- Я, как доберёмся, сразу тебе напишу, - высунувшись из окна вагона кричала Зина, - ты, Люся, главное, моё заявление отнеси, объясни там всё.
Люся стояла на перроне, среди толпы провожающих, и кивала в ответ головой. Она очень хорошо понимала свою подругу Зину, которая, не раздумывая, собралась и вместе со своим трёхлетним сынишкой Сашенькой отправилась в совершенно незнакомый город к раненому мужу. Люся смотрела на неё, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, ведь сама-то она своего мужа больше никогда уже не увидит, не вернётся он домой с этой ужасной Войны, похоронку на него Люся получила ещё год назад, в сорок третьем.

Петру, мужу Зины, повестка пришла в мае сорок второго. Сашеньке было тогда всего полтора года. Когда малышу исполнилось три, и он уже научился хорошо разговаривать, то всё время просил маму читать ему на ночь вместо сказок письма от папы. Сашенька брал его фотографию и гладил рукой, пока Зина в очередной раз перечитывала ему папино письмо. Писал Петр не часто, но помногу, он знал о том, как сын ждёт его весточек и поэтому письма его были не о тех сражениях, в которых он участвовал, не о погибших товарищах, не о ранениях и трудностях, нет, он писал о природе, о том, как между боями ловил рыбу или собирал в лесу ягоды. Рассказывал, как солдаты подобрали бельчонка и приручили его. Как щенок, прибившийся к их взводу вырос и стал очень умным, даже помогал вытаскивать раненых из-под пуль. Однажды Петр прислал засушенную веточку малины в письме. Зина положила веточку в буфет, а Сашенька каждое утро, проснувшись, подбегал, открывал дверцу и очень осторожно брал эту веточку в руки, гладил её и, закрывая глаза, прижимал к щеке.
Зина очень переживала за мужа. Он не отличался крепким здоровьем, дома постоянно простывал и часто лежал с ангиной и высокой температурой. Она спрашивала в письмах, не мёрзнет ли, не болеет ли? Но Петя каждый раз бодро отвечал, что у него всё замечательно, ни разу даже не закашлял, что здоров, что скоро победит всех врагов и вернётся домой, к своим любимым жене и сыну.

А в начале апреля сорок четвёртого Зина вдруг получила письмо, написанное чужой рукой. Женщина долго держала его в руке, не в силах распечатать и прочитать. Боялась увидеть там страшные строки о том, что Пети больше нет. Наконец, решившись, Зина разорвала конверт и впилась глазами в написанное.
Какая-то санитарка Лариса из госпиталя, что находился в небольшом белорусском городке у польской границы, писала, что Петра Валежина привезли к ним после очень страшного боя. Что он тяжело ранен, у него обожжено всё тело, лицо, руки, что Пётр не может ни разговаривать, ни двигаться, его и опознали-то только по остаткам документов, что нашли в обгорелой одежде. Там же было и письмо от Зины с сохранившимся обратным адресом. Состояние Петра критическое, и за ним нужен тщательный уход. А главное, ему нужно, чтобы рядом был родной, любящий человек, забота близких часто просто чудеса творит, уж она, Лариса, это точно знает. Поэтому лучше бы Зинаиде приехать и постараться его вы́ходить. В госпитале очень не хватает санитарок, и, если она переживает за мужа, то пусть приезжает и ухаживает за ним. Возможно, этим она его спасёт.
Зина даже раздумывать не стала. Жили они в небольшом посёлке, в выделенной совхозом махонькой квартирке, в старом доме на два хозяина, по соседству с Люсей и её мамой. Родни у Зины и Пети не было, отец мужа жил где-то на Дальнем Востоке, но связь с ним давно потерялась, а сама Зина была детдомовской, так что самым ценным в её жизни были Петя и Сашенька, поэтому она наскоро собрала самые необходимые вещи, написала заявление об увольнении на имя директора совхоза, где она работала и отдала его Люсе, чтобы та отнесла его в отдел кадров. Попросила еще, чтоб по возможности квартирку придержали, чтоб было куда вернуться с мужем, в том, что он выживет, Зина даже не сомневалась.

