Андрей стоит перед широкой плахой, которую сам тщательно вытесал, отшлифовал ржавым скребком, и вот вчера вкопал в каменистую почву, выбрав место, куда не заглядывают охотники его племени: здесь, на обрывистом берегу озера, делать им нечего, да и не хочется никому сорваться вниз, сделав неверный шаг в густом тумане.
Андрей глядит на гладкую поверхность плахи, желтоватую, с редкими синими пятнами, и радуется: как хорошо у него получилось! Теперь он будет писать!
Андрею шестнадцать, если верить Тамаре, склочной жене Никиты, вождя племени. Хотя, если честно, не доверяет ей Андрей, особенно что касается чисел. Она вообще не прочь приврать, даже если все знают правду. К тому же арифметика не её конёк, ей и слово это вряд ли известно. А считать она умеет разве что до десяти, медленно загибая пальцы и сердито глядя на них, и хмурит при этом густые брови, между которыми торчит волосатая бородавка.
Неприятный она человек, эта Тамара. Страшна, как баба Яга, рисунок которой Андрей видел в одной из книжек деда Василия.
Вот дед Василий был хороший. Он знал то, о чём и помыслить не могут остальные. У него было много книг, и он научил Андрея читать и писать. Его не любили, называя колдуном. Но терпели его присутствие в племени, так как он умел лечить людей целебными травами и дарил им всякие нужные поделки из особой белой глины, которую нашёл в лесу. Иногда дед Василий исчезал там на несколько дней и возвращался с мешком, полным горшков, кружек, красивых статуэток. Причём он ходил по лесу без верёвки и ни разу не заблудился в тумане. Эта его способность заставляла остальных побаиваться его: все были уверены, что его водит за руку Крест: неровён час, наведёт этот старик порчу на обидчика или сделает ещё что похуже. Вот долговязый Иван до сих пор с ужасом в больших глазах на выкате рассказывает, как лет десять назад он, осерчав на деда Василия за что-то, обругал его нехорошими словами. Так потом ровно тринадцать ночей кряду спать спокойно не мог, видел такие кошмары, каких и врагу злейшему не пожелаешь.
Но не верит Андрей этим россказням. Он-то знает, что дед Василий был добрым. И очень несчастным. Эдуардово племя умыкнуло его жену и единственную дочь, а оставшийся после них внучок Серёжа умер от укуса гадюки, и даже целебные травы деда не спасли его. Тогда злая Тамара и придумала сказку о том, что такова доля всех колдунов: Крест наделяет их волшебными силами и хитрым разумом, взамен лишая родни, а также всех, кто им дорог.
- Берегитесь, люди добрые, не якшайтесь с Василием! - стращала она жителей деревни. - И упаси вас Князь Мира Сего полюбиться его чёрному сердцу - пропадёте ни за грош!
Враки всё это, - думал Андрей. - Я любил деда, хоть и не был он мне роднёй, он любил меня - и что? Он давно уже в могиле, а я всё ещё жив.
Да, жизнь продолжается. Правда, со здоровьем Андрею не повезло. Он слаб телом, да ещё и хромает на правую ногу: когда был маленьким, упал с этого самого обрыва, и ему было так больно, что он громко закричал. Хорошо, что поблизости бродил дед Василий, травки искал. Он и спас мальчика, вылечил сироту (мать Андрея была убита в стычке с племенем Эдуарда, а отца он не помнил), и мальчик стал жить в его хижине. Однако выправить ногу дед так и не сумел, с тех пор она плохо гнётся, и Андрей не может ходить на охоту. Зато повезло ему в другом: его перестали обижать, опасаясь опекуна, не заставляли трудиться до изнеможения.
Дед учил его своим премудростям. Когда же, сразу после смерти Василия, Андрей отправился в лес за чагой и валерьяной, не взяв с собою мотка бечёвки, и не заблудился, все смекнули, что душа колдуна переселилась в этого подростка. Так что трогать его нельзя.
Мальчик не знал, насколько хорошо дед Василий мог видеть в тумане, сам-то он видел шагов на десять, не более. Скорее, не видел даже, а каким-то особым чувством знал, что вон там, к примеру, стоит ель, немного ближе - куст крушины, а ещё ближе и чуть левее - огромный валун. И ни разу не ошибся.
