В тот год я сорвалась с привязи. Знаете ли вы это лихорадочое состояние, когда из-под ног уходит знакомая зыбкая трясина? Должно быть, так ощущают себя начинающие парашютисты, делая первый шаг из обманчиво безопасного нутра самолёта.

Чудила я по полной программе: утром тыкала в своем смартфоне пальцем в самый дешёвый авиабилет:

– Пока, дорогие сыновья! Три дня на магазинных пельменях ещё никого не сгубили.

Современный мир дает миллионы возможностей: я открыла для себя новое слово - "каучсёрфинг". Ты регистрируешься на сайте и заявляешь: скоро приеду в ваш славный город, ждите! В ответ тебе сразу пишут хосты –
скучающие граждане, которым любопытно поглазеть на иностранцев: "О, а давай-ка к нам! Накормим, обогреем, отвезём погулять".

Дело это почти безопасное, но доля романтического риска всё же кружила мою бедовую головушку на протяжении полета.

Итак, я купила билет на самолет за десять евро, два часа – и я в Германии. Рафаэль Штреммель – хост – должен был встретить меня после работы и отвезти в городок Зиген.

Нагулявшись до вечера по любимому Кёльну, я удачно впрыгнула в какой-то автобус и вернулась в аэропорт точно к назначенному времени; Рафаэль позвонил и сказал, что уже идёт мне навстречу.

Бог мой! Это был настоящий немецкий гном: выскочил на освещённую прожекторами дорогу словно из древних легенд. Хрупкий и изящный, некрасивый до ужаса, ростом мне по плечо. Но тут надо заметить, что я – не совсем Дюймовочка, да плюс каблуки.

Когда мы сели в машину, там обнаружился еще один член гномьей семьи: крошечная, невесомая мама Рафаэля, надежно пристёгнутая к детскому креслу.

Маме сказали, как меня зовут, но она и слушать не стала – деменция давно затащила её в прекрасный и добрый мир фантазий; изо рта тянулась тонкая нитка слюны, глаза, казалось, смотрели внутрь черепа. Рафаэль ласково вытер ей лицо мятым несвежим платочком и сообщил, что сейчас заберёт ещё двоих гостей.

К моему облегчению, гости – Витя и Настя – оказались русской семейной парой. Настя прекрасно говорила по-немецки, что серьёзно облегчило коммуникацию. Мой немецкий был в тот момент весьма сомнительным: что-то я уже понимала, но говорить стеснялась.

В Зигене Рафаэль отвязал маму от кресла – и мы шагнули в древнюю нору трудолюбивых сказочных карликов.

Огромному дому – по словам Рафаэля – было больше четырёхсот лет, окна первого этажа вросли в землю. Снаружи дом был тщательно отделан какой-то серой черепицей, а задней стеной служила скала.

Жилище явно было издревле рассчитано на малый рост членов семьи - на кухне я упиралась макушкой в потолок, в дверных проёмах приходилось нагибаться.

За традиционными немецкими колбасками и пивом, которые мы закупили по пути на заправке, Рафаэль рассказал при помощи бойкого Настиного перевода, что у него девять братьев и сестёр. Все живут рядом, но безумной мамой ему приходится заниматься в одиночку – остальные дети при первых симптомах слабоумия родительницы дружно проголосовали за дом престарелых и самоустранились.

Рафаэль был относительно молод и крайне несчастен. Лицо его сперва казалось безобразным, но вскоре начинало привлекать своим непостижимым выражением - смесью природного ума, доброты и безграничного терпения к недостаткам окружающих. Так бог, должно быть, глядит сверху на своих непутёвых чад: нежно, грустно и понимающе.

Уход за мамой поглощал всю его жизнь. Не приведи Господь мне в будущем так нагрузить своих сыновей! Едва я почувствую, что не могу вспомнить их имен, – пойду, пожалуй, на заветную полянку собирать бледные поганки для своего последнего грибного супа.

Как выяснилось, Рафаэль возил мать с собою даже на работу – только отвернешься, и она норовила голышом сбежать из дому или поставить пустой чайник на электроплиту.

Младшего сына она более-менее узнавала, но всех остальных просто не замечала, живя в своём счастливом прошлом. Стены были увешаны сотнями фотографий детей и внуков.

Кухня сверкала чистотой, но комната, в которой мне предложили ночевать, заросла плесенью и паутиной. На диване восседали пугающих размеров мягкие игрушечные звери с глазами-пуговицами. На окне, выходящем прямо на замощенную булыжником улицу, стояли давно засохшие комнатные растения. Я подумала, что в полночь ко мне придут поплясать крошечные тени-Штреммели.