На рассвете следующего дня молодая женщина с сыном уже села в поезд. Когда состав стал медленно трогаться, Зина высунулась из окна вагона и помахала рукой провожающей их Люсе, которая медленно отдалялась вместе с перроном и привычной жизнью.
До госпиталя добирались почти четыре дня. На чём только не ехали: на поезде, грузовике, даже на телеге с сеном. Городок, который находился почти на границе с Польшей, был очень маленьким, сильно разрушенным немцами при отступлении, но госпиталь оказался большим и, действительно, переполненным. Зина потратила целый час, пока нашла нужную палату. Когда она подошла к койке, на которой висел листок с именем ее мужа, то крепко зажала рот рукой, стараясь не закричать от ужаса и жалости. Петя был неузнаваем. На теле, практически, не осталось живого места. От головы, на которой не осталось ни одного волоска, до самых пяток мужчина казался сплошной раной, черной и кровоточащей. Но он был жив, хоть и не мог говорить.
- Петенька, любимый, - не удержав слёзы, заплакала Зинаида, - потерпи, родной, я теперь рядом, я не брошу тебя. И сыночек наш, Сашенька, здесь. Тебя вылечат. Обязательно вылечат. Ты ещё бегать будешь, с Санькой в мяч играть. Слышишь? Ты будешь ходить, я обещаю, я тебе помогу.
Мужчина с большим трудом чуть приоткрыл опухшие веки, едва заметно двинул рукой и то ли простонал, то ли попытался что-то ей ответить. В этом тихом звуке не было отчётливых слов, но ясно слышались боль и отчаяние. Зина, встав на колени у койки мужа, ещё что-то говорила ему, пытаясь, хоть немного приободрить, а потом вдруг встала, посадила Сашеньку на стул возле отца и велела ждать её. Отыскав кабинет главврача госпиталя, Зина попросила принять её на работу санитаркой. Молодой женщине нужно было как-то устроиться и на что-то жить вместе с сыном, она уже твёрдо решила, что никуда уже не уедет без своего мужа, а ему предстояло долгое и трудное лечение. Главврач, пожилой, но очень энергичный, подвижный мужчина, даже обрадовался её просьбе, не откладывая заставил Зину написать заявление и отправил в отдел кадров, где сердобольная бабушка, работающая там, подсказала адрес, по которому можно было снять комнату. Ещё эта бабушка рассказала, куда и к кому обратиться, чтобы пристроить Сашеньку в детский сад. И даже написала записочку, чтобы дело ускорилось. И правда, все отнеслись к Зине очень понимающе, хозяйка, что пустила на постой, даже плату брать отказалась, когда узнала, зачем приехала Зина и место в саду Сашеньке сразу нашлось, так что уже через день женщина отвела сына в круглосуточный садик, а сама официально стала работать в госпитале. Около мужа находиться всё время она не могла, к ней прикрепили ещё нескольких раненых, но молодая женщина успевала всё и старалась подходить к нему как можно чаще. Она очень осторожно обрабатывала его раны и говорила Пете что-нибудь ободряющее, рассказывала о сыне, мечтала о том, что всё будет хорошо, что они ещё будут жить, как говорят, долго и счастливо, и деток ещё нарожают, целую кучу. Зина даже спала часто на полу рядом с койкой мужа, лишь подстелив какое-нибудь старое одеяло. Петя не мог отвечать жене, он только что-то тихо мычал и сквозь опухшие, обгорелые веки, из его глаз на подушку капали слёзы.
