Иллюстрация Марины Шилехиной


Реальность Асю не интересовала, она жила в собственном выдуманном мире. То есть мысленно находилась рядом с любимым человеком, Димкой Тимошкиным, который в реальности существовал рядом со своей женой Нонной. Ася грезила наяву, вытягивала ладошку, усаживала на нее Димку, ласкала и нежила его, как ребенка, рассматривала, какие у него глазки, помнила изгиб каждой реснички, и как он сжимает губы, и целовала каждый его пальчик, а потом вкладывала в кассу из личного кошелька, потому что работала кассиром и время от времени ошибалась, выдавая зарплату врачам городской поликлиники. Она влюбилась в Димку потому, что он не такой, как все. Этого, по мнению Аси, для любви было вполне достаточно, потому что «не такой, как все» означало «один единственный, таких и даже похожих больше нет в целом мире». Эксклюзивность Димки заключалась в том, что он, работая участковым терапевтом, дело свое любил, а потому работал постоянно, прерываясь только на сон и еду. За время, отведенное на прием, Димка успевал вникнуть в болезнь пациента, а когда за тем закрывалась дверь, не забывал о нем, а сопереживал до полного выздоровления. Просматривал амбулаторную карту по окончании рабочего дня, изучал, думал. Димка любил людей, в этом дело. Для него пациенты не были просто надоедливыми стариками и старушками, Димка узнавал их на улице, интересовался здоровьем не формально, а с личным участием. Неудивительно, что работа заполняла всю Димкину жизнь, не оставляя собственного пространства. Ему некогда было, например, заниматься ремонтом их с Нонной квартиры, потому что ремонт мог подождать, а больные не могли. Пациенты приводили к нему своих детей и внуков, и он стал для многих семейным доктором, что было оправдано, потому что куда легче предупреждать болезни, если знаешь человека с детства. Нонну изумляла такая бесцеремонность: пусть платят, говорила она. Но пациенты не платили, потому что тоже относились к Дмитрию Ивановичу, как к родному, а родственники помогают бескорыстно, тем более, он дал клятву Гиппократа.
Димка о гонорарах вообще не думал, даже зарплату и аванс Ася приносила вместе с ведомостью ему в кабинет. Димка про себя забывал, но это не было рассеянностью, это было сосредоточенностью на главном деле его жизни. О нем хотелось заботиться. Дома о нем заботилась жена, а на работе Ася. Она приносила ему в кабинет чай, Димка кивал, делал глоток и забывал о чае.
Звонила Нонна:
- Димочка, мне интересно, для кого я приготовила ужин и замужем ли я вообще?
- Я бегу, Нон, - у Димки была привычка обращаться к Нонне в звательном падеже, за семь лет их семейной жизни он ни разу не назвал ее полным именем. Нонночкой тоже не называл, хотя она пыталась его к этому приучить и сама звала мужа Димочкой.
- Альбина Федоровна заходила, у внучки температура, - проворчала Нонна.
- Тогда сначала к Альбине Федоровне, - тон у Димочки был виноватый. Соседка по двору, да и весь двор в целом не имели никакого отношения к Димкиному участку, но по-соседски обращались к нему за врачебной помощью. Когда Димка пришел домой, Нонна смотрела программу «Время» по первому каналу.
- Ждал, когда у Леночки температура спадет, - ответил Димка на вопрошающий взгляд жены.
- Могли бы «Скорую» вызвать, - уныло заметила Нонна.
- Со мной им спокойнее, – терпеливо объяснил Димка.
- Ребенок без тебя растет. Просыпается, когда ты уже на работе, а засыпает, когда ты еще на работе, - привычно пожаловалась Нонна.
Димка вымыл руки и подошел к кроватке сына, наклонился и почувствовал его чистое теплое дыхание, ресницы Алеши дрогнули и успокоились. Отец осторожно укрыл мальчика легким покрывалом и улыбнулся.
- В воскресенье пойдем в лес за грибами. Говорят, опят много, - позвал Димка жену.
- Мы с Алешенькой – за! – живо откликнулась Нонна. – Только ты отключи телефон.
- Я доступен для пациентов, это не обсуждается, - устало сказал Димка и включил компьютер. Его рабочий день не закончился.

