Инна Алексеевна приехала на похороны отца в свой посёлок – в дом, где прошли её детство и юность. Сколько лет она здесь не была?.. С отцом перезванивались, узнавала новости о его здоровье, рассказывала свои… И вот – «скоропостижно». Ещё одна ниточка с прошлым оборвалась.

Прошли траурные мероприятия: отпевание, похороны, поминки. И дом погрузился в скорбную тишину. Завешанные зеркала, как бельма, не давали переключиться, постоянно напоминали о бренности существования. Всё проходит, все уходят…

Инна Алексеевна ходила по пустому дому, как неприкаянная, не находя себе места. И только одна комната располагала её к отдыху, отвлекала от тяжёлых мыслей, будила воспоминания, возвращая её в прошлое – в беспечное детство и юность.
В этой комнате-светёлке она росла и взрослела. В ней делала уроки, наряжалась, собираясь на танцы и на первое свидание. В этой комнате тоже было зеркало. Оно – большое, в тяжёлой деревянной раме – висело на стене и тоже было завешено тканью. Но на него Инна Алексеевна решила не обращать внимания и пожить тут девять дней до очередных поминок и отъезда.

К ней заходили старухи-соседки. Соболезновали, вздыхали, концами платков вытирая слёзы – вспоминали усопшего добрым словом. Спрашивали, что будет делать с домом: продаст или пустит квартирантов? Как устроилась жизнь у Инны, чем занимается?

Они знали её ещё девчонкой. Когда-то давно осуждали её за короткие платья и пышные причёски с начёсом. Но теперь и они постарели, и Инна уже далеко не та «свиристелка». Теперь она солидная, взрослая женщина.

Соседки расспрашивали – Инна рассказывала.

После школы она уехала в другой город, поступила в институт и вышла замуж за однокурсника. Через год развелись – «характерами не сошлись». Родила дочку. Бросила институт. Потом работала, где придётся. Родители помогали, чем могли. Леночку-дочку к себе на лето забирали, закрутками из урожая со своего огорода делились… Жизнь нелёгкая… Дочку растила, воспитывала, пахала, как лошадь. Замуж больше не выходила. Сватался один – на пятнадцать лет её старше. «Хороший, добрый. Да дочка не дала, не приняла. Детский эгоизм. Пришлось отказать. Повстречались-повстречались, да и расстались. Он уже женился… А Лена закончила школу и уехала со своим парнем в Сибирь. Живут в гражданском браке – это теперь модно. Я теперь совсем одна, в однокомнатной квартире. Спасибо, профком завода, где я работала, похлопотал – дали как матери-одиночке. Теперь вот на пенсии…»

Накануне отъезда Инна Алексеевна сняла все покрывала с зеркал. А когда убрала ткань с зеркала в своей комнате и посмотрела на себя, то отшатнулась. На неё смотрела измождённая пожилая женщина в чёрном платке и с потухшим взглядом. Инна Алексеевна ужаснулась:
«Неужели я такая?» Холодом и тоской веяло из рамы. Создавалось впечатление не отражения, а отторжения. Как будто зеркало не хочет её такую принимать.

Но почему? Всё время, пока она в этой комнате жила и росла, вертелась перед зеркалом, ничего подобного не ощущала. Зеркало принимало её облик, без проблем загружало в свою бездонную память, открывалось навстречу её улыбкам и рожицам. А тут вдруг такое неприятие! Будто невидимая стена выросла между нею и зеркалом. Да, оно отражало внешность, но теперь не принимало её. Будто не хотело её такую в себе хранить.

Инна Алексеевна, поёжившись, отошла от зеркала и постаралась больше даже не подходить к нему. Она его одушевила – будто почувствовала его неприятие – и произнесла: «Не хочешь – не надо! Насильно мил не будешь!..» И зеркало, словно успокоившись, погасло и стало просто предметом интерьера.

Пришло время отъезда. С домом она так ничего и не решила. Но возникла мысль: перебраться из города на родину. И соседи зовут: «Чего тебе?.. Приезжай да живи!..»

В городе к ней на лавочке в парке подсел незнакомец – седой старик лет шестидесяти пяти с аккуратно постриженной бородкой. Познакомились. Он представился: Илья Алексеевич. Пошёл разговор – о погоде, природе, жизни в городе: «Хорошо, но шумно…»
И Инна Алексеевна неожиданно стала рассказывать незнакомцу о своей родине, о посёлке, откуда она только что вернулась.

Была чудесная осень. Дожди, отрыдав-отплакав на похоронах и поминках, прошли, и солнце сияло, играло в прореженной жёлтой листве так весело, что хотелось жить и верить – всё будет хорошо.
– А мы с вами будто родня, – смеясь сказал старик. – Оба Алексеевичи. Вы так здорово рассказали о вашем посёлке, что захотелось побывать, посмотреть.
– А хотите, поедем вместе? – вдруг предложила Инна Алексеевна и сама испугалась того, что сказала. Пригласила человека, ничего о нём не зная. Как девчонка-свиристелка!
Но отступать уже было поздно.

Илья Алексеевич стал отказываться: «Неудобно… Получается, что я навязался…» Но чем больше он отказывался, тем настойчивей она его уговаривала. Чем-то он ей понравился: и тембр голоса, и тёплые интонации в разговоре, и рассуждения о жизни…

У них завязались приятельские отношения. Скромные, как у подростков, на «вы» и по имени отчеству, но интересные им обоим с пешими прогулками и обсуждениями хозяйственных вопросов. Илья Алексеевич рассказал, что работал в фирме «Муж на час». Сейчас на пенсии, вдовец и свободного времени – хоть отбавляй. Инна Алексеевна рассказывала о своей жизни и дочке легко и непринуждённо, словно были они знакомы давным-давно. Она будто помолодела. Стала подкрашиваться, сняла траур. И где-то через месяц после знакомства они вместе приехали в её родной посёлок .

Инна Алексеевна выделила Илье Алексеевичу комнату в своём доме – пожить, помочь по хозяйству. Приятель оказался мастером на все руки. А хозяйка оказалось отменной стряпухой. И как-то вечером за ужином у самовара во время чаепития с её любимыми пирожными они решили жить вместе.

Он смеялся: «Был муж на час, а стал муж на век!..»
А она ругала себя за легкомыслие, стеснялась, сомневалась и цвела одновременно.
Утром, когда в её комнате-светёлке Илья Алексеевич исправлял розетку, они подошли к старому зеркалу. Солнце, отражаясь в нём, осветило их лица. И они увидели в зеркале немолодую улыбающуюся пару. Инна Алексеевна держала Илью Алексеевича под руку, а он поправлял прядь волос на её голове. И зеркало обливая их лучами, будто одобряло их союз.

Неожиданно Инна Алексеевна сказала странную фразу, которую Илья Алексеевич не понял:
«Видишь, оно нас приняло!..»
Да и зачем ему что-то понимать, когда всё хорошо?..