Через две недели Петру стало немного полегче. Разговаривать не начал, но раны понемногу затягивались, он даже стонать стал потише. Зина обрадовалась, повеселела, представила уж, как он встанет, будет ходить. Но, оказалось, что рано. Неожиданно ночью у мужа поднялась очень высокая температура, началась лихорадка и через два дня Петр умер. Ничего не смогли сделать врачи и ничем не смогла помочь ему Зина.
Похоронили его на местном кладбище. Главврач понимал горе этой смелой женщины и Зину на этот день освободили от работы. Она весь день просидела у холмика, под которым теперь лежал её любимый Петя, вспоминала каждый день, прожитый ими вместе, плакала и шепотом разговаривала с ним. Ей казалось, что он, красивый и здоровый, как прежде, был где-то совсем рядом и обязательно слышал её.
Горе было почти невыносимым, но Зина понимала, что не может сломаться, у нее есть сын, которому она очень нужна. Она долго думала и решила, что никуда не станет уезжать из этого городка. Здесь она была нужна, здесь у неё уже были друзья. В госпитале за ответственность и трудолюбие женщину уважали врачи и медсестры, за добрую открытую душу полюбили больные. Тамара Сергеевна, которая пустила Зину и Сашу к себе жить, вообще, уже считала их родными, к тому же могила Пети тоже была здесь. Зина написала соседке, что не вернется и осталась.

Прошло несколько лет. Зина выучилась на медсестру, из госпиталя, который после войны стал районной больницей, она так и не ушла, поняла, что лечить людей - её призвание. Да и легче ей было так жить после потери любимого мужа: помогая другим, вытаскивая их из лап смерти и возвращая родным здоровыми. После Победы город начал строиться, Зине, как лучшей работнице, сначала дали комнату в коммуналке, потом однокомнатную квартиру. Саша вырос, ему было уже пятнадцать лет, и он собирался после школы поступать в медицинский, хотел быть таким же, как мама, которую он очень сильно любил. Замуж Зина не вышла, хотя, желающие были и немало. Не могла она забыть своего Петю. Второго такого найти она не смогла бы. Да и не искала. Впрочем, у неё был такой же, самый-самый замечательный мужчина на свете, её сын, так что ей было кого любить.

Летом пятьдесят шестого года Зине дали отпуск. Вернее, главврач заставил уйти отдохнуть, потому что она брала это самый отпуск последний раз шесть лет назад, и то всего на две недели. Зина задумалась. А потом решила, что съездит с Сашей в тот посёлок, откуда они приехали, к Люсе. Жива Люся или нет, Зина не знала, подруга перестала отвечать ей на письма сразу после Победы, но надеялась, что у неё всё хорошо. К тому же она была единственным близким ей человеком из прошлого.
На станции Зинаида и Саша сошли с поезда уже под вечер. Не встретив никого из знакомых, они быстро добрались до того самого дома, в котором когда-то жили дружно и счастливо. Зина сначала остановилась у своей бывшей квартиры, немного постояла, вспоминая, как Петя ремонтировал навес над крыльцом, как выкладывал дорожку к калитке камешками, чтобы Сашенька не ходил по грязи. На глаза женщины навернулись слёзы, но она быстро смахнула их, застеснявшись сына. Потом глубоко вздохнула, взяла Сашу за руку, и они зашли в калитку со стороны квартиры Люси. Зина громко постучала в дверь и приготовилась к распахнутым объятьям подруги, вот только дверь открыла совсем не она, на пороге стоял... Петя!
Зина пошатнулась и провалилась в темноту, но через какое-то время сквозь туман почувствовала, как кто-то трясёт её за плечи. Она с трудом открыла глаза и увидела перед собой мужа. Поседевший, с костылём, без левой ноги, но это был, действительно, Пётр. Зина, пытаясь выровнять дыхание, начала судорожно хватать ртом воздух, слова вместе со слезами застряли у неё в горле, женщина обхватила руками Петю за шею и принялась целовать его лицо:
- Петенька, любимый, да как же это? Я же тебя похоронила, там, далеко, двенадцать лет назад. Я же на могилку твою каждый день ходила все эти годы. А ты живой! Ты, правда, живой? – она вдруг замолчала и крепко зажала рот рукой: - А кто же это был? Тот обгорелый человек. Значит, это был не ты?
