Саше не хватало тепла и света. Пятый год в крошечной двухкомнатной квартире с мужем, свекровью и дряхлой таксой – в такой ситуации поневоле останешься бездетной...

По ночам Саша открывала сайты недвижимости Черногории, рассматривала самые дешёвые домики — почти сараюшки; прикидывала, как бы ей взять – да вдруг что-то заработать. Купить крошечный кусочек планеты, заросший безымянной, чуть выгоревшей южной травой...

Саша поставит на участке маленький домик, слепит его собственными руками из глины и морских камушков; внутрь затащит матрас, набитый колким сеном.

...Валяться, ощущая тонкой кожей спины каждый стебелек, слушать нестройный хор цикад...

– Сашкин, ложись немедленно, или я сейчас тебе комп вырублю, – недовольно командовал муж Рома, очнувшись от дрёмы около полуночи.

Саша покорно выключала экран, но дергала углом рта упрямо: я-то своего добьюсь, всё равно куплю себе немного тёплого моря.
Свекровь храпела в проходной комнате, за картонной стеной. Саше всегда казалось, что храпит нарочно: свекровь была дико вредная. Например – и это удивляло Сашу больше всего – Алла Геннадьевна никогда не использовала слова "спасибо" или "пожалуйста" — словно вовсе их не знала; ни к кому не обращалась по имени.
Командовала:
– Сходи в аптеку, купи мне корвалол.
– Алла Геннадьевна, корвалол вреден. Не только вам вреден, вообще всем... Мне кажется, его уже и не продают!

– Я не знаю, мне нужен только корвалол! Ты что, на врача у нас училась? У меня сердце жмёт, вы оба ждёте, когда я сдохну, квартира вам достанется... Никакой благодарности, некому за лекарством сходить!

– Детский сад, дурдом на выезде, – бормотала под нос Саша, мысленно закатывая глаза и послушно натягивая
сапоги.
"Нет, я-то точно такой никогда не стану!"

Конечно же: свекровь уже родилась свекровью – одышливой и мнительной, с мешками под глазами, серой кожей, лишним весом.

Саше, например, уже тридцать восемь, и что? Молода, подтянута; ни морщин, ни седины. А работа у неё тяжёлая – весь день на ногах, с людьми: гид-экскурсовод.

Мужа Саша, наверное, любила. По крайней мере, бросать его в ближайшие годы точно не собиралась, мечтала завести общих детей. Роман был тёплый, большой и, главное, свой, — тоже временами немножко вредный, но ему Саша была готова прощать любые закидоны.

... На море хотелось не просто съездить: до одури тянуло ежедневно смотреть из окна на ритмично вздымающиеся волны, на горизонт. Отрастить жабры, нырять по утрам в кисель из мелких медуз...

Роман говорил: нет. Мать из дома не выходит, без них не справится.

– Рома, но ведь другие пенсионеры как-то живут? – постоянно гнула своё жена, — существуют же соцработники! Ну давай, прошу тебя, наскребём денег, возьмём кредит, там можно за копейки участок купить... Работать удалённо будем...

– Отстань, – отвечал муж и отворачивался к стене.

На следующий день после подобных разговоров Роман избегал возвращаться сразу после работы — ходил по барам с приятелями, домой являлся нетрезвым.

Саша времени даром не теряла: сидела на сайтах по продаже недвижимости, изучала местность, собирала на форумах байки про особенности черногорского быта. Искала информацию про способы быстрого обогащения – упорно и фанатично.

И вдруг — всё в одночасье поменялось. Рухнуло. Грянуло...

Фирма, в которой работал Рома, заявила сотрудникам: хотите продолжать у нас работать – садитесь на самолёт и летите в Черногорию. Можно взять семью.

Говорят, так работает наше подсознание: мы притягиваем желанные события именно в тот момент, когда уже поздно.
Алла Геннадьевна лететь отказалась – без разговоров. Завела свою обычную шарманку: вы моей смерти хотите, ждёте квартиру в наследство! Потерпите немного, я помру максимум через месяц, тогда и полетите.
— Я не готов терять работу, нам всем будет не на что жить, – заявил Роман, вытаскивая из кладовки пузатый серый чемодан, — это всё ненадолго, до мая закончится, я гарантирую. Через два месяца вернусь.

— А я? — растерянно спросила Саша.

— Тебе придётся остаться, Сашок. Кто будет за мамой ухаживать? И Ляпу выгуливать?

— Купи мне там участок – мааааленький! – попросила Саша и, внезапно обессилев, плюхнулась на диван.