Люди и без того не подпускали Андрея к себе, презирая за слабость и увечность, а теперь и вовсе старались не приближаться к его лесной хижине. Разве что придут и робко постучатся в дверь, если кто-нибудь из родных захворает, и вежливо попросят помочь. Андрей и помогал. Делал, что мог и что знал из дедовой науки.
Одному Василий так и не успел научить мальчика - лепить посуду и красивые статуэтки, даже не показал ему, где именно в лесу нашёл он ту чудесную глину.
Боялись Андрея соплеменники, но и уважали, а большего от них он и не ждал. Хлебнул он лиха после смерти матери, когда каждый мог наорать на него, дать ему пинка, а то и отходить хворостиной только за то, что попался под горячую руку. Жаль только, что книг у него нет: в прошлом году Эдуардовы разбойники напали на деревню, но, получив отпор, со злости подожгли хижину Василия, что стояла на отшибе, и никто не защищал её, ведь не было у одинокого подростка друзей с крепкими кулаками и увесистыми дубинами. И пришлось ему построить себе хижину в лесу.
Тогда и решил мальчик сделать себе книгу из дерева. А поскольку боялся и односельчан, и врагов, поставил он плаху-книгу подальше от злых людей, своих и чужих. Не понимают люди, что значат в жизни книги. Дед Василий был последним, кто знал это, остальные же уверены, что человек должен уметь только охотиться, биться с врагами и держать жену в ежовых рукавицах. Всё же остальное - постыдная блажь и вредные привычки. Особенно те, что не поддаются простому объяснению. Если на вопрос «Зачем ты это делаешь?» человек не может ответить понятными словами, то это уже не мужчина, а почти женщина, и даже хуже. А уж книги да мудрёные поучения деда Василия и вовсе зло несусветное. Потому и ходили тёмные слухи о дедовых книгах. Всем было ясно, что в них написаны заклинания Кресту, врагу доброго Князя Мира Сего, и что наведут они, непременно наведут на людей жуткие беды. Когда же книги сгорели, Тамара прямо-таки сияла от радости, уверяя соплеменников, что с этого дня ждать им благоденствия.
Послышался шорох. Андрей напрягся, вслушиваясь в туманную тишь: ничего страшного, это знакомая белка соскочила с дерева на сухую подстилку. Вольготно ей здесь, безопасно, в стороне от охотничьих троп. Вот бы и Андрею построить хижину над самым обрывом, а в лунные ночи сидеть на крыльце, всматриваясь в едва уловимую озёрную гладь и мечтая...
Но хватит медлить! Пора начинать книгу.
Андрей поднёс к плахе остро отточенный уголёк, зажатый в дрожащих от волнения пальцах. Страшно ему отчего-то. Нет, не соплеменников он боится - его гнетёт чувство ответственности. Он сам удивлён: откуда в нём это? Ответственность - перед кем и перед чем? Он же не отвар целебный готовит, опасаясь навредить больному человеку, а всего лишь собирается начать книгу. Но у него такое чувство, что кто-то стоит за спиной и придирчиво наблюдает за каждым его действием. Кто этот невидимый человек? Почему Андрею стыдно перед ним? Дед Василий? Или кто другой?
- Помоги мне, дедушка, - шепчет Андрей и выводит первые слова:
«Вначале была война».
Он отдёрнул от плахи внезапно обессилевшую руку и оглянулся по сторонам. Правильно ли он сделал, начав историю племени? Что он знает? Он же не был свидетелем ужасных событий прошлого, да его тогда и не было ещё на свете. Кое-что маме рассказывала её мама, которая, когда случилась та беда, была маленькой девочкой, о чём-то он узнал от других стариков, но бОльшую часть, конечно, от Василия. Вот кому следовало бы написать книгу, свидетелю и мудрецу, а не ему, не знающему жизнь юноше, с трудом отличающему сказки от были.
Впрочем, дед писал о прошлом, Андрей даже прочёл несколько начальных глав его воспоминаний. Но потом Василий умер, а вслед за этим несчастьем последовал и пожар, сожравший все остатки бесценной его премудрости.
