Майя неизменно приходила на вокальный урок вовремя – собранная, аккуратная, надёжная. Шикарная толстая коса почти до колен, юбка в пол – идеальная девушка с картинки православного сайта. Работала в церкви, петь соглашалась исключительно духовные произведения. Где таких правильных выпускают?

Другие любимейшие студенты Алевтины спокойно могли без стука вломиться в кабинет на десять минут раньше назначенного времени – та торопливо давилась и прятала непроглоченный бутерброд за откинутую крышку пианино: кто как, а она стеснялась жевать при учениках.

Иные регулярно опаздывали, и Алевтина всегда планировала свой день с учетом их индивидуальных особенностей: в пять урок Анжелы – это значит, что можно успеть сбегать за кофе к автомату на первом этаже. В шесть, когда предсказуемо опоздает Илья, – ответить на все накопившиеся за день срочные сообщения.
Майя же никогда не давала педагогу шансов перевести дух – являлась по понедельникам в девятнадцать ноль-ноль, ни секундой позже. Никогда не болела, не пропадала, не присылала оскорбляющих до глубины дурацких смайликов с припиской "Ой, простите, совсем вылетело из головы, какой сегодня день". Человек-робот, но педагогам такие студенты всегда глубоко симпатичны.

На уроках Алевтина неизменно билась над одной и той же проблемой – Майя была не способна открыть рот. Звук получался зажатым, плоским и писклявым. Мягкие просьбы следить за положением челюсти девушка пропускала мимо ушей, если же педагог начинала настаивать на своём – сообщала, что плохо себя чувствует, аккуратно садилась на стул и пребывала до конца занятия в заторможенном, полубесчувственном состоянии. Алевтина терялась, пыталась растормошить ученицу разговорами на посторонние темы, но в итоге замолкала и бездумно смотрела в окно на гнущуюся от ветра молодую березку, второй год пытавшуюся выжить на крыше соседнего здания. Иногда на карниз окна прилетала любопытная чайка-меломан и переглядывалась с Алевтиной в ожидании возобновления музыки.
Через несколько минут Майя вздыхала, вежливо говорила:

– Ну, что ж, на сегодня, я думаю, довольно. Огромное спасибо за занятие. Было очень интересно! – и удалялась, чтобы вновь явиться в следующий понедельник.

Алевтина терпеть не могла топтаться на месте. Что ты за педагог, если не можешь научить адекватного взрослого человека простейшим приемам вокальной техники?
Как-то раз, уже отчаявшись, она – неожидано для себя – решила поиграть в психолога.

– Майя, а попробуйте сейчас расслабиться, ощутить и проанализировать, что сводит вашу челюсть судорогой, – сказала она наугад первое, что пришло в голову.

Алевтина была далека от изучения тайн человеческой психики – а психологов тайно презирала и поголовно считала шарлатанами. Возможно, завидовала, что час работы педагога с двадцатилетним стажем стоит в пять раз меньше, чем сеанс у вчерашнего студента, прослушавшего курс психологии в третьесортном ВУЗе.

– Нет такой проблемы, с которой я бы не справилась самостоятельно, – гордо заявляла Алевтина самой себе, умываясь и разглядывая в зеркале обозначающиеся носогубные складки. Конечно, лукавила: с мимическими морщинами, например, она воевать не умела. Те, игнорируя антивозрастные маски, исподтишка вползали на ещё совсем недавно симпатичное лицо – и оставались там на вечное поселение.

Итак, психологам Алевтина не верила, а потому не ожидала, что эффект от дилетантского эксперимента окажется столь резким и пугающим: девушка внезапно обрушилась на стул и тонко, с подвыванием, зарыдала.

– Я проститутка, подстилка, шалавааа! – сдавленные слова Майи прорывались сквозь потоки слез. – Я пытаюсь открыть рот, но в голове звучит голос моей матери, который велит мне немедленно прекратить орать.

Алевтина онемела от ужаса. Вскочила со
стула и в отчаянии заметалась по маленькому классу, не зная, чем помочь. Не гладить же по голове плачущую тридцатилетнюю женщину? Или всё же попробовать?

– Её голос в голове никогда не стихает, хотя она умерла несколько лет назад, – Майя начала раскачиваться на стуле, речь звучала невнятно и монотонно, – она непрерывно кричит мне: "Закрой рот, немедленно замолчи!"

