Пирожки жалко

«Сухая» гроза – это когда над головой размазано тяжёлое туманное марево, а с неба ничего не падает. Ни прохладных струй, ни прозрачных ажурных кристалликов, ни капелек. Ни-че-го. Только гром, тр-р-р-реск длинным раскатом от горизонта до горизонта.

Так и сейчас. Только жуткий, разрывающий воздух гр-р-р-рохот! Как тот последний стук закрывающейся за ним двери. Почему я не побежала, не повисла на шее, не остановила?! Почему не поверила, что он уходит насовсем? Оказывается, бывает такое: раз! И насовсем.

Страшно. Кажется, что мир где-то там сверху разрывается на части и сейчас свалится весь сюда, вниз. Да, он хочет! Но не может, поэтому бесится, болит и гр-р-р-рохочет.

Серёжа хотел быть со мной, любил, ждал, а я не обращала на него внимания. Привыкла, что он просто есть. А тут раз, и нет его. Я же была уверена, что он не может просто уйти. Как не может исчезнуть мой палец, или солнце. Просто потому, что считала его частью своей жизни.

Гр-р-рохот! Ой, мамочка! Дорожка петляет по лесу. Кузнечики притихли, глухая тишина, даже комары куда-то попрятались. Этот мир внизу так испугался, что затих, замер в ступоре, притворился уже мёртвым, чтобы сверху его не убили ещё раз.

Стоп-кадр! Сосны забальзамированы, ветра нет, птицы… какие птицы?! Их тоже нет. А они были? Вот беда, всегда замечаешь, что чего-то нет, только после того, когда оно исчезает.

Серёжа был-был, как воздух, которым дышишь и не думаешь, что он есть. А потом раз!.. а дышать-то нечем. Нет его. Он ушёл. Насовсем.

Мир завис, затаился, ждёт…. Тени всё гуще, воздух загустел, осока прижалась к земле, притворилась ковриком, даже не цепляется за кроссовки. Движения ноль, только я бегу по серой затоптанной земле, как сталкер в стругатской нереальности. Мне надо успеть, пока пирожки не остыли.

Гр-р-р-ром!! А-а-а! Вот зачем я попёрлась среди недели в деревню?! Рюкзачок греет спину ещё неостывшей выпечкой. Знакомая тропинка петляет между смолистыми стволами. Ни любопытных белок, ни суетливых трясогузок на узенькой дорожке. Всё затаилось, спряталось, как я после его ухода, зарылась в одеяло и ждала. Ждала, что вот сейчас дверь снова хлопнет о косяк, он подойдёт, присядет на корточки перед моим заплаканным носом и скажет:

– Ну и где наш ужин, солнышко?

Гр-р-р-ром! Ой, мамочка! Ужас какой! Всего-то два километра…. А там бабушка, печка, кот Барсик. И мне надо, очень надо погладить этого толстого блохастого добряка.

И выплакаться на плече у бабули, пахнущем не знаю чем, но чем-то очень нужным мне сейчас. Я не буду ей рассказывать про свою беду, а она не будет спрашивать, анализировать и искать виноватых, как мама.

Бабушка будет просто гладить по голове, по плечам и вздыхать, как раньше, когда я была маленькой. Тогда ещё она мне рассказывала сказки и пела песенки…. Ах, какие сказки! В них всегда принцессу спасал принц, который, оказывается, был очень похож на Серёжу. Как я этого раньше не поняла?!

Гр-р-ром! Ай! Ветер хлобыстнул по верхам крон, и тут же ринулся ниже, зло растеребив, пригнув малинник. Посыпалась хвоя, шишки. Ветер закружил вихрь на пыльной дорожке. Мстит за минуты бездействия. Подожди, стихия!!! Вон уже домики на холме. Всего-то через ручей по мостику и в калитку.

Не успела. Небо прорвалось! Сухая гроза превратилась в мокрую. Да как полилось! Ни капельками, ни струйками… водопадом Ниагара! Я не вижу мостика, тропинки, домиков, даже своих рук. Я вообще ничего не вижу. Плыву слепая на ощупь в небесном душе и плачу:

пирожки жалко…

и бабушку…

и себя….