Продолжение. Начало истории в рассказах "Пелуче" и "Фриолеро".

Агата была девочкой умной и начитанной, а потому угадала правильно: в лагерь на побережье Финского залива родители отправили будущих второклассников совсем не ради целебного морского воздуха. Вернее, не только ради него.

Родители – Юрин папа Виктор и Агатина мама Таисия – хотели немного побыть вдвоём, без пристального внимания отпрысков. Это казалось Агате обидным до слёз – ведь взрослые познакомились лишь благодаря ей, Агате! Кто организовал тот побег с продлёнки, в результате которого неприкаянные взрослые обрели друг друга?

Сами они не могут ничего – да, совсем ничегошеньки! Даже если познакомятся где-то в интернете, то уж встретиться не соберутся никогда в жизни. Так и будут писать друг другу неделями, месяцами, годами... Всё это Агата уже видела.
Разве справились бы взрослые сами, без неё? А теперь получалось, что Агата им вовсе не нужна. Мешает. Путается под ногами!
Когда девочка поделилась своей обидой с бабушкой Лизой, та лишь хмыкнула и загадочно прокомментировала:
– Мавр сделал своё дело, мавр может уходить!
– Что это значит, а? – сердито топнула ногой Агата.
– А то и значит, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Поедете вы теперь с Юрой в лагерь на побережье как миленькие, а могли бы всё лето в пыльных лопухах у меня под балконом в прятки играть! Представляешь, какие злые у вас родители? Как они жаждут от вас поскорее избавиться?!
Агата поняла, что бабушка над ней подшучивает, и настроение у неё испортилось ещё больше.
– А я бы хотела в лопухах играть! Но меня никто не спрашивает! — сердито сказала она. Но её и вправду никто не спрашивал, а потому в лагерь ехать всё же пришлось.
Там оказалось не так уж плохо. Юра с Агатой были неразлучны, с другими детьми почти не общались – им вполне хватало общества друг друга. Конечно, на ночь мальчики и девочки расходились по разным спальням, но прямо с утра, после умывания, Юра и Агата бежали навстречу друг другу – и уже не расставались до отбоя. На удивление, никто не дразнился: окружающие принимали их за брата и сестру.

...К середине смены Юра сильно заскучал. Он вообще с трудом выносил общение с незнакомыми людьми, а тут – сотня чужих мальчишек и девчонок. По большей части, все какие-то слишком бойкие, активные, не очень-то дружелюбные.

– Как же хорошо, что мы вместе с тобой здесь. Иначе бы я давно сбежал, – сказал Юра Агате за завтраком.

Агата задумчиво размазывала кашу по тарелке.
– А что, может быть?...
– Мы же ж пробовали уже... Всё равно найдут и вернут, – вздохнул Юра, – даже скорее – мы сами вернёмся. А у родителей неприятности будут, у твоей бабушки давление подскочит... И маме твоей нервничать нельзя.
– Я об этом опять не подумала, – хмуро сказала Агата, – наверное, я какая-то эгоистка.
Временами ей казалось, что Юра умнее её, хотя это, конечно же, совершенно не соответствовало истине: Агата закончила первый класс почти отличницей, всего лишь с одной четвёркой – по пению. Юра же – наоборот – по пению получил свою единственную пятёрку, а по всем остальным предметам добрая Нина Ивановна выставила ему за год жалкие "натянутые" тройки.
– А может, нам заболеть? И тогда нас домой заберут? Можно, например, простудиться. Или вот: я тут где-то видела мухоморы... Съедим по кусочку, немного отравимся.
– Ты что, хочешь, чтобы тебе промывание желудка сделали? Наш кот как-то вылакал мамину микстуру, потом его в ветеринарке спасали. Знаешь, как он орал?
– Нет, я так не хочу... А что же делать, Юр?
– Ладно, потерпим, – решил Юра, – пошли в бадминтон играть.
...Домой их забрали только в середине августа. Домой, да не совсем: выяснилось, что теперь жить Агата и Юра будут в квартире бабушки, где пустовали две крошечные смежные комнаты. В комнате Агаты бабушка повесила новые сиреневые занавески с воланами, в Юриной – строгие тёмно-зелёные.
Для Юры приготовили комнатку, выходящую окнами на школу искусств, где бабушка Лиза работала преподавателем хореографии. Кровать, письменный стол, шкаф – что ещё нужно мальчику? Но в комнате, как выяснилось, обитало ещё старинное чёрное пианино. Увидев инструмент, Юра потерял дар речи от внезапного восторга и сразу примирился с необходимостью жить у чужой бабушки.
Виктор и Таисия собирались жить в двухкомнатной квартире по соседству, где прежде обитали Агата с мамой. В квартире, где раньше жили Юра с папой, остались родственники, – дедушка Семён, папа Виктора и папина сестра, тётя Лиля с сыном-подростком Гришей.
Агата не очень-то радовалась такому раскладу. Выяснилось, что прежнюю Агатину комнату займёт сестричка, которая появится на свет после Нового года.

