего! Мамаша разве что зависла в воздухе рядышком, а папаша туда-сюда вокруг носится...
- Ну да, ничего! У мамаши этой чуть инфаркта не было, - экое чудовище над младенцами застыло!
- Скажешь тоже! Главное, малышей руками не трогать, у колибри знаешь какой нюх! Они нектар по запаху ищут, как пчёлы или бабочки!

Не дослушав, я обычно выходила на патио полюбоваться на торчащие из пуха гнезда клювики. Если честно, то родителей малышей мне так и не довелось увидеть: как-то так совпадало, что в момент моего появления их ни в гнезде, ни рядышком никогда не было, но довольно отчётливо себе их представляла - колибри - одно их первых чудес Новой земли, с которыми мне довелось познакомиться. Лёгкие цветастые пичуги, зависающие в невесомости над цветами в прозрачном мерцающем мареве крылышек для меня - символ Южной Калифорнии, вечного, никогда не проходящего лета, смахивающего внешне на Эдем.

Малыши росли буквально на глазax, но торжественного вылета их из гнезда мне так не довелось увидеть: я слегка приболела, а когда добралась до родителей, гнездо можно было пробовать пальцем сколько угодно, - его жильцы давно порхали в бескрайнем небе, зависая на цветами. Мои родители в полной мере испытали на себе все симптомы синдрома опустевшего гнезда, с которым я столкнулась чуть раньше, когда моя дочь перебралась в студенческое общежитие.

Я думала, что история на этом окончится, но неожиданно в нескольких шагах от брошенного появилось новое гнездо, на сей раз в небольшой древесной развилке. Кем были счастливые пернатые родители, я не знаю: может подросшие птенцы вернулись в знакомые им с младенчества места, а может их родители сочли первый свой эксперимент удачным и решили его повторить. Это не существенно. Главное, что все восторги, охи и ахи повторились было по второму кругу,- мне оставалось лишь радоваться, глядя на помолодевшие весёлые лица моих собственных стариков. Я даже засняла торчащие из нового гнезда клювики...

К сожалению, нашу радость вскоре омрачила трагедия: один из малюток выпал из гнезда и разбился о бетонный пол патио. Мама горестно рассказывала душераздирающую историю, о том, как бедняга какое-то время висел вниз головой, вцепившись лапками в веточку, на которой примостилось всё гнёздышко. Но мама побоялась подхватить малыша и усадить обратно к братцу: запах человеческих рук мог отпугнуть родителей от обоих птенчиков и обречь их на голодную смерть.

Второй птенец последовал примеру братишки через несколько дней. Но крылышки его к тому времени чуть больше окрепли, и он плавно спланировал из гнезда на пол патио.

- Мариш, ты куда смотришь? - заговорчески прошептала мне мама, незаметно кивая на брошенный у стены патио инвентарь, - Вон - он! На венике!
На венике, вцепившись в гибкие прутики острыми ноготками, действительно сидел крошечный птенец-подлёток, и, слегка наклонив головку, следил за мной бусинками глаз. Стоило мне сделать пару шагов по направлению к нему, как малыш шуганул в кусты роз и затерялся в корнях маминых саженцев.

Для мамы наступила неделя бесконечного добродушного ворчания. Иначе, чем дурак, разбойник или нахал она птенца уже не называла. Малыш действительно доставлял множество затруднений. Мама сперва очень боялась наступить сослепу на него и раздавить беззащитную кроху, потом она опасалась сбить крылатого квартиранта мощной струёй воды из шланга во время полива растений. Поэтому полив роз превращался в целую процедуру: сперва мама поливала цветы на одной половине патио, а потом пыталась загнать на политую часть пернатого неслуха, которому, естественно, совсем не хотелось покидать сухое убежище и перебираться под мокрую, капающую на него листву. Но самым нелёгким было обнаружить малыша перед поливом. Мне это казалось вообще немыслимым делом, но мама, поднаторев за долгие годы искать мои ключи, ручки, кольца и прочую бижутерию, которые я вечно теряла в её квартире, каким-то чудом всегда определяла, где затаился птенчик. Родители-колибри тоже каким-то шестым чувством чуяли его местоположение: они по-прежнему прилетали кормить подросшего сына.

Всё рано или поздно кончается. Однажды мама встретила меня горестным рассказом о том, что её врагиня - толстая белка, похоже, сожрала нашего птенчика. Его, мол, нигде не видно, а белку она только что спугнула с забора струёй воды. Папа тут же вступился за удравшую хулиганку - мол ни перьев, ни косточек нигде нет, да и пернатые родители в тот день на патио нe залетали. Я думаю, папа был прав: накануне малыш довольно шустро перепархивал с ветки на ветку и было видно, что ему не терпится поскорее улететь в небо.

С тех пор колибри на патио родителей не гнездились. Жизнь моих стариков вошла в обычную колею: визиты к врачам, папино бдение у компьютера, мамина возня с розами. Разве что иногда, напоровшись взглядом на крохотные комки оставшихся гнёзд, то мама, то папа вздыхают, вспоминая недолгий праздник, устроенный для них маленькими экзотичными пичугами.