В тот миг – последний – падая на пылающий пол, он услышал в голове голос:
– Ты – Птица Феникс!

– Нееет! – взревел Фёдор, вскочил и рванул к дверному проёму. Выбил ногой дверь, вывалился на снег, ощутив горящей спиной ударную волну. Гараж за спиной взорвался, взметнув в чёрное ноябрьское небо миллиард разноцветных искр.
Отчаянным усилием воли Фёдор заставил себя перекатиться на спину, чтобы сбить огонь.
В голове мелькнула холодная, трезвая мысль: "Я не жилец".
Он словно смотрел на свою гибнущую оболочку откуда-то со стороны – отстранённо, почти без сожаления.
Печаль была только одна: Галя, его птичка Гамаюн, остаётся одна. А сколько у них было планов! Выстроить домик на заросшем бабушкином участке, завести щенка, посадить сортовые розы, родить девочку...
А ведь Галя – истинная вещунья! – чувствовала опасность заранее, предупреждала его, уговаривала не брать эту халтуру... Как же он мог так её подвести?!

Боли не было. Лишь покой и безмятежность. Вот она какая – смерть, о которой никогда прежде всерьёз не думалось. Да и зачем размышлять о кончине в двадцать семь лет, когда всё ещё впереди, когда с ним – самая добрая на свете девушка?

Из соседнего дачного домика выскочила Света, жена Славика, хозяина гаража, где Фёдор подрабатывал – собирал кустарные фейерверки к новогодним праздникам. Фёдор вновь словно очутился в своём теле, приподнял голову со снега и увидел, что Света разевает рот в беззвучном крике.

"Я ничего не слышу, но глаза сохранились. Интересно, есть у меня шанс?"

И ещё одна мысль: "Надо во что бы то ни стало выжить ради Гали".

...В скорой Фёдор очнулся и понял, что слышит слова врача:

– Не гони, Сергеич! Всё равно не довезем.

– Довезёте! Я – Феникс... Несгораемый... – просипел Фёдор.

– Смотри-ка, говорить может! – обрадовался врач.

– У него на груди вся кожа целехонька. И тату красивое... Птица какая-то сказочная, с женским лицом, – пролепетала молоденькая медсестра, стараясь удержать капельницу – машину сильно трясло на ухабах. Медсестре было очень страшно смотреть на обгоревшего человека, но она не имела права отворачиваться.

– Это моя птица Гамаюн... Галя... – прошептал Фёдор. И вновь потерял сознание.

*****
...Первая работа. Первый клиент, которому она будет самостоятельно набивать татуировку. Ой-ой! Катерина, хозяйка салона, пообещала, конечно, что будет рядом – "на подхвате" – но это Галю не успокоило: лучше бы Катерине не видеть трясущиеся руки новой тату-мастерицы.

Девять пятьдесят пять. Сейчас он придёт! Галя принялась нервно намыливать руки над раковиной; пригладила мокрой рукой непослушные темные кудряшки.

Этот клиент – Фёдор – приглянулся ей ещё в понедельник, во время его первого визита.

...В тот день Галя проходила практику: наблюдала за работой Катерины и подавала кофе посетителям салона. Вечером к ним зашёл худощавый молодой человек: длинные каштановые волосы, внимательный взгляд. Одет нестандартно: лиловое худи, брюки в малиновую клеточку, но к ярким нарядам Галя успела привыкнуть: посетители тату-салона редко являются на встречу с мастером в строгих офисных костюмах.

Парень уселся в кресло и протянул Катерине распечатанные на принтере эскизы.

– Смотрите, девушки, пойдёт вот это на левое предплечье?

Галя тоже глянула: таинственное туманное озеро, в центре озера – скалы, поросшие густым ельником. По водной глади скользит лодка с какими-то неясными фигурами.

– Ух ты, какая красота, – восхитилась Галя, – мне нравится!

И застеснялась, машинально прикрыла губы ладонью: а вдруг её реплика прозвучала слишком по-детски?

– Это – на память о моей первой великой любви, – пояснил молодой человек, покосившись на Галю с лёгкой понимающей улыбкой. – Моя девушка обожала эту картинку. Она не дождалась меня из армии, выскочила замуж. Родила двойню, дай Бог ей терпения. А татушка эта мне будет напоминанием о том, что нужно уметь выбирать людей, с которыми ты готов плыть в одной лодке. Тех, которые готовы тебя ждать.