И вот теперь Андрей пишет сам, не на бумаге, которой больше нет, наверное, в целом мире, а на деревянных плахах.
Зачем ему это? Для кого он старается? Он этого не знает. Никому история не интересна. Этим людям вообще ничего не нужно, кроме дичи из леса и крапивы с пустошей: дичь наполняет им желудки, из шкур женщины шьют зимнюю одежду, а из крапивы вьют нити, чтобы ткать полотна и бечёвку, помогающую не заблудиться в тумане.
«И война была в сердце человека, - продолжал писать Андрей. - И человек стал войной. И кроме войны, ничего не осталось у людей. Они строили храмы богу войны, молились ему, прося у него сил в свои тела, жестокости в сердца и праведной ненависти. А тех, кто призывал к миру, убивали, как бешеных собак. Наконец люди дошли до крайности - перевернули в своей голове вселенную вверх дном. Бога небесного назначили хранителем преисподней, а падшего духа посадили на высший престол. И вот, когда новый бог стал властелином человека, тот начал последнюю войну во имя искривлённой справедливости. Дедушка рассказывал, что это было страшнее самой смерти. Большие дома взлетали к небесам в виде пыли и огня, люди сгорали тысячами. Ни подвалы, ни подземные коридоры не спасали их. Горело всё, даже сталь и камень. Мало кто остался в живых.
На окраине города стоял пятиэтажный дом. Его жильцам посчастливилось больше других. Когда взрывы стихли, они выбрались из подвала и после долгих скитаний в дыму и тумане нашли убежище в лесу. Среди них были моя бабушка, то есть мама моей мамы, и дедушка Василий с будущей женой, правда, тогда им обоим не исполнилось и двенадцати. Вот как давно это было. Спаслись и предки племени Эдуарда. Они живут далеко от нас. Мы их не трогаем, зато они иногда приходят сюда грабить нас. Если бы не туман, который стоит на их пути, они бы, наверняка, давно нас уничтожили. К тому же мужчин у них меньше, чем у нас, и они слабее. Зато коварные, как волки. Вот так туман бережёт наш покой. Дед Василий говорил, что туман - и проклятие наше, и благословение.
Туман. Говорят, до войны его не было. Вернее, был, конечно, как и дождь, и роса, и ветер, но не особо густой и появлялся редко. А потом, после тех взрывов, он лёг на землю непроницаемым одеялом. Я знаю, что где-то наверху горит солнце, на которое нельзя смотреть, а не то ослепнешь. А ночью вместо солнца на небо восходит луна и сверкают там звёзды. Я видел их на картинках, поэтому знаю, что они там. Другие же и слышать об этом не хотят. Для них нет ничего, кроме тумана, в котором они видят не дальше, чем на один шаг. Днём светло, говорят они, потому что туман становится светлым, вот и всё. А откуда этот туман и почему он окутал землю, их не волнует. А дедушку волновала эта тайна. И я тоже хочу знать, в чём тут дело. Понятно, что это как-то связано с войной, но как? Мне кажется, если я узнаю ответ, мне удастся увидеть и небо. Как же я скучаю по солнцу, луне и звёздам, хоть никогда не видел их вживую... Но почему же никогда? Я видел их во сне. Они были прекраснее всего, что я знаю.
Но в этой загадке есть и ещё что-то. Дедушка Василий хотел мне рассказать и об этом, когда я стану умнее, но не успел».
- На сегодня хватит, - сказал себе Андрей, поставив последнюю точку. - Соберусь с мыслями и завтра продолжу. Надо писать понятно и по делу, коротко, но ёмко, как учил дедушка. А пока - вниз.
Андрея ждёт ещё одно дело, от которого зависит осуществление его мечты.
Он идёт вдоль обрыва, затем по более пологому склону, по едва заметной тропке, спускается к озеру. Ещё десяток-другой шагов - и вот она! Из тумана появляется его детище - небольшая одноместная лодка, выдолбленная из толстой колоды, которую они вместе с дедом Василием выпилили ржавой ножовкой из ствола сосны и раскололи вдоль. Много сил ушло у них на это. Каково же было Андрею в одиночку доводить её до ума!
