Мой город. Площадь Советская. На дальней её стороне слева от Собора во время Великой Отечественной Войны почти полтора года размещался немецкий штаб.
Наш город называется Вязьма потому, что веками связывает много дорог и путей. Большой железнодорожный узел с депо и вокзалом находится в трёх километрах от центра. Это расстояние на машине можно преодолеть за пятнадцать минут, мой папа в 1941-1943 годах проходил его почти каждый день пешком.

Папа рассказывает

Жорик устал санки толкать, поскуливает тихонечко, уже почти лёг грудью, только валенками по раскатанной танками колее перебирает. Надо его сверху на чемодан посадить, но это, наверное, не понравится фрицу. Вон он, немчура проклятый, вышагивает впереди длинный худой в черном кожаном пальто, как мокрый ворон весной, уши перчатками потирает. Не по погоде фуражка чёрным клювом в небо топорщится.
Мороз жмёт, снег скрипит, верёвка на санках обледенела, а мне жарко. Чемодан у офицера большой тяжелый с железными латками по углам. Надолго собрался к нам. Шиш! Вот папка с советской армией придёт, ощиплет, как мамка куру. Эх, зря вспомнил. Кислая капуста заурчала в животе. Жорику сегодня пять лет исполнилось, мы ему не сказали, всё равно дарить нечего, кроме капусты.
От станции до немецкого штаба далеко, дорога разрыта воронками, особенно возле того, что раньше было вокзалом. Домов вообще не осталось, одни развалины.
Сани тяжело идут, зато сейчас заработаю, и мама купит нам еду. А то старшая Верка в свои десять лет за оглоблю уже спрятаться может, и та, что в пеленках всё время орёт. У мамки молока не хватает. И то сказать, столько пережить! Мужа на войну проводила, дом бросила, эвакуировалась с нами. Даже я испугался, когда поезд разбомбили. Потом пешком два дня назад в Вязьму, а тут уже немцы и дома нет. Хорошо, что мы с Веркой и Жориком землянку нашли, а потом у немцев бочку капусты украли. Хорошо, что Жорик мамке не проговорился, как в нас из автомата стреляли. Хорошо, что я придумал, как деньги зарабатывать…
– Давай, братишка, залезай в санки, под горку съедешь, – фриц повернулся, дёрнул своей чёрной кляксой под носом, но ничего не сказал, в сугроб отступил, нас вперёд пропуская. Малой живо забрался на чемодан, а я побежал, еле успевая уворачиваться от разогнавшихся саней. Немец что-то лаял по-своему вслед, потом тоже побежал. Испугался, что чемодан своруем. Только б стрелять не начал.
Вот и площадь. Затормозили перед крыльцом немецкого штаба. Я ушанку стянул, пот вытер, жду. Запыхавшийся фриц уже без всякой важности снял с санок свой чемодан с заклепками и полез в карман. Я до войны первый класс закончил, деньги считать умею. Жду.
Нет! Это не справедливо! Офицер протягивает мне конфетку. Она лежит такая красная, круглая на чёрной перчатке. Я смотрю на неё, потом на немца и мне очень хочется его убить или заплакать.
Жорик подбегает, подпрыгивает и хватает конфету. Его глазенки сияют от счастья. Вот ему и подарок на день рождения.