Не дождавшись ответа, Зина опять крепко обняла Петю, не замечая, что он не радуется встрече так же, как она. Мужчина стоял, застыв на месте, он переводил холодный взгляд с Зины на сына и молчал. Саша тоже не торопился радоваться, почувствовал, что здесь что-то не так.
- Петенька, - вдруг отшатнулась от мужа Зина и нахмурилась: - А почему ты не написал нам, не приехал? У Люси же был мой адрес. И почему ты в её квартире?
- Я написал тебе, - слегка пожав плечами сухо ответил ей Пётр, - ещё из госпиталя. Что ранен написал, что мне оторвало снарядом ногу и я стал калекой. А ты мне не ответила! Ты больше не отвечала на мои письма. Когда меня выписали, я приехал, чтобы посмотреть тебе в глаза, а тебя и вовсе здесь нет. Сбежала с сыном в неизвестном направлении! Ты отказалась от меня, а теперь строишь из себя удивлённую? Мне Люся рассказала, как ты, получив от кого-то письмо, моментом вещи собрала и на поезд села, даже не уволилась по-человечески. Наверно, к здоровому мужику сбежала?
В это время из дома вышла Люся, а вслед за ней выбежал мальчик лет шести, очень похожий на Петра. Увидев, кто пришел, Люся охнула и, съёжившись, прижалась к косяку двери. Тогда Зина всё поняла.
- Что, подруга, решила на чужом горе счастье своё построить? Да разве ж так можно? – с дрожью в голосе спросила Зина и повернулась к Пете: - Мне, муженёк, письмо пришло из одного белорусского городка, в котором девушка-санитарка писала о том, что ты лежишь в госпитале обгорелый и неизвестно, выживешь или нет. Я в тот же вечер собралась и утром вместе с Сашенькой уехала туда, чтобы выхаживать тебя. Тот человек, который был с твоими документами, очень сильно обгорел, я даже не поняла, что это, оказывается, был чужой мужчина, а не ты, он не мог говорить, а вскоре умер. Похоронив его, я чудом от горя в разуме осталась, только маленький сын и удержал от петли. Я сюда возвращаться не захотела, потому что здесь всё о тебе напоминало, осталась работать в госпитале, потом выучилась на медсестру, получила квартиру. Ухаживала за могилкой, в которой, как я думала, лежал ты. Жить словно заново училась, на других мужчин даже не смотрела, продолжала любить только тебя. А ты так просто поверил этой ведьме? Решил, что я могла предать тебя? Бросить беспомощного? Как ты мог? – Зина крепко зажмурила глаза, пытаясь удержать рыдания, рвущиеся из её груди, пошатнулась, ухватилась за столбик перил, чтобы не упасть и посмотрела на сына: - Поедем, Саша, домой. Здесь живут чужие нам люди.
Зина опёрлась на руку сына, и они быстро пошли к калитке. Пётр несколько мгновений смотрел им вслед, но потом не выдержал и, хромая, бросился за ними:
- Зиночка, Сашенька, постойте, – хрипло воскликнул мужчина, – да, точно, мы в тот день с сержантом, Геной Хроминым, пошли мыться в баньку, уцелевшую при одном доме, а тут самолёты фашистские. Они бомбить начали, снаряд совсем рядом взорвался, баня загорелась, я выскочил и тут же раненый упал, осколком задетый, а сержант с моей гимнастёркой и документами там, в баньке, остался. Меня без сознания в один госпиталь увезли, а Генку в какой-то другой. Я документы потом восстановил, но то, что Хромин под моим именем числится, не знал. Зиночка, - Петр растерянно смотрел на жену: - а как мне теперь жить-то?