"Это будет ваша общая с Юрой сестричка, представляешь, Агатик?" — сказала мама, – после её рождения вы по-настоящему станете родственниками. Здорово, правда?

"Тоже мне здорово," – подумала Агата. В голосе мамы слышались какие-то фальшивые сладкие интонации, от которых Агате становилось невыносимо стыдно и противно.

"Это уже словно не моя мама", – думала девочка. А чья же тогда мама? Этого нового ребёнка? А она, Агата, значит, ребёнок старый и уже не очень-то нужный?

– Да ладно. Прикинь: мне твоя мама – вообще мачеха, – хмуро сказал Юра, когда Агата попыталась поделиться с ним своими печалями.

Мачеха?! Не может быть! Мачеха — это злая старуха, которая отправляет детей на ночь глядя в морозный лес. Как же может добрая Агатина мама быть мачехой? Это совершенно не укладывалось в голове.

– А кто мне твой папа?
– Вроде отчим.
Агата закатила глаза и умолкла.

Впрочем, жить на новом месте детям понравилось: бабушка Лиза была весёлая, и вдобавок – вкусно готовила.

Вообще-то величать бабушку бабушкой язык не поворачивался. Все окружающи – в том числе и Агата с Юрой – звали её просто Лизаветой. И только весёлый сосед Иннокентий Васильевич с первого этажа, который ежевечерне заходил к Лизавете "почаёвничать", всегда обращался к ней по отчеству – "Григорьевна".

– Какая ещё я тебе "Григорьевна"? – сердилась бабушка. – Все меня просто Лизой зовут!
– А я тебе – не все! – отвечал Иннокентий Васильевич и строго смотрел на бабушку.

– Не все, не все, но клювом особо не щелкай! Найдутся кавалеры и побогаче, и помоложе!

Бабушка кокетливо подмигивала и вставала в изящную балетную позу. Потом, перехватив изумлённый взгляд Юры, спохватывалась и делала строгое лицо. Агата лишь усмехалась. Когда эта сцена случилась в первый раз, она шепнула Юре:

– Не обращай внимания, Лизавета всегда чудит! Она у нас – богема!
– Кто? – растерянно спросил мальчик.
Бабушка, как оказалось, всё расслышала.

– А сейчас покажу!
Она картинно приложила руки к груди и вдруг громко-прегромко запела:
– Яаааа молодааааа, прекраснааааа... Меня вокруг все знают и меня улыбками встречают...

Агата зажала уши:

– Аааааааа! Лизавета! Сколько тебя просить – не голоси в квартире! Сама говоришь – стены картонные! Бедные соседи!

– А где мне ещё голосить, интересно? Я, может, свою роль в опере "Богема" репетирую! Близится мой звёздный час в Венской опере! Соседи должны быть благодарны, что имеют возможность послушать меня бесплатно. Скоро я заключу контракт и навсегда покину эти картонные стены. Впрочем, я обещаю делиться с вами баснословными гонорарами!

Лизавета сделала изящый пируэт – да так резко, что её длинная пёстрая юбка хлестнула Юру по носу – и отвернулась к раковине, чтобы домыть посуду.

– Богема – это такие люди, которые занимаются искусством и не ходят на обычную работу! – шепнула Агата Юре на ухо.
– Это опять твои испанские словечки?
– Нет, это вроде как французское...
– А я тоже хочу быть богемой!
Лизавета – ушки на макушке! – расслышала его последнюю фразу.

– Это, голубчик, постараться надо! Заслужить! Например, я в своё время в музыкалке десять лет отпахала, да в балетном кружке, потом в музыкальном училище, потом в консерватории... И вот только после этого я с чистой совестью могу позволить себе называться богемой!
Она вновь сделала изящный пируэт и красиво раскланялась, прижав руки к груди.

– А я бы пошёл в музыкалку, – задумчиво сказал Юра.
– Ты думаешь, тебя возьмут? – спросила Агата, – это же очень сложно! Меня вот не взяли... Сказали, что слуха нет... И чувства ритма. И на хореографию не взяли. А в художку зато взяли... Так что я тоже богемой стану!