Ася быстро отошла от плиты, открыла альбом и начала рисовать. Под карандашом проступал знакомый силуэт в рыцарских доспехах.
- Ты мой бесстрашный! мой непобедимый! - восхищенно шептала Ася. Димка, действительно, чем-то напоминал знаменитого рыцаря из Ламанча, такой же высокий, худой, он ходил, чуть наклонившись вперед, словно всегда преодолевал сопротивление ветра, и взгляд был устремлен к какой-то невидимой высшей цели.
- Ты мой Дон Кихот седьмого участка, - засмеялась Ася. Она радовалась, потому что любимый Димка в рисунке угадывался сразу, и восхищение автора – тоже. Причем восхищения было куда больше, чем нежной иронии. Ася бросила рисунок, потому что раздался звонок в дверь и в ту же секунду убежал бульон на плите. В распахнутую дверь вошла Ирина, Асина подруга и соседка по съемной квартире, скинула пальто и сняла кастрюлю с плиты. Насмешливо взглянула на рисунок:
- В нашем скромном музее появился еще один шедевр. Похож. Но тебе не надоело тиражировать образ никому не известного заурядного участкового терапевта? – Асина папка была полна Димкиными портретами.
- Во-первых, он не заурядный, - Ася чистила картошку для супа, снимала кожуру тоненькой ленточкой. – Через пять минут будет готово, потерпи. Во-вторых, мне самой это надо. У меня потребность такая – рисовать любимого человека.
- У нормальных людей бывает потребность целовать любимого человека, - усмехнулась Ирина.
- Желание целовать у меня тоже есть, но приходится его подавлять, поэтому рисую. Это называется сублимация.
- А ты оформи рисунки в рамочки и отнеси в музей. Там же выставляются местные художники. Ты красиво рисуешь, - похвалила Ирина.
- Кто меня выставит, я не училась даже, - Ася на мгновение отложила нож и луковицу, задумалась. - Мама говорила, отец рисовал. Он нас бросил, мама обиделась и не отдала меня в художку. Даже рисовать запрещала, я и не рисовала, слушалась. А теперь вот влюбилась – и рисую. Очень хочется.
- Счастливая, - тихо позавидовала подруга. Ирина резала хлеб, помогала накрывать на стол. – Но все равно это неправильно. Природа устроила все разумно. Человек влюбляется, рожает детей. Продолжается жизнь, понимаешь? А у тебя что? Рисунки художника-самоучки, которые никто не видит. Скажи ему, что любишь. А дальше видно будет. Разве не хочется признаться?
- Хочется, - обреченно посмотрела на подругу Ася. – Иногда кажется – взорвусь, если не скажу. И потом, все давно заметили. Надежда, его медсестра, откровенно надо мной смеется, в смысле, смотрит так насмешливо, как будто все понимает. А он не видит, не замечает.
Ирина разлила суп по тарелкам, сделала бутерброды с колбасой и сыром, положила конфеты «Мишки в лесу» в вазочку.
- Праздничный ужин, - с удовольствием заметила она.
- Возьму несколько конфеток Димке? – попросила Ася.
- Возьми, - разрешила Ирина. – Давай есть, влюбленным дурочкам надо хорошо питаться. Ты погуляй сегодня подольше, к тетке в гости сходи.
- Придет? – понимающе откликнулась Ася.
- Придет, - горько усмехнулась Ирина. - Тоже хорош. Все знает, все понимает, только не женится. Даже с матерью не знакомит. Придет, получит удовольствие – и никаких обязательств.

Это только так называлось – пойти в лес за опятами. Какие грибы с Алешенькой? Нонна готова была подкинуть сына матери, чтобы запастись грибами, но разве с Димочкой поспоришь? Он давно уже смастерил с Алешей кормушку для птиц и взял ее с собой, чтобы повесить в лесу. Рассказывал сыну о птицах, деревьях и букашках, а заодно консультировал старух, которые прогуливались в пригородном лесу по его же рекомендации. Поэтому они набрали опят только на супчик, тогда как старухи несли их ведрами. И никто с Дмитрием Ивановичем не поделился. Ноннин отец работал начальником цеха и «КАМАЗ»ами вывозил детали с завода, чтобы Нонна с матерью жили в достатке. Нонна не призывала, конечно, Димочку воровать лекарства в больнице, но сам принцип «все – в семью», по которому она воспитывалась, грубо попирался. Отец с матерью говорили: только курица гребет от себя, и та назад оборачивается. Отец и мать все делали вместе, а Нонна сама занималась ремонтом квартиры, продумывала дизайн, просчитывала, покупала материал, а потом нанимала чужого мужика, чтобы он выложил кафель на кухне. Димочка приходил и ничего не замечал, ему казалось, наверное, что все так и было. Нонна обожала свой дом, старалась сделать его уютным, в том числе и рабочее место для мужа. Димочка брал работу домой, вел статистику эффективности новых лекарств. Ответственность перед больными для него была превыше всего. Квартиру Нонне тоже купил отец, а Димочка просто вселился в нее со скромным чемоданчиком. Отец был для дочери идеалом мужчины, хотя и умер в тюрьме. Такой судьбы для мужа она не желала, но считала, что если мужчина взял тебя замуж, значит, он ответственен за тебя.
- Разве ты голодна? Или тебе холодно? Или у тебя что-нибудь болит? – спрашивал ее Димочка. – У тебя все хорошо, тогда что ты от меня требуешь?
У Нонны был сильно развит материнский инстинкт, она и Димочку полюбила потому, что о нем хотелось заботиться. Он подолгу занимался у нее в библиотеке, а она подкармливала его бутербродами. Через некоторое время Нонне показалось, что она не может без него жить, и Димочка откликнулся на ее чувство. Ему тоже что-то показалось, в результате появился Алешенька, и отец Нонны купил дочери трехкомнатную квартиру. Димочка сначала сопротивлялся такому проявлению отцовской заботы тестя, но потом смирился и переехал из своей общаги к Нонне и Алешке. Тем более, что работать в отдельной квартире удобнее, чем в общежитии среди выпивающих соседей.