Я не боюсь призраков и ждала потусторонних посиделок с легким радостным предвкушением. Витя и Настя, уже знакомые с домом Рафаэля по прошлым путешествиям, ушли ночевать в одну из бесчисленных комнат второго этажа, а я завернулась в какой-то пыльный плед и, не дождавшись визита привидений, заснула.

Наутро остальные гости умчались дальше на просторы Европы, а я была приглашена покататься по окрестностям. Рафаэль привычно упаковал маму в подгузник и какое-то линялое платье, и мы поехали осматривать Бонн.

Питалась эта прекрасная семья исключительно мармеладными "мишками" и кока-колой. Уговорить их съесть или выпить что-то иное – как оказалось – было невозможно. Это подтвердило мои подозрения, что я имею дело со сказочными существами.

Должно быть, мы составляли интересную группу: высокая как каланча, типично русская фрау в компании лёгких полупрозрачных германских эльфов.

Я немного разговорилась и даже пыталась шутить на чужом языке. Гугл-переводчик в телефоне не работал по причине отсутствия интернета, но Рафаэль схватывал мои неуклюжие конструкции на лету. На площади возле дворца Курфюрстов осипший тенор оперным голосом вопил "Катюшу". Воспитанные немцы нескончаемым потоком кидали в его шляпу пятиевровые бумажки.

Февраль в Бонне по погоде – почти май в Петербурге. Прилетев из своего заснеженного города, я с недоверием рассматривала живые цветы, подвешенные в ящиках на окнах домов. Газоны были покрыты зеленью, мелкими маргаритками и микроскопическими серыми грибочками на тонких ножках.

К вечеру мы вернулись в Зиген, и вот тут-то меня ждало восхитительное приключение, ради которого, вероятно, и затевалась на небесах распродажа авиабилетов по десять евро.

Рафаэль припарковал машину, погладил по плечу утомлённую прогулкой сладко задремавшую маму и предложил мне осмотреть напоследок основную местную достопримечательность - выстроенную на горе крепость. Мы бодро двинулись в наступающих сумерках навстречу неприятностям.

Крепость меня восхитила умопомрачительным видом на вечерний город - ряды ровных ухоженных крыш, шпили церквей, извилистая серебристая змея – река Зиг.

К сумеркам стало подмораживать, и я дивилась стойкости бордовых и желтых роз, цветущих на газонах крепости.

Сделав резвый круг, мы с легко одетым Рафаэлем, слегка трясясь и мечтая о тёплой машине, вернулись к входным воротам. Какой прекрасный сюрприз: на воротах висел массивный замок!

Поначалу мы не очень испугались: наверняка же рядом есть кто-то из служащих, мы гуляли не больше пятнадцати минут...

Следующие полчаса мы на разные лады вопили "Hilfe! Hilfe! " - "Помогите!", но окрестности были темны и безлюдны. Свой телефон Рафаэль оставил в машине, мой же был мертв и использовался исключительно как фотоаппарат.

Сквозь щель в воротах было видно, что мать Рафаэля проснулась и пытается выбраться из машины. Близилась катастрофа. Мы начали всерьёз замерзать.

Не помню, кому из нас пришла в голову бредовая идея перелезть крепостную стену, но других вариантов пережить ночь у нас, думаю, не было.

Единственным уязвимым местом ограды замка было место над пропастью - там можно было неприступную стену просто обогнуть, вцепившись руками в обледенелые кирпичи и на секунду зависнув над сверкающей городскими огнями равнодушной бездной.

Рафаэль решился лезть первым; я прикинула, что – в случае чего – сумею вытянуть его наверх. Когда же сделала свой шаг над пропастью я, рассчитывать на помощь было глупо: по размеру я отнюдь не немецкий гном.

Висеть над обрывом мне неожиданно понравилось – гены моей мамы-скалолазки встрепенулись и крикнули: "Да!"

Когда мы выбрались из ледяной ловушки, мама Рафаэля уже горько рыдала и молотила по стеклу крошечным кулачком. Сын виновато поцеловал её в щеку и мы с облегчением тронулись домой - в уютное гномье гнездо.

На следующий день я улетела. С Рафаэлем мы продолжали общаться, причем он был настроен весьма романтично: присылал в фейсбуке горящие сердечки, предлагал нам с сыновьями переехать в его огромное полупустое жилище.

Я не торопилась принять предложение - этот человек потряс меня своими душевными качествами, но к тому времени я уже по горькому опыту знала, чего стоят немецкие любовные клятвы.
Да и несоответствие габаритов меня смущало, что там говорить. Каюсь: не люблю чувствовать себя великаншей.

Я приезжала в Германию много раз, обещала навестить моих дорогих гномов, да так и не собралась: то поезд ушел с другого перрона, то хостел мой - дёшев, уютен и чист. Так стоит ли менять его на ночевку в увитой паутиной гостиной?