– Я бы попробовал, – серьёзно сказал Юра, – вдруг примут? Я ведь петь любил раньше. Мама хотела меня отвести в музыкальную школу на прослушивание, да не успела...
Юра начал кусать губы и отвернулся к окну. Агата уже знала, что он пытается не заплакать.

– А сходим, Юрочка, сходим! По осени как раз у них второе прослушивание бывает, – защебетала Лизавета. – Вот завтра из школы вернёшься, я тебя как раз и отведу в нашу школу! Я же там работаю педагогом по хореографии, у меня знакомых полно. Агатика в художественное отделение отведём, а тебя в музыкальное!

...На следующий день лил дождь. Как только ребята ввалились в квартиру, фыркая и по-собачьи отряхиваясь, бабушка Лиза сразу засуетилась:

– Ну-ка, ну-ка, руки быстро помыли, горячего супа в себя залили – и марш окультуриваться! Будем из вас настоящую богему лепить!
Такс Тип-Топ, воодушевлённый суетой, вскочил со своей подстилки и визгливо затявкал.

Музыкальное, художественное и хореографическое отделение располагались в одном здании. Это называлось – школа искусств.
Агата, размахивая папкой, сразу унеслась на занятия по рисунку, а с Юрой бабушка Лиза поднялась в кабинет флейты, где в этом году случился недобор.

– Вот привела вам ученика, – сказала бабушка пожилой учительнице и подтолкнула оробевшего Юру в класс.

– Ну, что ж, иди сюда, не бойся, меня зовут Светлана Евграфовна, и я детей по вторникам не ем. У меня разгрузочный день! – сказала учительница и захохотала басом. Спой-ка мне какую-нибудь песню. Какую ты знаешь? "Маленькой ёлочке холодно зимой" можешь напеть?
– Я могу спеть арию мистера Икс... Я фильм старый очень люблю, он назывется "Принцесса цирка".
– Да ты что?! Ну давай, это очень интересно...
– Да я шууут, я циркач, и что же? Пусть меня так зовут вельможи...– запел Юра.
Голос его сначала дрожал и звенел, затем неожиданно окреп, приобрёл краски.
– Да у вас оперный певец растёт, Лизочка! – сказала учительница. – отведи-ка ты его лучше к вокалистам.
Юру приняли.
Бабушка Лиза радовалась так, что Агата даже слегка заревновала: это же её родная бабушка, а никакая не Юрина! У Юры есть свои родственники, пусть они и пекут праздничный пирог по случаю поступления внука в музыкалку! Впрочем, пирог с брусничным вареньем оказался на объеденье, и Агата моментально забыла про свои обиды.

"Я вообще-то Юру люблю, – вдруг вспомнила она, – я должна за него радоваться!"

...А вечером разгорелся скандал.
Отец Юры, зайдя проведать сына, и слышать не захотел о музыке.

– Мой сын не будет заниматься ерундой. Пусть идёт в секцию бокса! У него по всем предметам тройки, а вы хотите, чтобы он арии пел. Где он потом свои арии петь будет? В переходе?! Я не буду писать заявление в музыкальную школу.

Дядя Витя был непривычно суров. Агата и Юра сидели рядышком на угловом кухонном диване. На высоком табурете задумчиво раскачивался Иннокентий Васильевич. Тип-топ, пёс вообще-то невредный, жевал свой мячик и негромко порыкивал на воображаемых недругов: ему не нравился тон беседы. Тот, кто позволяет себе повышать голос – того и гляди! – захочет забрать себе собачий мячик...

Юра угрюмо молчал, едва сдерживая слёзы, Агата же напряженно соображала, как можно повлиять на ситуацию. Ей, выросшей в атмосфере полной творческой свободы, было совершенно очевидно: Юра должен заниматься тем, к чему лежит душа. А тройки – это не так страшно. Просто маленькая красная закорючка-пиявка в дневнике – кто же будет всерьёз воспринимать такую ерунду? Юра, оказывается, здорово поёт, и в ноты попадает – в отличие от Агаты...

Когда рассерженный Виктор наконец ушел в соседнюю квартиру, у бабы Лизы состоялось срочное совещание заговорщиков.

