Когда телефон зазвонил ранним субботним утром, он ещё не успел сварить кофе. Звонок от бывшей жены — редкость, как сигнал тревоги, который никогда просто так не включается.

— Послушай, Макс, — без предисловий сказала она. — Мне нужно, чтобы ты отвёз Таню к родителям. Сегодня.

Он опёрся плечом о холодную дверцу холодильника.

— Что-то случилось?

— Круиз… — она выдохнула, словно ей было неловко. — Дату перенесли, и мы отплываем завтра утром. Он, Дима, уже оплатил всё, понимаешь? И… ну… я не могу сейчас сорваться, — она помолчала, — прости, для меня очень важна эта поездка. Я… я…

— Не надо объяснять, я всё понимаю. — мягко сказал Максим. Он действительно не злился и не обижался. Дело прошлое, они сделали свою главную ошибку, когда поженились. К сожалению, поняли это поздно, уже после рождения Танюшки. Протянули ещё несколько лет, а потом разошлись — устало, спокойно, без выяснения отношений и битья посуды. Может, у Ленки сейчас что-то сложится?

— Родители готовы принять Таню, они только поезда боятся, — торопливо говорила она. Сами понимают, что почти сутки в дороге — тяжеловато.

Макс молчал пару секунд.

— То есть, — произнёс он ровно, без обвинений, — кроме меня некому?

— Пожалуйста. Это важно. И Таня… ну, она не в восторге, но поедет.

Он кивнул, хотя она этого не увидела.

— Ладно. Я приеду за ней после обеда. Только уж ты позаботься, закажи нам билеты, согласуй, что нужно, деньги я тебе вышлю. А мне ещё на работе надо отпроситься…

***

Таня встретила его настороженным взглядом. Она молча стояла на крыльце с рюкзаком, будто в детсадовском наказании. Рядом — чемодан с наклейками мультяшных фей, который когда-то выбирал он сам.

— Привет, — сказал он, стараясь не давить излишней улыбкой.

— Привет, — тихо ответила она.

Жена мелькнула в дверях, торопливо обняла дочь, бросила на него взгляд, в котором было больше просьбы, чем благодарности, — и убежала домой: дел перед отъездом куча.

Макс усмехнулся облегчённо: их разговор с Таней начинался без свидетелей, и это было, пожалуй, к лучшему.

— Готова?

— Ну… да.

Она устроилась на заднем сиденье, пристегнулась. Он видел в зеркале, как она смотрит в окно — не на него.

***

До вокзала ехали молча. Тишина не была враждебной — просто они давно не проводили время вдвоём, и между ними выросла пустота необязательных и пустых коротких встреч и мучительного выдавливания из себя обязательного набора: “Ну, как в школе, хорошо учишься? Маму слушаешься? Ну, давай, пока, мне бежать надо…”

— Кроссовки новые? — спросил он.

Она кивнула.

— Мама сказала, в деревне они не испачкаются.

— Это она оптимистично. У бабушки с дедом — участок не заасфальтирован, — он усмехнулся, — Там земля кругом, там всё испачкается.

Таня впервые слегка улыбнулась.

— Норм. Я взяла запасные.

Он почувствовал необычное облегчение — будто сделал первый шаг на тонком льду и убедился, что лёд держит.

Поезд тронулся, когда они устроились на своих нижних местах. В вагоне пахло простынями, кипятком и пылью от занавесок. Таня осторожно выбрала место у окна и уже через пять минут выглядывала наружу так, будто никогда не видела мелькающих опор ЛЭП.

— Хочешь чай? — спросил он.

Она пожала плечами, но когда он принёс два гранёных стакана в подстаканниках, взгляд её потеплел.

Разговор сперва не клеился. Он спрашивал о школе, о подругах — вопросы висели сухими нитками. Потом он сменил подход.

— Помнишь, тебе было четыре, и ты пряталась под кухонным столом, потому что думала, что я не найду?

Таня перестала крутить ложку.

— Мама рассказывала… смутно помню. Ты меня тогда нашёл быстро.

— Да ты красный фломастер там забывала каждый раз, — усмехнулся он. — Тебя по следу рисунков можно было вычислить.