– Да уж, это хорошо бы...– отозвалась Галя.

– А вот это – на правое предплечье, —молодой человек открыл вторую картинку: раскрытая книга; по страницам книги разлилось море, по волнам скользит лёгкий парусник.

– На память о второй великой любви? – Галя немножко осмелела, заметив, что клиенту нравится их болтовня. – Она любила морскую тематику и родила тройню?

– Это – память о моей собственной мечте. Я в юности много читал о морских путешествиях, собирался вырасти и начать ходить под парусом. Но изменил себе: нынче хожу исключительно в горы. – Слушай, а давай на ты? Я не спросил: как тебя величают? Катерину-то я давно знаю...

– Галя. Иногда – Галка.

– А я — Федя, – представился клиент, внимательно рассматривая Галю. Та видела своё отражение в его блестящих зрачках – и отчего-то сильно смущалась.

– А ты, значит, у нас – птица Галка...

– Если уж птица, то Гамаюн. Сказочная птица-предсказательница в славянской мифологии.

– Ага, знаю. Это та, что без крыльев, с женским лицом. А с чего вдруг такая кликуха?

– Я иногда вижу картинки из будущего... Наша классная в школе звала меня вещуньей...

– Ого, как интересно! – парень смешно, по-клоунски вздёрнул брови. – Ты небось совсем недавно школу закончила?

– Год назад. Ездила в Питер поступать в театральный – ну, естественно, провалилась. Вот, обучилась на курсах тату-мастеров... Прохожу практику. Кстати, ты не хочешь стать моим первым клиентом?

– А знаешь, очень даже не прочь, очень даже. Тренируйся на мне, Гамаюн, мне своей кожи не жалко...

– Не говори так, – тихо попросила Галя: ей почудилась в словах Фёдора какая-то будущая печаль.

– Договорились, приходи в четверг, Федя, – вмешалась Катерина. – В десять утра сможешь?

– Смогу, я в отпуске. До четверга! – Фёдор подмигнул Гале, помахал рукой Катерине и стремительно направился к выходу.

Фёдор настолько заинтересовал Галю, что она глянула ему вслед своим особым вещуньиным глазом – и тихонько вскрикнула: ей привиделось, что фигура Фёдора в дверном проёме объята пламенем.

В четверг они работали на пару с Катериной – та заметила дрожащие Галинины руки и деликатно предложила новой мастерице помощь.
Вечером Галя позвонила Фёдору – спросить о самочувствии.

– Птица Гамаюн, это ведь ты? Я сидел и ждал твоего звонка с вопросом о моём драгоценном здоровье, – весело ответил Фёдор в трубку.

– Как вы, Фёдор? – спросила Галя радостно: он ждал её звонка! – Ничего не беспокоит? Нет ли жжения или озноба?

– Хорошо я себя чувствую, очень доволен вашей с Катериной работой.

– Отлично, я рада!

– Знаешь что, Гамаюн, а заходи прямо сейчас ко мне в гости, я живу недалеко от салона, на Кузнечной. Я, правда, обитаю с мамой, но она у меня классная. Сегодня у нас на ужин вишнёвый пирог!

– Почему нет? Могу заскочить через полчасика. Я на соседней улице, на Гончарке.

Закончив разговор, Галя метнулась к трюмо и начала прихорашиваться.

Маму звали Аллой, и она – и впрямь! – оказалась классной. Молодая, лёгкая. Она разложила по тарелкам куски пирога, налила гостье чаю, подмигнула сыну – и унеслась куда-то в недра квартиры.

– Мама никогда в мою жизнь не лезет, – сказал Фёдор, – мы с ней отлично уживаемся.

– Хорошо тебе, – отозвалась Галя, – моя, если бы ты пришёл в гости, села бы с нами за стол и весь вечер допрашивала бы: кто такой, где учился, кем работаешь...

– Это тоже хорошо, надо ценить, – сказал Фёдор, – это значит, что твоя мама о тебе заботится, переживает, с кем ты общаешься...

– Я об этом не думала, – призналась Галя, – понимаешь, это очень тяжело, когда тебя всё время контролируют.