Но вот она готова: широкобокая, кривая, неказистая, но прочная. Осталось только лавочку смастерить да весло выстругать. А потом он поплывёт! От одной этой мысли грудь Андрея наполняется радостной тяжестью, а сердце начинает стучать чаще. Ему страшно, однако и тянет неудержимо - отправиться к неизведанному.
Дед Василий говорил, что посреди озера лежит остров. Он сам видел его однажды, в светлую лунную ночь.
Андрей тоже часто вглядывался в белую пелену над озером, но ему никак не удавалось ничего разглядеть. Однако дед был терпелив, и его мягкая настойчивость принесла плоды: однажды, когда они вместе пришли к обрыву, Андрей вскрикнул от изумления:
- Я вижу!
Далеко-далеко, окутанный белёсой дымкой, лежал остров!
- А это не противоположный берег? - спросил он.
- Нет, - покачал головой дед Василий, - это остров. Когда я был совсем юным, мы - я и мои приятели - плавали туда рыбачить и ночевать у костра. - Умолкнув, он медленно качал головой, а на его губах дрожала грустная улыбка.
- Но почему здесь, на берегу, мы видим близко, а остров - на таком большом расстоянии? - спросил Андрей.
- Это загадка загадок, - ответил дед Василий. - Вот построим с тобой лодку и поплывём к острову - выяснять, почему время от времени его можно разглядеть. Вообще-то, это необычный остров. У нас, юных романтиков, была одна забава. Когда мы приплывали туда позагорать и порыбачить, а погода портилась, мы становились в круг, брались за руки и, закрыв глаза, просили Бога расчистить над нами небо. И обязательно случалось чудо: тучи таяли, как весенний снег, и нас окатывал жар летнего солнца. В других местах мы тоже пробовали так делать, но это удавалось лишь на острове.
- Значит, он волшебный?
- Всякое место - волшебное. Но по-своему. И каждый человек - волшебник, просто чаще всего не знает об этом.
- Но мы ведь видим остров глазами? - спросил Андрей.
- Конечно, глазами.
- А здесь, на берегу, чем видим?
Дед Василий положил ладонь Андрею на плечо.
- Это тайна, мой мальчик. Да и какая разница, чем видеть? Главное - что мы знаем, где что находится. Наверное, так же ласточки знают, куда лететь им осенью и какой дорогой возвращаться весной. И гусиные стаи спокойно летят по ночам, в полной тьме, даже в тумане, и не сбиваются с курса.
«Эх, дедушка, - думал Андрей, осматривая приготовленную для скамейки доску, - почему так рано ты ушёл? Я же ещё ничему толком не научился».
Он взял в руку самодельный топор, выкованный дедом Василием из найденного бруска железа, и принялся за работу.
Сидение вышло слегка изогнутым, некрасивым, но зато по длине отлично подошло к лодке и легко влезло в заранее вырезанные для неё пазы.
- Ну что, - сказал Андрей, - до вечера ещё далеко. Сделаю-ка я ещё и весло. А потом - рыбу ловить.
Одной из тайн деда Василия было знание о том, что в озере водятся рыбы. Никто другой этого не знал, ни в Никитином племени, ни в Эдуардовом. Предки этих людей были горожанами и впервые попали в лес только после великих взрывов. Сначала они питались улитками, жуками, лягушками, приманивали на свет костра бабочек. А затем двое из них, заблудившись в лесу, сумели убить палкой зайца. И им удалось найти дорогу к деревне. Они принесли тушку, и женщины пожарили её на угольях, даже не освежевав. Людям понравилось новое блюдо. Начиная с того дня, они стали вить из крапивы бечёвки и делать ловушки для зверей. А когда Эдуард украл сестру Никиты и сделал её своей женой, та рассказала и другому племени, что такое охота и насколько жареная дичь лучше улиток и насекомых.