В последнее время Димка задыхался от давления жены, она совершенно вымотала его своими претензиями. Вышла замуж за врача, а требует от него, как от среднестатистического клерка, чтобы вовремя приходил домой и клал на стол зарплату, премию и чаевые. Это она называет заботой о сыне. Но Димка считал, что для воспитания сына важнее исполнить свое предназначение, а сын сам все увидит. Димкин отец был военным летчиком. Он погиб, уводя горящий самолет от аэродрома, хотя мог выпрыгнуть с парашютом и остаться жить. Но он подумал о людях, которые были на аэродроме, и Димка гордился отцом. Хотя вырос без него. Отец все время как бы незримо присутствовал в его жизни, и Димка сверял по нему свои поступки.
- Как жаль, что ты никого вокруг себя не замечаешь, - горько говорила Нонна.
- Наоборот, я думаю о многих людях, - удивлялся Димочка.
- О многих – значит, ни о ком всерьез. Твои больные растаскивают тебя по кусочку, а близким, которые тебя по-настоящему любят, ничего не остается, - возражала ему жена. – Роднее нас с Алешенькой у тебя никого нет, пойми это.
- Я знаю, но я так ничего не успею, Нон, - виновато ответил Димочка.
- Чего ты не успеешь?
- Когда-нибудь люди научатся жить правильно и перестанут болеть. Все будут молодые, сильные, красивые и добрые. Потому что на самом деле ведь старости нет. Есть злость, обиды, стяжательство, а отсюда и болезни, и старость. И вот когда так будет, я пойму, что сделал все, что мог, и вы с Алешкой можете мной гордиться, - помечтал Димочка.
- Когда-нибудь через сто лет… - усмехнулась Нонна, наливая грибной суп. – Чехов ты мой, Антон Павлович. Давай я тебя покормлю. Когда я тебя кормлю, я понимаю, что живу не зря. А мне предложили место заведующей библиотекой, и я думаю о расширении платных услуг.
- Зачем? – удивился Димочка.
- Затем, что все хорошее стоит денег. Еще я разговаривала о тебе с директором одной частной клиники, они мечтают о таком специалисте, как ты. Это займет у тебя два часа в неделю.
- Я подумаю, - согласился Димочка, потому что понимал, что нужно пойти навстречу, иначе напор Нонны вызовет катаклизмы в природе. И если где-нибудь случится, например, землетрясение, то его причиной будет несовпадение их с женой мировоззрений.

Олег, хозяин частной клиники, пригласил Нонну в ресторан. По его глазам Нонна поняла, что одним рестораном не отделаешься, Олег надеется на продолжение, так сказать, развитие отношений. Почему бы и нет, ради семьи можно и на это пойти. Не на Димочку же надеяться, ждать, когда он проявит инициативу, принесет копейку в дом. Приходится все делать за него, решать, где он заработает и как обеспечить ему этот заработок. К тому же Олег не был противным, даже наоборот. Олег сильный, за ним – деньги и власть. Димочка как ребенок, в редкие свободные минуты он играет с Алешенькой на равных, ползает по ковру в детской с таким серьезным видом, как будто выполняет ответственное задание. Нонна смотрит на них снисходительно, как строгая мамаша на расшалившихся детей. Нонне захотелось прислониться к крепкому мужскому плечу, сколько можно играть роль мамаши? Она вздохнула, нашла в мобильнике номер Олега и нажала вызов.

Димка протянул руку и не нашел чашки с чаем. Поднял голову и встретил насмешливый взгляд медсестры.
- Ася сегодня не вышла на работу, - объяснила Надежда, надевая пальто.
- Заболела? – забеспокоился Димка.
Надежда пожала плечами, попрощалась и ушла. Димка узнал Асин адрес в отделе кадров и пошел к ней. Дверь ему открыла Ирина, проводила в комнату, где Ася лежала на диване с градусником, и исчезла.
- У тебя был врач? – строго спросил Димка, увидев ртутный столбик на отметке 38,5.
- Я знала, что ты придешь, - покачала головой Ася.
- Откуда ты могла это знать? ты не числишься на моем седьмом участке, - удивился Димка.
- Оттуда, - кивнула Ася головой на альбом с рисунками.
Димка напоил ее чаем с малиной и медом, укрыл одеялом и приказал:
- Спи, я подожду, пока спадет температура. – И открыл Асин альбом. Ася послушно закрыла глаза.
Димка перебирал рисунки и удивленно посматривал на девушку. Ася не искала новые образы, брала уже созданные классиками и примеряла их к Димке. Маленький принц, Грей, Принц с живым соловьем… Эта девушка разглядела его настоящего, подумал Димка. А вот еще интересный рисунок… Дон Кихот седьмого участка…
Димка вытер полотенцем вспотевший лоб Аси. Температура спала. Ася беспокойно зашевелилась и открыла глаза:
- Ты еще придешь?
- Куда я денусь с подводной лодки, - улыбнулся Димка. – Я теперь за тебя отвечаю.

2013г


читает Ольга Антипова