– Понимаю, – ответил Федор и протянул к ней руку через стол, – Галя, торжественно, как юный пионер на линейке, обещаю тебе тебя не контролировать. А не переживать за не тебя – не обещаю...

Гале стало как-то по-особенному щекотно и тепло от его прикосновения.

"Я влюбилась, что ли? – недоверчиво спросила она сама у себя. – Неужели так не только в сериалах бывает: раз-два – и готово?

Фёдор встал со своего места, чтобы подлить Гале чаю, и Галя украдкой огляделась, пытаясь понять, что за люди здесь обитают. Кухня была весьма уютной, и при том – оригинальной. Всё – мебель, посуда — не очень дорогое, не совсем новое, но тщательно подобранное по цвету и ещё по чему-то неопределимому. По смыслу, что ли? Как это назвать?
"А я бы хотела здесь жить. Вот бы он предложил!"

Вслух она сказала:

– Федь, и я тоже за тебя буду волноваться... А теперь мне бы надо домой бежать, а то мама всех на уши поставит.

– Погоди чуток, я тебе квартиру покажу, а потом провожу тебя.

Квартира утопала в растениях: комнатые розы, пальмы, какие-то редкие сортовые пеларгонии... От запаха растений и тёплого света фитоламп жильё показалось Гале волшебным чертогом.

"Здесь явно проживают сказочные существа, – решила она, – добрая фея Алла и добрый гном Фёдор".
Смартфон заиграл блюз – звонила Галина мама.

– Ты где, дочь? Одиннадцатый час на дворе! Я уже собралась тебя искать с собаками!

– Я иду, мам, не злись! – сказала Галя.

Вышли на улицу. В свете фонарей их тени смешно вытягивались. Федя уверенно взял Галю под руку. Длинная тень на траве протянула конечность-щупальце к тени покороче. Это Галю удивило:

"Будто мы уже всамделишная пара!"

– Ну что, Гамаюн, понравилась тебе моя берлога? Переедешь ко мне? – спросил Фёдор.

– Что, Федь, прямо вот так сразу? – слова вырвались быстро и прозвучали как согласие.
Галя поняла, что ждала этого вопроса.

– Что ты, что ты, я не тороплюсь, – засмеялся Федя, – можешь ещё денёк-другой подумать... А вообще – чего тянуть-то? Мы с мамой люди хорошие, а жизнь слишком коротка...

И на миг Галя вновь увидела вокруг Фёдора огненный ореол.

– Да. Перееду, Федь, если ты позовёшь. Жизнь действительно коротка... – откликнулась она.
Помолчала и добавила – ни к селу ни к городу:

– А ты – Птица Феникс, Федь. Ты несгораемый. Помни об этом!

– Буду помнить, Галчонок! Но я вообще-то умирать пока не собираюсь!

...В июле Галя легко поступила в педагогический институт. По вечерам работала в тату-салоне. Жили у Фёдора.
Тот подрабатывал где только мог: контора, где он трудился программистом, внезапно закрылась. Впоследствии Галя даже не могла вспомнить каких-то отдельных эпизодов этого беспечного, по-настоящему счастливого отрезка времени, отмеренного им с Фёдором. Они не притирались друг к другу, не спорили, – просто жили.

В середине ноября Галя набила Фёдору новую татуировку: бескрылую птицу с женским лицом. Внимательно рассматривая готовый рисунок, она в третий раз увидела внутренним взором Фёдора, объятого пламенем.
– Феденька, умоляю тебя, будь осторожнее со своей пиротехникой... Я вижу страшные образы.
– Всё будет окей, птичка моя вещая. Я очень осторожен. Сейчас ударно потружусь, а на новый год махнём отдыхать в горы. Да не просто так: хочу тебе предложение на вершине горы сделать.

*******
...Оба предплечья и спина сгорели полностью, татуировки с озером и книгой не сохранились. Кожу для повреждённых участков тела взяли с груди, пропустили сквозь специальную растягивающую машинку. Дизайн получился весьма интересный: после заживления Фёдор оказался словно покрытым маленькими ромбиками. Он старался не унывать: шутил, подтрунивал над своим новым обликом.

– Буду рассказывать, что это новый вид татуировки. Все друганы обзавидуются! – смеялся он.
Смех отзывался в теле невыносимой болью.