Мужчина осторожно взял Зину за руку, но тут мальчик, который всё это время стоял на крыльце, широко открытыми испуганными глазами глядя на взрослых, подбежал к нему и крепко обнял за ноги:
- Папка, миленький, не уходи, не бросай меня! – запричитал малыш. - Я тебя очень люблю! Я больше не буду драться с Колькой, я рогатку выброшу, я твою удочку без спроса брать на рыбалку не буду! Честное-пречестное! Па-ап-ка-а!
Зина стояла, переводя взгляд, полный отчаяния, с плачущего мальчика на Петра, потом решительно вырвала руку из ладони мужа и ушла, не оглядываясь, вместе с Сашей.
Только через два дня, вернувшись домой, Зина, наконец, дала волю слезам. Сын не успокаивал её, он уже был почти взрослый и понимал, что мама должна это пережить. Саша знал, что мама сильная, она справится, а пока пусть поплачет, облегчит душу.

Наконец, закончился отпуск, Зина с облегчением вышла на работу и в заботах о больных постаралась забыть о поездке и той встрече. Но это было невозможно. Она знала, что Петя живёт, дышит, смеётся, обнимает сына. Не их сына Сашу, а другого, чужого. Это было очень больно, так больно, что сердце замирало и не хотело биться дальше.
Зина сообщила в военкомат, что в могиле, за которой она столько лет ухаживала, скорее всего похоронен Геннадий Хромин, сослуживец её мужа Петра. Там быстро выяснили, что Хромин числится пропавшим без вести, отыскали его жену Ольгу, и она прислала Зине телеграмму, что приедет с дочкой навестить могилку мужа. Просила встретить её на вокзале, если, конечно, Зинаида сможет. Зина поменялась сменами и в положенное время стояла на перроне в ожидании поезда, на котором должны были приехать Ольга с дочерью. Показался поезд, начал тормозить и вдруг в одной из уже открытых проводниками дверей вагонов мелькнуло до боли знакомое лицо. Зина потёрла руками глаза, подумав, что ей померещилось, но, когда поезд остановился, она увидела хромающего Петра, который опираясь на костыль спешил к ней. Он остановился перед Зиной, посмотрел ей в глаза и прошептал:
- Не может быть! Я всю дорогу мечтал, чтобы ты меня вот так встретила. Встретила и простила. Зиночка, я бы встал перед тобой на колени, умоляя о прощении, но фашисты лишили меня этой возможности. Любимая, я виноват перед тобой, но позволь мне искупить свою вину, не гони меня, иначе я просто погибну. Там, на фронте выжил, а здесь умру. Не могу я к Люсе вернуться, видеть её не могу. Сына жалко, да, но я ему помогать буду, он же ни в чём не виноват.
Зина хотела прогнать Петра, даже рот открыла, вдохнула... но вдруг обмякла и, шагнув к мужу, доверчиво положила, как когда-то давно, свою голову ему на грудь. Петр очень осторожно обнял жену и вздохнул, так глубоко, словно много лет не мог дышать, а тут ему подарили глоток свежего живого воздуха.
И лишь через несколько долгих мгновений Зина вспомнила об Ольге. Она быстро посмотрела по сторонам и увидев стоявшую в шумной толпе посередине перрона грустную немолодую женщину, которую поддерживала под руку девушка лет семнадцати, сразу поняла, что это и есть жена и дочь погибшего Геннадия, мужчины, за которым она, Зина, ухаживала как за родным мужем и который умер со слезами отчаяния на глазах, потому что так и не смог сказать, кто он на самом деле. Уже не пряча в своих глазах любовь и нежность к мужу, Зина посмотрела на него и тихо сказала:
- Пойдём, Петенька, у нас есть одно очень важное дело. Возможно, именно из-за него судьба и дала нам шанс опять быть вместе...