– Что делать-то будем? Нельзя же таланту пропадать! – тревожным шёпотом спросила бабушка Лиза, словно Виктор мог услышать её из соседней квартиры.
– Чего это твой папа такой злой сегодня? Я его раньше таким не видела... – тихо сказала Агата Юре.
– А я видел, – хмуро ответил мальчик, – он вообще-то почти всегда такой... С мамой они сильно ругались, пока она не умерла...
– А что ж ты раньше не рассказал? Вдруг моя мама тоже будет с ним ругаться и тоже умрёт? – испугалась Агата.
– Не знаю... Я думал, твоя мама не позволит с собой плохо обращаться. Она ж такая...
– Какая?
– Ну, смелая, уверенная в себе...
– Мама?! Да ты просто её ещё не знаешь! Она ревёт над каждой дохлой мухой!
– Ох, я же этого не видел, – виновато сказал Юра и задумался.
Из этого состояния его вывела бабушка Лиза:

– Так что, Юр, будешь в музыкалку-то ходить? Тайком от папы? Это, конечно, очень нехорошо, но...Я бы могла как-то всё устроить и без его ведома.

Она замялась, потом хотела продолжить, но Юра перебил:

– Буду ходить. Вряд ли папа узнает. Ему не очень-то интересно, чем я занимаюсь. И никогда не было интересно.
Эти слова прозвучали как-то очень горько, по-взрослому. Агата в очередной раз подумала, что Юра словно бы старше её... Но разве же такое возможно?
В музыкальную школу Юра ходил по вторникам и четвергам. У него были диковинные предметы: специальность, сольфеджио, общий курс фортепиано.
В этой школе – в отличие от общеобразовательной – он не был отстающим. Бабушка вызвала мастера, который починил и настроил старое пианино.

Наступил ноябрь.

В начале месяца Таисия попала в больницу "на сохранение".

– Ничего страшного, это для профилактики, с тобой она тоже там лежала. Витаминчики поколют и выпишут, – успокоила испуганную внучку Лизавета.

Юрин папа в гости не заходил – лишь изредка спрашивал сына по телефону о школьных отметках.

...И всё -таки они прокололись.

Перед осенними каникулами состоялось родительское собрание. Нина Ивановна, классная руководительница, не ведая, что творит, начала хвалить Юру:

– Видите, как здорово, что ребёнок учится музыке? Моторика развивается, почерк стал лучше. Виктор Евгеньевич, вы просто молодец!
– Я молодец? – медленно и тихо проговорил Виктор, – да уж, я молодец... Связался с богемой.

Бабушка Лиза, сидевшая в соседнем ряду, неумело перекрестилась и прикрыла ладонями внезапно покрасневшее лицо. Виктор кинул на неё разъярённый взгляд.

...А потом всё было быстро и страшно.
Вечером Виктор открыл дверь в бабушкину квартиру своим ключом и, не разуваясь, прошел на кухню, где Юра с Агатой сидели рядышком на любимом диване.
Виктор молча взял сына за плечо и увлек за собой в прихожую. Кивнул на куртку:
– Одевайся, поживее.
– Зачем? Куда мы пойдём?
– Делай, как я сказал. Вещи потом заберёшь.

На кухне тихонько заплакала бабушка, такс Тип-Топ запрокинул морду к потолку и горестно взвыл. Агата вжалась в кресло, подтянула колени к лицу... Провожать Юру никто не вышел.

...Виктор с Юрой вернулись в прежнюю квартиру. Виктор поспешно перевел сына в соседнюю школу – в класс со спортивным уклоном. В музыкальную школу, конечно, Юра ходить перестал, общаться с Агатой ему тоже запретили... К счастью, жили дети поблизости – в соседних домах, и потому изредка всё же ухитрялись встречаться.

В декабре, когда мама вернулась из больницы, Агата вновь переехала в свою прежнюю комнату. Мама была непривычная: кругленькая, неповоротливая, печальная. Сестричка должна была родиться в январе.

... Как-то раз Агата зашла в мамину комнату и увидела на подоконнике смешную серую игрушку-нескладушку из фетра.

– О, так это же мой Пелуче! – воскликнула она, – мама, а я думала, что ты давно его выкинула! Он же совсем кривой и на мышь похож!
– Что ты, Агатик? Как же можно выкинуть? Это же ты мне подарила, сделала с любовью, старалась...
– Я знаю. Но я была маленькая, ничего ещё не умела. Сейчас я бы сделала лучше...
– А сейчас ты большая, на целый год взрослее. Без пяти минут старшая сестра. Слушай-ка... Виктор забыл у нас на вешалке в прихожей свою старую куртку. Может, сошьёшь из неё игрушку для нашей маленькой Алины?