Она хмыкнула, почти рассмеялась. И впервые за день посмотрела прямо на него.

***

Первая остановка — станция Лужникино.

Поезд притормозил среди вечерних сумерек. Станция состояла из низкого кирпичного здания с облупившейся вывеской и деревянной лавкой, на которой сидела женщина в платке, продавая вязанные носки. Воздух пах влажной сосной — лес подходил прямо к платформе.

Таня заметила лохматого пса, важно шагавшего вдоль рельс с видом официального путевого обходчика.

— Здесь всегда так тихо? — спросила она.

— Почти, — ответил он. — Когда я был студентом, мы тут застряли на три часа. Я думал, поседею.

— Ты и так седой на висках…

— Вот как раз поэтому, — серьёзно сказал он.

Она рассмеялась — свободно, легко.

***

Чем дальше поезд уходил от города, тем проще становилось говорить. Таня рассказывала о соседке, которая ест только макароны с сыром; он — как однажды сломал принтер, и коллеги до сих пор винят системщика.

— А мама с кем едет? — спросила Таня.

Он коротко ответил:

— С мужчиной, с которым встречается. Она считает, что это важно.

Таня задумалась.

— Понятно.

Через минуту:

— А ты часто куда-нибудь ездишь?

— Только по работе. Хотел бы в горы — там холодный утренний пар и чистый, прозрачный воздух.

— А я бы хотела на море. Не круиз, а просто пляж, волны.

— Звучит отлично. Может, как-нибудь вместе?

Она не отвернулась.

— Можно.

Станция Берёзов Яр — ночная стоянка.

Поезд остановился среди темноты, но на платформе горел один-единственный фонарь, освещая потрескавшиеся доски. За ними тянулась улица с несколькими домами: крыши под жестью, узкие окна, глухие заборы.

В вагон забралась семья с авоськами.

— Тут малина растёт как сорняк, — сказал он.

Таня прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть лес.

***

Ночью вагон наполнился мягким стуком колёс. Таня лежала на полке, но не спала.

— Пап… ты правда рад, что поехал?

— Очень.

— Я думала, тебе со мной неудобно. Что я… неинтересная.

Он сел рядом.

— Это совсем не так. Просто меня мало было рядом. Это моя вина, не твоя.

Она подвинулась ближе.

— Можно ты посидишь со мной, пока я не усну?

— Конечно.

Он сидел, слушая её дыхание. И думал, что поездка — шанс, который они оба давно ждали.

Станция Селивановка — утренняя передышка.

Они сошли на пять минут размять ноги. Станция оказалась ухоженной: клумбы с бархатцами, зелёные скамейки, щит с фотографиями местной мельницы и старой церкви.

— Не ожидала, что тут так красиво, — сказала Таня.

— Люди стараются…

Пожилая дежурная в красном форменном берете одобрительно улыбнулась.

Таня замахала ей ладошкой — искренне, по-детски.

***

За окнами открылись поля: длинные, золотистые, с тёмными полосами гречихи. Над ними парили два коршуна, вдалеке виднелись облезлые синие купола старой церкви.

— Красиво, — сказала Таня.

— Вот за это я люблю поезд. Машина так не покажет.

Она кивнула. Между ними возникло спокойное чувство дороги, одной на двоих.

***

На маленькой станции их уже ждали бабушка и дед — бодрые, румяные, как всегда. Таня обняла их, но время от времени бросала короткий взгляд на него — новый, тёплый.

— Спасибо тебе, — сказала бабушка, — пойдём, чаем напою!

— Нет, спасибо, у меня сейчас поезд обратно, на работу нужно.

Он кивнул старикам:

— Танюшку берегите!

Таня подошла попрощаться.

— Пап, спасибо. Правда.

— Пиши мне, ладно?

— Ладно.

Она обняла его неловко, но сама. И он понял: их сутки в пути значили больше, чем предыдущие годы. Поезд уже гудел, подъезжая к станции, когда он обернулся и крикнул дочери:

— Тань, я в августе заберу тебя на недельку раньше, рванём с тобой к морю!

Она радостно замахала руками — услышала!

“Пока не поздно. Пока можно успеть”, — мелькнула мысль.