Одного не знали люди - что в озере можно ловить рыбу, и это проще, чем обходить расставленные капканы. Дед Василий и рад был бы поделиться с соплеменникам этим знанием, но они и слушать об озере не желали. Боялись его, считали, что в нём живёт Болотник с женой своей Русалихой. Ходит поверье, будто бабка тётки Тамары своими глазами видела похожую на змею женщину, которая сладкими речами пыталась заманить её в воду. Насилу она отделалась от хитроумной нечисти. И вернулась в деревню сама не своя. Больше к озеру никто не приближался, а детей за непослушание пугали страшными водяными жителями, холодными, скользкими, с длинными кровавыми клыками, только и ждущими, когда зазевается неосторожный человек. Даже к ручью, протекающему рядом с деревней, относились с опаской, поскольку тот впадает в озеро. Ведь по нему легко может подняться Русалиха. Поэтому за водой к ручью ходили все женщины скопом, да и то по утрам, когда боги спят. И стирали в ручье тоже все вместе.
А дед Василий не боялся озера. Он плёл тонкие, но прочные нити - из какой травы, Андрей так и не успел узнать, а из найденных в лесу кусков проволоки делал крючки. Наловчился ловить рыбу и научил этому занятию Андрея. Жалел он лесных зверей и птиц, да и рыб жалел, но считал, что если уж сам Иисус ловил рыбу, значит, так делать и им, и нет в этом греха.
Наконец весло было готово, гладкое, пахнущее сосновой смолой. Почему бы не отплыть от берега и не порыбачить?
Когда же Андрей сел в лодку и оттолкнулся от берега, его охватил такой восторг с примесью колючего, но приятного страха, что он позабыл о рыбе и решил, не откладывая, совершить путешествие к острову, тем более что туман над озером вновь поредел.
- Я плыву! - крикнул он, смеясь от счастья.
Под ним зияла неведомая глубина, а он не тонул. Он почувствовал себя победителем пространства и другом воды: она приняла его, она позволяет его лодчонке легко скользить по своей зеркальной спине.
- Я достигну этого острова и разгадаю тайну тумана!
Он подумал, что неплохо было бы взять с собой Настю. Она одна не чуралась странного мальчика, а он дарил ей красивые цветы, найденные на лесных полянах - ландыши, купальницы, похожий на туман белоголовник и крохотные лиловые гвоздики. Но потом он подумал, что это опасное предприятие. Настя, наверняка, перепугалась бы до смерти, плывя по воде в непроглядном тумане. Тем боле что она верит в сказки Тамары и других старух. И у неё уже есть жених, крепко сбитый, толковый охотник Борис. А кто такой Андрей? Хлипкий, странный, презираемый всеми отщепенец. Нет, тут ему надеяться не на что.
Плыть оказалось не так-то просто. С непривычки Андрей никак не мог приноровиться к лодке: она поворачивалась то вправо, то влево, а иногда и вовсе кружила на месте. Нужно было перекидывать весло с борта на борт, с весла капала вода, и скоро штаны Андрея вымокли до нитки. Но он не сдавался. Берег, от которого он отчалил, давно скрылся из виду, зато остров всё чётче вырисовывался в молочной дали и рос, рос, расширялся, словно медленно разбухая, выныривая из темноты озера. Уже и деревья можно различить на покатом хребте и какие-то белые пятнышки.
Наконец Андрей приблизился к волшебному острову. Вдоль берега покачиваются на воде три лодки, белоснежные, красивые, идеально ровные, с гордо задранными носами и широкими кормами. Такие Андрей видел в книгах.
С берега в озеро вдаётся мосток, сооружённый, вероятно, из оструганных брёвен. Он тоже белый и красивый. А на мостке стоит человек, одетый во всё светлое.
Андрей опустил весло, не зная, причаливать ли - или плыть обратно? Испугался он незнакомого человека: а вдруг он такой же, как Эдуард?
- Не бойся! - крикнул ему человек. - Я Алексей, и я не кусаюсь.
- А я Андрей. И тоже не кусаюсь.
- Вот и славно. Сам смастерил лодку?
- Сам, - не без гордости ответил Андрей. - Вообще-то, не совсем сам, вдвоём с дедом Василием начали... Но он помер...
- Соболезную, - сказал незнакомец. - А ты, вижу, молодец. Давай сюда. Скоро темнеть будет. Поужинаем, да ты мне всё и расскажешь. А потом я помогу тебе вернуться, чтобы родные не беспокоились, куда ты пропал...
