Отражение… какое ёмкое слово! Мы как-то привыкли к отражению в зеркале, в луже, на худой конец – в блестящем металлическом чайнике, а вот я вдруг столкнулась с совершенно неожиданным отражением. Отзеркалить можно… а впрочем – давайте по порядку.

Я, девчонка-первокурсница, приехала в дом отдыха в Юрмалу. Стеснялась я ужасно: кругом взрослые, даже пожилые, солидные люди, а я почти ребёнок, слова не с кем сказать.

Через день после приезда всех повезли на автобусную экскурсию на старинное католическое кладбище. Больше всего меня поразили не скульптуры (они были очень красивы, как в музее), а скромные кладбищенские плиты, на которых рядом с именем стояли дата и тире, а справа после тире было… пустое место для даты смерти! Экскурсовод объяснила: люди хотят быть похороненными в родном городе, рядом с предками, вот и готовят памятники заранее. Они твёрдо уверены, что никуда не уедут, проживут всю жизнь дома, как и многие поколения их дедов и прадедов. Вроде бы вполне оптимистично – однако плиты эти вызывали какой-то мистический ужас!

Наконец экскурсия закончилась, люди стали выходить за ограду через красивую кованую калитку. Небольшими группками по два-три человека мы спускались с кладбищенского холма к нашему автобусу, деликатно разговаривая вполголоса. Я оказалась рядом с импозантным мужчиной, про которого говорили, что он - крупный учёный, лауреат каких-то премий, и с элегантной пожилой женщиной в бирюзовой блузке.

Нам всем троим хотелось поделиться впечатлениями, обсудить эти жуткие “будущие надгробья”, такие непривычные для нас традиции. И тут оказалось, что знаменитый ученый сильно заикается. Он еле выдавил из себя слог “до”, и больше ничего сказать не мог. Дама решила помочь ему, но вдруг тоже стала заикаться. Тогда я решила вставить “свои пять копеек” и сгладить возникшую неловкость, но вдруг горло у меня как-то сдавило, дыхания не хватило, и кроме “та-та-та-а” я ничего произнести не смогла. Я ощутила, что такое заикание… Я страшно покраснела: а что если он подумал, что мы его передразниваем? И вдруг, как по мановению дирижёрской палочки, мы все трое начали дико хохотать! Но как! Громко и безостановочно! Смеяться в таком месте было по меньшей мере бестактно. Но остановиться мы не могли… Хоть мы изо всех сил старались скорчить скорбные физиономии, нам это не очень удавалось.

Мы, как три зеркала в калейдоскопе, многократно отражали друг друга, повторяли и усиливали заикание, и смех, и даже комически-скорбные лица…

До самого отъезда домой я, встречаясь с этими моими попутчиками, начинала смеяться, да и они тоже.