Майя съёжилась на стуле, обняла себя руками за плечи, заплекла ноги в немыслимый узел – Алевтина раньше даже не предполагала, что ноги могут сгибаться под такими углами.

– Мать комментирует каждое моё действие, каждый шаг. Она диктует мне, что надеть с утра, напоминает не забыть ключи и перчатки, критикует и оценивает мою работу. У неё отвратительный тембр – осуждающий и ненавидящий. Мать говорит мне, что я пойду по рукам, стану шлюхой, буду менять мужчин, как перчатки, принесу в подоле... Умолкает она лишь иногда, только здесь, на вашем уроке, когда у меня получается издать достаточно громкий звук. Но это бывает редко, у меня нет сил, я не в состоянии, понимаете, просто физически не в состоянии открыть рот, как надо.

Алевтина в растерянности переглянулась с сидящей на карнизе чайкой, мысленно попросила у неё поддержки и, отчаянно боясь навредить, неуверенно сказала:

– Можно, я сейчас дотронусь до вас?

Майя кивнула, но слегка отшатнулась, когда педагог сделала шаг в её сторону. Алевтина прикоснулась к её подбородку и настойчиво, с усилием оттянула вниз намертво зажатую нижнюю челюсть.

– Знаете что? А спойте-ка сейчас громко: "Да иди ты к черту!!! Гамму сверху: "Соль - фа - ми - ре - до - до".

Майя улыбнулась сквозь слезы и неожиданно громогласно выдала требуемое упражнение.
До конца урока они занимались изгнанием материнского голоса из головы несчастной ученицы – на все лады и во всех тональностях. Чайка наблюдала за доморощенным экзорцизмом с энтузиазмом и одобрением.

Щёки ученицы порозовели, в глазах появился лукавый огонёк – такая Майя была Алевтине ещё не знакома.

– Пропевайте эти слова мысленно, как только снова услышите голос в своей голове! – сказала учительница на прощание с интонацией умудренного опытом врача-психиатра.

Через неделю Майя явилась на урок с пятиминутным опозданием, в модных обтягивающих джинсах. Через месяц согласилась добавить в свой репертуар романсы и любовные оперные арии.

События развивались стремительно. Через полгода – Алевтина не могла опомниться – её ученица познакомилась на сайте знакомств с вежливым и богатым иностранным кавалером и вскоре навсегда укатила то ли в Швецию, то ли в Швейцарию – к своему стыду, Алевтина всегда безнадёжно путала эти страны, ибо ни в одной из них не бывала.

Следы ученицы не терялись. Майя выходила замуж, разводилась, меняла мужчин, но неизменно присылала Алевтине фото новых младенцев – белобрысого сероглазого мальчика, смуглой кудрявой девочки, одинаковых лысых двойняшек.

Лет через десять после отъезда Майя
неожиданно проявилась со странным запросом: не поможет ли Алевтина её дочери Грете?

"Я в отчаянии: дочь не замолкает ни на минуту" – писала Майя, – но я уверена: вы позанимаетесь с ней вокалом – и она научится держать себя в руках".
Алевтина сопротивлялась, но любопытство – основная слабость её натуры — пересилило.

В назначенное время на мониторе компьютера возник настоящий бесёнок.
Семилетняя девочка не сидела в неподвижности ни секунды и – увы, это была правда – болтала на причудливой смеси языков совершенно безостановочно.

— Стоп, Грета! — мягко сказала Алевтина, – давай-ка споём распевку.

Малышка, не слушая, раскачивалась в каком-то современном танце, закатывала глаза, гримасничала, громко и визгливо тараторила. Алевтина сделала ещё одну попытку привлечь её внимание, затем ещё одну. Ещё и ещё – тщетно.

– А ну, немедленно закрой рот и слушай меня!!! — завопила со всей мочи в микрофон озверевшая учительница.

Девочка взглянула на экран и на несколько секунд замерла. Нахмурилась, обняла себя руками за плечи. Захлопнула рот, вытянула губы трубочкой – и в этот момент стала невероятно похожа на свою мать.

– Сейчас ты будешь петь упражнение: "Соль - фа - ми - ре - до", – прогремела злая Алевтина, – и не вздумай издавать какие-то другие звуки!

– Ууу - уууу - уууу - ууууу - уууу, – пропела маленькая ученица сквозь зубы, плотно сжав челюсти...