- Некому беспокоиться, - возразил Андрей. - Один я на свете остался.
Подавив робость, он причалил. Алексей, который оказался высоким, широкоплечим, не молодым, но и не старым, подал ему руку, помог выбраться из неустойчивой лодчонки.
Андрей ступил на мосток - и застыл в удивлении: остров не окутан туманом! Над озером лежит непроглядная пелена, а тут - кристально чистый воздух.
- Небо! - вырвалось из груди восхищённого юноши. - А там, - он указал на запад, - там солнце?
- Солнце, - широко улыбнувшись, ответил Алексей.
- Но... Как такое возможно?
- Пойдём со мной, - сказал Алексей, - и я тебе всё объясню.
Они двинулись по дороге, посыпанной светлым щебнем. По обеим сторонам дороги стояли белые статуи: мужчины, женщины, звери, птицы, сфинксы... Они были прекрасны.
- Ты тоже нашёл чудесную глину? - спросил Андрей.
- Можно сказать и так, - смеясь, кивнул Алексей.
- И сам всё это сделал?
- Сам. Ну, разве что отец помог мне.
Они вступили в большой дом, сложенный из белого кирпича. Такие большие дома Андрей видел только в книгах. В доме тоже всё было белым, как в лесу зимой. Правда, стёкла в окнах были мутными, почти непрозрачными, но они хорошо пропускали вечерний свет солнца, добавлявший к белизне розовых оттенков.
В камине висел прокопчённый котелок. Алексей снял его и поставил на стол.
- Уха, - сказал он, разливая содержимое котелка по глиняным мискам, которые, как и ложки, тоже были из той же глины.
- Дед Василий хотел научить меня делать такие вещи, - сказал Андрей, - но он умер.
- Твой дедушка?
- Не родной… Это он первым увидел остров.
- Он видел в тумане?
- Да.
- Тогда всё ясно.
Алексей умолк, о чём-то задумавшись.
- Что тебе ясно?
- Это не глина, - сказал Алексей.
- А что?
- Туман.
- Туман?
- Ну да. Всё, что ты здесь видишь, сделано из тумана. И твой дед Василий, оказывается, тоже разгадал эту тайну.
- Но как? - воскликнул в недоумении Андрей. - Туман же такой... как воздух.
- Ты ошибаешься, - возразил Алексей.
- Как я могу ошибаться? Я ведь родился и вырос в тумане, я дышал им, пил его вместе с водой, ел вместе с рыбой...
- Это так, - сказал Алексей, - но ты ничего не знал о нём. Так часто бывает: люди воспринимают нечто как привычное и даже бесполезное, а то и вредное, не задумываясь над тем, что внутри может таиться сокровище. А такие, как твой дед, берут вещь, исследуют её и понимают: это чудо, посланное людям для выживания и спасения.
- Кем посланное?
- Богом, конечно.
- Крестом, Князем или богом Деда Василия?
Алексей разразился громким хохотом.
- Что за чепуху ты несёшь!
- Так говорят в нашем племени. Дед Василий говорил, что надо верить в его Бога, но никто его не слушал. Он учил их, что даже Иисус верил в его Бога и что у него нет ни тела, ни рогов, ни хвоста, а только любовь ко всем. За это смеялись над ним и его Иисусом.
- Несчастные люди. - Алексей вдруг погрустнел. - Везде - одно и то же. Слепые люди разрушили всё и продолжают ходить на ощупь среди развалин. Столько веков развития - и на тебе... Но знаешь, что я скажу, Андрюша: не развитие это было, а случайные всплески спящего разума.
- То же самое говорил и дед Василий.
- Надеюсь, он рассказывал тебе, что случилось с миром?
- Конечно. И не только мне. Но, кроме меня, ему никто не верил. Поэтому я выстругал плаху и стал писать то, что знаю о войне и тумане. Но я так мало знаю…
- Вот и моему отцу никто не верил, - сказал Алексей. А ведь и он хотел раскрыть глаза слепцам. И меня научил держаться истин. Например, Истина Поруганных Святынь заключается в том, что война уничтожила цивилизацию, спалила её, разнесла на атомы. Так возник туман. Это не просто мелкие капельки воды - это все достижения человечества, сделанные им вещи, придуманные идеи, неосуществлённые мечты. Это и добро, и зло, и мудрость, и глупость. Всё взорвалось и стало туманом. Так решил Бог.