Из-под дивана немедленно высунулась седая крокодилья морда и цапнула женщину за голую лодыжку. Такса терпеть не могла шум и считала, что при возникновении любого непорядка вина лежит на Саше.

Муж улетел, а весна в том году и не думала начинаться. В окне показывали один и тот же унылый заснеженный пейзаж: кривой черный тополь, любимое место ссор изнурённых долгой зимой ворон; ржавые крыши гаражей; вечно заваленную раздутыми пакетами помойку.

Свекровь вела себя безобразнее обычного, такса за ужином с подозрением смотрела Саше в рот, провожая пристальным взглядом каждый кусок – считала, что Саша не должна тратить на себя слишком много семейной провизии. Угрожающе скалила зубы из-под стола

Свекровь не ошиблась в своих прогнозах: ровно через месяц после пророчества у неё случился инсульт. Саша вызвала скорую, доехала до больницы, держа пожилую женщину за руку. Вернулась в опустевшую квартиру.

...В самый тревожный предрассветный час она внезапно очнулась от тоскливого воя Ляпы и поняла: Алла Геннадьевна уже в лучшем мире.

Роман на похороны матери прилететь не смог, но и Сашу к себе так и не позвал. Сказал: всё пока нестабиииильно, не нужно работу бросать. Да и Ляпу – как заберёшь? Куда её тащить?

Такса решила, что она осталась за главную. Не давала Саше прохода, нападала из-под кровати, внезапно щёлкала зубами из-за угла, не выпускала из ванной.
Саша придумала, как избежать синяков на ногах: достала из кладовки старые домашние валенки свекрови и ходила в них по квартире. Злобная тварь кусаться меньше не стала, но, цапнув валенок, долго отплёвывалась от ворсинок и уходила к себе на лежанку обдумывать новые каверзы.

На прогулках собака диктовала, куда идти: бодро волокла Сашу по весеннему льду на собачью площадку – общаться со знакомыми псами. Давала себя увести домой только через час — полтора, когда Саша промерзала на сыром апрельском ветру до последней косточки.
В другой раз собака отказывалась воообще идти куда-либо: валилась утеплённой вязаным комбинезоном тушкой в сугроб, задирала кверху лапы и долго лежала, таращась в пространство мутными старческими глазами.

Как-то раз, когда Саша наконец-то надела весенние ботинки и тонкие капроновые колготки, Ляпа при выходе из дома с наслаждением впилась зубами в беззащитную щиколотку – ей показалось, что недохозяйка слишком медлит.

Саша охнула, бросила поводок на снег, схватилась за ногу – на пальцах остались капли крови. Она заплакала и бессильно опустилась на ближайшую скамью.

Немного придя в себя, женщина поднялась и понуро побрела подальше от дома, к парку. Выпущенный из рук поводок подбирать не стала. Такса удивлялась, плелась следом, примеривалась — не укусить ли ещё раз. Почему-то не кусала.

Саша поняла: с неё хватит. Такса пусть идёт, куда хочет, но позволять выдирать из себя клочья больше нельзя.

В подъезд заходили молча. Саше было всё равно, идёт ли за ней собака. Повреждённая нога дико болела. Ляпа присмирела, плелась медленно, грохотала по ступеням болтающейся пластмассовой рулеткой.

В квартире Саша первым делом убрала в кладовку занимающий половину тесного коридорчика мешок с собачьим кормом. Ничего не насыпала в миску. Была готова к бою, но такса только протяжно вздохнула и ушла на место.

Саша выпила чаю в тишине и покое, бездумно разглядывая привычный пейзаж за грязноватым стеклом. Прошла в комнату, прилегла на диван. Рану обрабатывать так и не собралась – по щиколотке опять текла струйка крови. Ляпа подошла, осторожно понюхала отметину, сморщилась и чихнула. Затем внимательно подёргала носом ещё раз – и слизнула алые капли. Саша замерла: не знала, как реагировать. Ляпа запрыгнула на диван и положила голову женщине на колени.
Тренькнул старенький смартфон с разбитым экраном.

"Сашкин, прилетай, мне тут скучно, – написал Рома в мессенджере. – Здесь всё цветёт, море уже тёплое!"

Александра погладила собаку ещё раз, глянула в затянутое мглой окно. Набрала ответ:

— Рома, прости, но кто будет собаку выгуливать? Я остаюсь. — И потрепала длинные золотистые уши.

Собака наклонила голову влево и слегка заскулила.

— Когда-нибудь мы всё же купим себе клочок земли у моря, верно, Ляпа?