Человек я сдержанный и грустный. Нет, пожалуй, ещё хуже: мрачный и унылый.
Если я чирикаю, как попугайчик – не верьте: это к микрофону в голове на полминуты прорвалась презренная бесправная субличность. Скоро её скрутят – и даже, пожалуй, упекут куда следует.

Когда-то очень давно я училась петь. Как-то раз – обязанная по замыслу режиссёра непринуждённо порхать по сцене со словами "У любви как у пташки крылья" – я так неприветливо глянула на хористку, изображавшую мою соперницу, что та в ужасе отшатнулась и провалилась в оркестровую яму. Ну, там её поймали, конечно, не переживайте.

После того инцидента я никогда больше не пела про пташки крылья. Ныне я даю концерты занудной средневековой музыки по темным соборам; и даже мои попугайчики обречены были изучить прекрасный духовный репертуар.

Аура у меня, говорят, специфическая. Всё живое, попав под пагубное влияние моего внутреннего хаоса, начинает стремительно укореняться или размножаться. Особенно неприятно, когда такое случается с пробравшимися в дом грызунами, но бывали у нас истории поудивительнее, чем банальное нашествие мышей.

Наверное, мне надо было завести десяток детей, но Бог почему-то пожадничал...

Впрочем, изредка у меня и сейчас случаются фантазии на тему "усыновить вагон сирот". На деле же мне хватает того, что сыновья мои в данный момент обсуждают на кухне принципы гедонизма, а я, изгнанная из разговора за неумение "не вставлять свои дурацкие реплики когда не просят" сижу на краю ванны и наблюдаю, как из слива – как в дешёвом фильме ужасов – выбирается красная деловитая многоножка, ищущая место для зимовки.

– Эээ, нет, моя милая, мы приняли взвешенное решение: больше домашних питомцев не заводить, – строго говорю я, осторожно подцепляю забавное существо на губку и отправляю восвояси – во влажную мглу осеннего двора.

...Это сейчас мы вменяемы и разумны, а тогда, полтора десятка лет назад, я без колебаний согласилась забрать с собой из общественной бани клетку с волнистыми попугайчиками.

Мы с мужем находились в процессе медленного и тягостного расставания. Колёсики и шестерёнки нашей семьи рассинхронизировались, но все ещё слабо вращались.

Однажды мой почти уже бывший муж, любивший попариться, решил захватить в баню наших маленьких сыновей – небывалое дело! В те времена он стремился на свободу, рано явившиеся в его жизнь дети казались досадной обузой. Я поехала с компанией в качестве неизбежного зла: кто-то же должен хранить машину от полного разрушения, пока папа за рулем.

Конечно, по пути мы ругались – вернее, вели тягостные и безнадежные разговоры об отношениях. Я уже не верила в перемены к лучшему, поэтому на все обвинения заученно и монотонно отвечала: "Я такая, какая есть. Делай, что хочешь. Мне всё равно".

По приезде я осталась ждать мужчин в холле большой городской бани; на окне щебетали в клетке задорные волнистые попугайчики. Книжку свою я забыла дома, поэтому тупо таращилась на серую стену и крутила в голове бесконечную шарманку обид и обвинений. Через час голова начала раскалываться, а ещё через какое-то время я, вероятно, потеряла сознание.

Дальнейшее вспоминается очень смутно. Вроде бы приезжала скорая, но от госпитализации я, едва придя в себя, категорически отказалась: ненавижу больницы.

Муж увез мальчишек домой, а я заночевала на жесткой скамье в подсобном помещении. Мы с сердобольной банщицей Аней пили чай и вели печальные женские разговоры. Утром она, провожая меня до выхода, зачем-то подарила мне на прощание клетку с птичками.

Самец был целиком желтый, и дети – естественно – прозвали его Лимончиком. Самка оказалась попроще: ничем не примечательная безымянная зелёная птаха. Новые жильцы непрерывно верещали на своём звонком языке, что сделало атмосферу в доме чуть менее напряженной.

В какой-то момент, покупая зерновую смесь в зоомагазине, я по дурости прихватила птичье гнездо – нужен же пернатым свой домик? Очень, очень зря, как оказалось. Бездетная пара получила шанс – и с благодарностью им воспользовалась.

Через несколько месяцев у нас было восемь попугаев разных расцветок. Желтые, зеленые, желто-зеленые и зелено-желтые – всё в точности, как в генетических опытах господина Менделя.

Мы с детьми начали учить подрастающую птичью молодежь говорить, а зелёная мамаша вновь отложила партию яиц-горошин в опустевшее гнездо.

Если коротко: с разговорами ничего не вышло. Птенцы не становились особо ручными и совершенно не жаждали болтать по-человечьи, но обнаружили иной талант: все они начали бесподобно копировать барочную музыку. Сложнейшие оркестровые вступления воспроизводились достаточно верно: чисто и ритмически безупречно. Жаль, продолжалось это недолго: я опубликовала в интернете объявление "Отдаю в хорошие руки" и развезла солистов новым владельцам.

Безропотно вскормив несколько пернатых выводков, я наконец-то устала закупать тонны зерна и убрала гнездо из клетки плодовитого семейства. Какое-то время мои ненаглядные птички скучали, сидели на жердочках, нахохлившись, а затем, подобно собственным детям, решили заняться искусством.

В то время я, окончательно утратив мужа, нашла себе партнершу-сопрано для вокального дуэта. Мы с Мариной одинаково чувствовали особенности исполнения тонкой музыки эпохи барокко, хорошо сливались по тембру голосов и упорно учили самые заковыристые ансамбли.

Заветной мечтой нашей стало исполнение на каком-то предстоящем мероприятии дуэта "Et in unum" из мессы си минор, так называемой "высокой" мессы Иоганна Себастьяна Баха.

Дуэт этот невероятно сложен: сопрано и альт поют вразнобой, сплетаясь, как змеи, в причудливый клубок.

Как быстро выучить столь мозговзрывный материал? Я пошла современными тропами: установила фрагмент мессы на телефон в качестве рингтона. Когда кто-то позвонил, попугайчики мои – птички певчие – встрепенулись и наклонили головки.

Через неделю я только и делала, что бегала по ложным вызовам. Мне казалось, что телефон звенит непрерывно: птицы выучили дуэт быстрее, чем мы с Мариной...

Интересно, что, когда я, устав, сменила мелодию звонка на что-то более простое и современное, птицы не изменили Баху и ещё пару лет распевали у меня на кухне духовную музыку восемнадцатого века. А мы же – увы! – дуэт в тот раз так и не исполнили. Сопрано же, находясь под влиянием моей энергии Великого Хаоса, отвлеклось на более важные дела. В апреле Марина родила дочь Алю, которая – какая неожиданность! – тоже оказалась певуньей.

Выступать Аля начала с колыбели. Однажды, лежа в люльке-переноске, она превратила наш предрождественский баховский дуэт "О, приди, Спаситель народов" в трио: вставила свою звонкую реплику точно на словах "В мир явился чудный младенец". Но особо развернуться и сочинить вариации ей, к счастью, не позволили: кто-то из девушек-ассистенток резво уволок солистку из концертного зала.

Что ещё рассказать? Аля почти догнала по росту маму и разъезжает по гастролям с известным детским хором.

Попугайчики-барочники давно покоятся с миром под яблоней на моем диковатом запущенном участке.

Дуэт из высокой мессы мы ежегодно планируем доучить и исполнить – непременно! – к следующему Рождеству.