Андрей начал понимать, что хотел сказать ему Алексей. Взволнованный новыми знаниями, он перебил его:
- Дед Василий называл туман нашим проклятием и благословением.
- Тут он тоже был прав, - ответил Алексей. - Бог дал людям этот туман как некий изначальный хаос. Вы, мол, разрушили всё, что создали - вот и получайте ещё одну возможность построить цивилизацию. Но теперь это смогут делать только особые люди, мудрецы и ясновидцы.
- Как ты и дед Василий?
- Да, и как ты, познающий тайну. А даётся тайна только тем, кто не живёт заблуждениями племени, а ищет спасения. Запомни, мальчик: туман не наказание. Бог не хочет усложнить жизнь человеку. Ему тоже нелегко, он знает, что такое страдания. Но как ещё заставить людей делать вместо глупостей полезные вещи?
- Скажи, Алексей, - попросил взволнованный Андрей, - как ты научился лепить столько всего из тумана? Я тоже хочу так!
- С радостью расскажу, - ответил Алексей. - Однажды мы с отцом сидели на вершине горы, окутанные густым туманом.
- Смотри, - сказал я ему, - туман как будто скатывается в воздухе в плотные шарики. Я даже чувствую их кожей.
- Да, - отозвался он. - Ты хороший наблюдатель.
Он поймал рукой один такой шарик и стал сжимать его между ладонями. Сжимал и растирал. И так до тех пор, пока у него не получился мягкий кусочек, похожий на глину. Я тоже попробовал скатать комок - и у меня получился такой же кусочек. В тот день я слепили первую свою чашу. Кривую, косую, но настоящую чашу!
Смеркалось. Андрей, как заворожённый, смотрел на Алексея, и казалось, не нужно было солнца, чтобы видеть его ясные глаза.
- Но ты не объяснил, почему над островом нет тумана, - сказал Андрей.
- А ты ещё не понял? - лукаво улыбнулся Алексей. - А ну-ка, догадайся.
- Дед Василий рассказывал, что он и его друзья вместе разгоняли облака… Но у тебя же здесь нет друзей, я прав?
- Нет.
- Тогда не понимаю…
- Ведь я использую туман для своих поделок, и он быстро кончается, особенно если лепить что-нибудь большое - например, статую. Но через несколько дней туман возвращается. Ветер приносит его с озера.
- Вот почему мы видели остров! В те дни вокруг острова было мало тумана!
- Именно так. Я построил из него этот дом, набережную, лодки, причал, дороги... И много чего ещё.
Вдруг Андрею в голову пришла замечательная мысль, и он воскликнул, от радости вскочив на ноги:
- Но если из тумана постоянно что-нибудь делать, он в конце концов кончится на всей земле?
- Точно, - кивнул Алексей. - Он превратится в новую цивилизацию. Надеюсь, она будет лучше прежней.
- И все увидят небо, солнце и звёзды?
- Непременно.
Андрей снова сел и сказал погрустневшим голосом:
- Но тумана так много, а ты один...
- А ты? Разве ты не будешь помогать мне?
- Если ты научишь меня.
- Научу. И нас будет двое. Ты сделаешь из тумана белую-белую бумагу и напишешь книгу о том, как всё было и как должно быть, чтобы война не повторилась. Ты будешь много знать, поэтому книга получится толстая и будет пахнуть озером, тростником, ухой и дымом очага.
Уже стемнело. Свет луны проскользнул в приоткрытую дверь дома, и Андрей выбежал на крыльцо полюбоваться ночным светилом. Оно было таким ярким, таким живым!
- Алексей, послушай! - крикнул Андрей, заглянув в дом. - Похоже, и луна сделана из тумана?
- Вполне возможно, - ответил Алексей. И добавил, выйдя на крыльцо и обняв Андрея за плечи: - Да, она прекрасна. Мой отец - непревзойдённый скульптор.