Бинокль И внизу подо мною уже ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали...
Что и говорить, бинокль был, что надо. В чёрном потёртом футляре, выстланном изнутри красным бархатом, он сопровождал отца во всех его экспедициях.
- На держи... - просто сказал отец.
- А как же ты? - спросил Санька, хотя жадные руки уже схватили, открыли и приняли на себя драгоценную тяжесть.
- Мне новый выдали, а этот списали. Так что владей...
Они лежали с Женькой на горячей рубероидной крыше пятиэтажки и по очереди лупились во что не попадя.
- Вот это ве-е-щь... - восхищённо тянул Женька. - Всё, как на ладони. - он оживлённо водил биноклем из стороны в сторону и беспрестанно крутил колесо настройки. - Смотри, смотри... вон Блюм с гитарой в беседку подался...
- Дай я.
- Сейчас.
- Давай, давай... минута кончилась. - Санька принял бинокль и припал к окулярам. Пятиэтажка, стоящая напротив, вдруг надвинулась на него своими окнами, балконами и внутренностями квартир.
Санька повёл биноклем по окнам вправо - ничего интересного. Какие-то пьющие водку мужики, играющие дети, хлопотливые женщины... Он повёл влево. Опять мужики, дети... Стоп! Саньку бросило в жар и у него мгновенно пересохло во рту. Он осторожно подкрутил колёсико настройки - картинка стала до невозможности чёткой. В глубине квартиры стоял платяной шкаф с громадным, в рост человека зеркалом. Перед зеркалом стояла хрупкая девичья фигура. Девушка была голая. Абсолютно. У Саньки так сильно забилось сердце, что казалось Женька непременно должен был услышать.
- Э-э-э... Минута кончилась. - заканючил Женька.
И тут девушка обернулась. Саньку по глазам ударила её маленькая обнажённая грудь и спокойное, чуть высокомерное лицо с громадными синими глазами. Он вздрогнул. Это была Валька Косарева из соседнего дома.
Санька, к своим пятнадцати годам, с противоположным полом имел целомудренно-дружеские отношения. Без всяких задних мыслей он болтал с соседскими девчонками, играл в волейбол и настольный теннис, но с Косыревой, почему-то, даже не здоровался. Робел.
- Ну ты что, Санёк? Моя же очередь. Зажал, да... - нетерпеливо пихался под руку Женька.
Но Санька вдруг вскочил на ноги и, торопливо укладывая бинокль в футляр, быстро и невнятно проговорил - Всё сеанс закончен... Давай завтра... Я и забыл, меня ещё утром мать просила в магаз сходить... - он даже в мыслях не мог допустить, что Женька, хоть одним своим похотливым глазком сможет увидеть... нет, оскорбить взглядом Вальку Косыреву. Отныне, только его - Саньки Петрухина, Вальку Косыреву... во веки веков, аминь!
Нет, он не влюбился в неё. Он врезался на всём ходу в её упругое бесстыжее тело и, разбившись от сокрушительного удара на тысячу осколков, осыпался к её обнажённым ногам.
С этого дня, как только темнело на улице, Санька превращался в этиловый спирт и незаметно для родителей испарялся, а конденсировался уже на крыше с биноклем в руках.
Вокруг была ночь, внизу резвились сверстники, в кустах сирени разрывались соловьи, а в окне напротив сияло солнце. Его солнце. Оно мелькало за занавесками, склонялось над столом, наряжалось, раздевалось, уплетало котлеты и пила чай... Оно светило только для Саньки. И Санька напитавшись этой солнечной энергией, потом весь следующий день неустанно прокладывал путь к сердцу Вальки Косыревой.
Приметив, что возлюбленная неравнодушна к гитаре этого противного губастого Витьки Блюма, Санька предпринял невероятные усилия, чтобы брать у того же Блюма уроки. И, слава богу, у Саньки оказался музыкальный слух. Он даже боялся представить, чтобы он делал, если бы слуха не оказалось.
Санька уломал мать сшить ему в ателье брюки клёш и приталенную красную рубашку с воротником «апаш». Он вымолил у отца офицерский кожаный ремень и трёхцветные туфли на платформе, которые были велики Саньке на два размера. Он устраивал гитарные концерты в беседке между домами... и он дождался!
- Са-а-аш.., может ты меня проводишь? - этот чуть протяжный нежный призыв, он будет помнить до гробовой доски.
Уже два года, как нет на свете его Вальки. Его солнышка.
Александр Васильевич посмотрел на встревоженные лица сына и невестки и усмехнулся. Тоже ещё... выдумали. Чтобы мой внук - Петрухин Васька, шестнадцатилетний красавец, в гомосеках обретался? Быть того не может. Подружки нет? Одни друзья? Ну и что? Хотя...
Александр Васильевич поднялся со стула и веско сказал: - Всё будет нормально! - он прошёл на кухню и, подставив табурет, открыл дверцу антресолей.
Ничего не подозревающий Васька сидел за столом и делал уроки. В комнате гремел «Machine Gun Kelly», а на экране включённого телевизора какой-то отчаянный малый садил в полицейских из автомата.
Александр Васильевич вошёл в комнату и похлопал внука по плечу. Васька обернулся и приветливо кивнул деду. Александр Васильевич показал жестом, что оглох, на что Васька послушно среагировал и вырубил «децибелы».
- Вот возьми. - дед протянул внуку чёрный футляр.
- Что это? - удивился Васька.
- Бинокль - ответил Александр Васильевич. - Для настоящего мужика - самое то...
http://litgalaktika2.ru/golos/zhyuri/itogipopro.php?n=golos2431&i=16