(написано к конкурсу на сайте "Бумажный слон" по теме "Недостаёт одной страницы")

Сергей приходил в библиотеку рано – посидеть в тишине. Дома все суетились, шумели, куда-то опаздывали. Это нервировало.

Дочь-старшеклассница Ася каждое утро не могла найти свои колготки, тетради и заколку, кудлатая дворняга Тиша перед дверью завывала на все лады в тщетном ожидании прогулки. Жена Сергея, Лена, с восьми утра истошно кричала в трубку:

– Да, да, к вам уже выехали, ждите! Нет! Ещё раз повторяю – ждите!!!

Долгие годы работы диспетчером на дому привнесли в её некогда нежный голос лёгкую хрипотцу. Но Сергей любил её и такую – расплывшуюся, обиженную на мир, вечно занятую подсчётом семейных копеек.

– Толстей, милая, это тебе идёт, – говорил он, если на рассвете заставал жену в слезах перед зеркалом, – не плачь, я сейчас сочиню в честь тебя песню!

Он вставал рядом – длинный полупрозрачный призрак в серой пижаме – и пристально вглядывался поверх макушки Лены в своё заострившееся, мертвенно-бледное лицо. Целовал жену в затылок, снимал со стены семиструнную гитару и начинал петь надтреснутым голосом:

– Я с любимой, как с чужими, на "вы"
Потерял страничку – и не найти...

Лена улыбалась, вытирала слёзы. Бежала варить кашу и будить дочь.
Сергей старался не участвовать в утреннем семейном бедламе. Ему, давнему пациенту районного психиатра, было позволено всё: сидеть по ночам на кухне с дымящейся сигаретой, уходить из дома, когда вздумается: дальше районного читального зала он никогда не забредал.
В библиотеке его встречала седая строгая Нонна Степановна:
– Сергей, я дам вам книгу, но держите себя в руках, – просила она.
– Я сегодня исключительно спокоен, прелестная дама, — отвечал Сергей, учащенно и тяжело дыша после прогулки, – а вы знаете, что жёлтый – это цвет супружеской измены?! Не давайте мне жёлтых книг, и Леночка меня никогда не разлюбит!
– Знаю, знаю, Сергей. Вот вам книжка в коричневой обложке, – библиотекарша ласково понижала голос и совала ему в руки старую растрёпанную книгу – рассказы Шукшина или Паустовского.
Получив книгу, Сергей устраивался с ней в самом дальнем уголке читального зала. Сидел тихо, временами что-то едва слышно бормотал, но никогда не читал: слушал шёпот внутренних голосов. Часа через два-три он, оглянувшись, осторожно выдёргивал из книги страничку и поспешно прятал её в карман. Нонна Степановна, чуявшая нарушения в читальном зале затылком, старательно отворачивалась: она знала историю Сергея и жалела Лену.

...Когда-то давно – ещё до знакомства с Леной – Сергей ходил на занятия в кружок при доме писателей. Иногда его бешено хвалили, иногда — отчаянно ругали. Сергей был молод и вспыльчив — любую, даже самую деликатную критику воспринимал болезненно: кричал и спорил из-за каждой запятой.

Накануне выхода в свет сборника молодых поэтов Ленинграда новоиспечённый автор не спал. Едва дождавшись рассвета, поехал в дом писателей на трамвае.

Стопка новых коричневых книжек — авторские экземпляры — была оставлена в читальном зале. Сергей жадно выхватил сборник из рук библиотекаря и с трепетом начал листать. В оглавлении стояла фамилия Сергея, но страницы номер тридцать четыре – страницы с его стихами – в книге, увы, не существовало. Проверив сборник несколько раз, молодой поэт тоскливо, по-волчьи завыл. Прямо из библиотеки его увезли в психиатрическую больницу.

... Никто толком не знал, сколько лет прошло с тех пор – да и было ли всё это в реальности: иногда Сергею вспоминалось то, что случилось с кем-то другим...

Изредка подруги спрашивали Лену, почему она вышла замуж за сумасшедшего — неужели не заметила, не поняла?
Та спокойно, с достоинством отвечала:

– Потому, что у нас сумасшедшая любовь. Мне больше никто не нужен. Не завидуйте.

Подруги переглядывались и отставали.
В спокойные периоды Сергей создавал шедевры. Рассказы его — благодаря стараниям жены, бравшей на себя все организационные обязанности – читали в радиопередачах, иногда даже чуть-чуть платили; поэзию Лена неустанно рассылала по литературным изданиям. Толстые журналы со стихами она хранила под замком: иногда, когда на Сергея внезапно нападала лютая тоска, он норовил разодрать свои творения в клочья.

В периоды помрачнения Сергей каждое утро приходил в районную библиотеку, брал предложенную – непременно коричневую – книжку и украдкой выдирал страницу. С триумфом тащил домой, говорил Лене с нежной улыбкой:

– Посмотри, милая, меня всё же напечатали!

– Вижу, родной, — отвечала женщина, – это очень здорово! Поздравляю тебя!

Она разглаживала скомканную страничку и аккуратно убирала её в старую картонную папку с завязками, на которой детским почерком Аси было с любовью выведено: "Папина папка".

Думала: надо обязательно отнести Нонне Степановне следующий растрёпанный том, заботливо подобранный по цвету обложки в магазине "Букинист", – впрочем, она с горечью осознавала, что новая книга уже не понадобится: Сергей умирал.

– Ты ведь не разлюбишь меня? Никогда не забудешь? – спрашивал Сергей, – целуя жену перед сном, – смотри, смотри, за окном жёлтый фонарь, это цвет измены!

– Это цвет чьей-то чужой измены, это не наш фонарь, – шептала Лена ему на ухо и доставала из тумбочки сильнодействующие обезболивающие препараты, принесённые медсестрой, — вот, выпей-ка свои таблетки, родной.

– Чужой измены, да, — Сергей засыпал, обняв жену, и видел во сне свои прекрасные будущие книги.