Дважды после сложных пересадок кожи сердце Фёдора останавливалось, но врачи упорно возвращали его к жизни. Весь февраль пациент практически не приходил в сознание – пребывал в мире грёз, где нет операций и мучений.

Галя разрывалась между поездками в ожоговый центр, работой и учёбой. В палату её не пускали: в мире началась вирусная эпидемия. Она оставляла передачи — протёртые супы и пюре – и возвращалась на электричке назад, в квартиру, где по-прежнему жила вместе с мамой Фёдора.
Та поседела, поникла, едва могла встать. Непрерывно корила себя за беспечность: почему не отговорила сына от опасной работы?

Галя боялась надолго оставлять Аллу одну, приводила к ней в гости свою маму Наталью. Наталья тащила за собой весь домашний табор – младшую дочь Веронику, собак Альму и Шельму. Это называлось у неё – "Репка".

– Тянем-потянем – вытянем Аллу! – говорила Наталья. Совала Гале в руки пакет с компотами в баночках – для Феди – и отправляла ту с глаз долой. Но по-прежнему названивала старшей дочери каждые пятнадцать минут. Контролировала.
Как-то раз, уже по весне, когда Фёдор на полшага отступил от страшной черты, молодой врач-комбустиолог Евгений, специалист по пересадке кожи, присел на край кровати Фёдора с серьёзным разговором.

– Ты, брат, знаешь, что я хочу сказать? Ты не принимай на свой счёт, если девушка передумает за тебя замуж выходить. Вы меньше полугода вместе прожили, верно? Я со своей три года встречался – а как попал в серьёзную аварию, так больше её и не видел... Твоя-то совсем молоденькая, со школьной скамьи. Ты выглядеть и чувствовать себя нормально уже никогда не будешь, не надейся. И девушке не обещай. Мы красоту не наведём, ты на семьдесят процентов обгорел, не до жиру... – врач вздохнул.

– Жень, не бери в голову! Вы меня вытащили – и это прекрасно. Ещё поживу! А внешность – так Галя меня не за красоту любит. Я в ней уверен: научился выбирать людей.

– Ну, поглядим, друг, поглядим... Особо-то не загадывай.

...Когда Фёдора наконец-то перевели а обычную палату, куда разрешалось заходить посетителям, Галя прибежала сразу же, прогуляв лекции. Смотрела на Федора открыто, радостно, не замечая страшных шрамов.
– А картинки с озером у меня больше нет, – но она мне больше и не нужна, – сказал Фёдор, – зато хвост птицы Гамаюн теперь почти по всему телу...

– Теперь ты у меня весь под присмотром, Федь, – засмеялась Галя.

– Галя... – сказал Фёдор. На правой руке у него сохранилось всего два пальца – врачи зафиксировали их в полусогнутом состоянии. Федор осторожно прикоснулся искорёженной клешнёй к тонкой руке девушки.
– Знаешь, родная, когда мне пересаживали кожу, я месяц провёл в бреду. И всё время видел одну и ту же галлюцинацию: ты сидишь за старым бабушкиным письменным столом, словно бы у нас на дачном участке, на фоне вечернего неба. Пишешь что-то на бумаге, а ветер вырывает листы из твоих рук, разносит в разные стороны...

– Ты, наверное, видел, как я молилась... Я часами писала Богу письма с одной и той же просьбой, потом делала из листов самолётики и мы с твоей мамой запускали их с балкона. И письма дошли! Ты возродился из пепла...

*******
. ...Через два года Галя и Фёдор рассказывали историю своей любви столичной журналистке, специально приехавшей к ним на дачу ради интервью с "огненным человеком".

Фёдор собственными руками – невзирая на боль и немощь – построил дом: всё, как и было задумано. В кроватке агукала и пускала пузыри пятимесячная дочь Люся, во дворе на разные лады завывал щенок-алабай Шеп, мечтавший то ли укусить, то ли облизать заезжую гостью.

– А вон там – старый письменный стол, за которым Галя писала письма Богу в моих наркозных сновидениях, – сказал Фёдор журналистке. Раньше он стоял в бабушкином сарае, а теперь я переставил его под окно, – на память... Если хотите, его тоже можно сфотографировать.

– Только не проси меня набить тату с изображением этого стола тебе на лоб, мой дорогой! – засмеялась Галя – и наклонилась к детской кроватке, позируя для снимка.