Незабываемая ночь обворожит великим очарованием, влекущего к себе звёздного неба, притягивающего в свои владения. А звезды великодушно манят, зовут, но не отдадут, не подарят, не продадут великую и сокровенную тайну – тайну вечного. Они украдут наши чувства. Они украдут наши мысли и души. Украдут навсегда.

«Дым костра создает уют, искры гаснут в полете сами…» — раздавалось с обрыва небольшой речушки. Группа мальчишек и девчонок расположилась вокруг ночного открытого очага, напичканного под угли картошкой. Разговаривали, смеялись, рассказывали страшилки, пели песни. Леха декламировал пошлые стишки вперемешку с анекдотами; Вовка плел всё, что в голову придет, а в голову приходили только ему одному понятные вещи; его тезка бренчал на гитаре, завлекая всех известными мелодиями, две Танюшки – хохотушки хихикали по–поводу и без повода, поглядывая то на одного, то на другого из мальчишек. Костер был разожжен на крутом берегу обрыва хоть небольшой, но очень быстрой речушки. Песчаный скат частенько давал повод пацанам прыгать, сломя голову вниз. Сейчас даже и не верится, ведь высота трехэтажного дома.

Среди подростков впервые появилась новенькая. Дед ни в какую не выпускал Ленку из дома. Именно тогда к раме окошка была прикреплена леска с гайкой на конце. Леска была протянута за–дом и кто–то из юных дарований начинал за неё периодически дергать.
— Дед Антон, выпусти Ленку с нами на костер, — спрашивались подростки, — там же она не одна будет, вон еще сколько девчонок.
— Вот возьму хворостину, будет вам и Ленка и пенка. Сопля, какая!

Что ж, после этого злополучного разговора в этот же день, как только стемнело, возник непонятный стук в окно. Проходил день, второй… Дед выскакивал, каждый раз осматривая округу, но никого не было. Загадочный стук не исчезал. Вдобавок ко всему, при выходе из дома, дедушка все чаще стал обнаруживать огромного гриба-дождевика. Он страшно высвечивался, вырезанным в форме человеческого черепа. Ужасающий оскал постоянно напоминал о себе на площадке колодца, стоящего напротив жилища. Наконец, сердце старого либо растаяло, либо одумалось, но как только Ленка была на свободе, то стук прекратился навсегда.
— Лен, хочешь стихи почитаю? – раздался тихий голос.

Ребята ошалелыми глазами уставились на Ленку, ведь она совсем не знала, что может отчебучить да еще с матерком этот паршивец Лёха.
— Да, — только и ответила удивленная девчонка.

Вовка пытался было прекратить, чуть ли не начавшееся безобразие перед новым членом команды, но не успел. Леха с таким упоением выдал «Эдельвейсов» Асадова, что ненадолго наступила полная тишина, которая тут же поглотила всех и вся, прочистив навсегда мозги до самого детского восхищения у всех без исключения.
— Кто бы мог подумать, вот так выдал, — выдохнул Андрей, который был на год старше остальных, подкидывая очередную ветку в ненасытный огонь.
— Да-а-а... — вторили остальные.

Вовка и его двоюродный брат Сергей приоткрыли синхронно рты, да так и остались сидеть молча некоторое время. А Люба, самая старшая из девочек, отвернулась в сторону, украдкой вытирая слезу.

После этого случая у молодых людей образовалась друг к другу некая симпатия. Да что там симпатия, буду откровенным – любовь. Уж первая - не первая не знаю, но точно любовь. Они потом всё лето в обнимку проходили, а при расставании оба плакали. На следующий год Лена не приехала. Дедушка Антон умер и дом продали. Девочку увезли на край земли.

Но, вернемся к нашему костру. «Вот ты опять сегодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил…» — бренчала плохо настроенная гитара. — Но зазвонят опять колокола, и ты войдешь в распахнутые двери…» — подпевала удивительная публика, настроенная на самый тонкий, душевный и добрый лад.

Эта ночь случилась радостна, благостна и спокойна почти до утра, а вот что было на прошлой неделе… В ближайший клуб завезли новую картину под названием… Даже говорить страшно, но это был «ВИЙ». Клуб находился в трех километрах от родной деревни и сеанс начинался в восемь часов вечера.

Удивительное время, черт возьми. Взрослые вообще не боялись, и даже не переживали - отпускать детишек одних в такую даль, да еще и в ночь. По–дороге в клуб ребята разбрелись кто–куда по своим интересам, разбились по парочкам и группочкам на протяжении добрых десятков метров. На обратном же пути, когда неминуемо приближалась ночь, команда составляла единое целое. По дорожке катился плотно сформированный, дисциплинированный живой клубок, сжимающийся еще больше, при каждом приближении очередных очертаний мрачноватых и жутковатых черных кустов. После того, как появилось открытое место и до деревни осталось рукой подать, мальчишки начали хорохориться и один за другим стали осмеивать героев фильма, мол, и Вий не настоящий, совсем непохожий и нестрашный, да и черти так себе. Но все как один умолкали, когда речь заходила о летающем гробе. Муравей и Серега – два брата акробата, сославшись на то, что устали, мол, спать пойдем, свернули в сторону и побрели, сначала спокойно, а потом все более ускоряя шаг в сторону, недалеко стоящего дома. Остальные ребята подошли к прогону и услышали топот ног своих друзей, устремившихся в обход.

И вот, пожалуйста: из–за угла дома появилась белая простыня, неумело накинутая на жердину. Все, не исключая девчонок, грохнули, от небывалого накатившегося смеха. Да, хотели напугать, но ничего не вышло. А ведь готовились. Простыня была похищена у бабки и спрятана еще до похода за углом – в кустах. Ну, не получилось… И такое бывает.

На небосводе словно цыплята из скорлупы давно уже вылупились одна за одной – яркие звёзды, а вместе с ними выперся словно напоказ месяц закорюка. Полуголые кусты и деревья стояли, отбрасывая чёрные сказочные тени, которые шевелились, выгибались, принимая причудливые формы, делая непрестанные, порой непристойные движения, наводя тем самым на некоторые мысли о вечном…

«Студентка-практикантка входила в класс не смело. Урок вела, краснея как будто в первый раз. И почерком красивым отметки выводила…» — раздавалось над обрывом маленькой, но такой родной речушки, что словами высказать уж точно невозможно. Невозможно передать то биение сердца, сродни молоту древнего кузнеца. Ведь оно билось не просто так на наковальне, а со знаковым интересом и в точку. А названия деревень какие удивительные…

«Ведь перед ней был первый её десятый класс» — обрывал душу Вовка, выводя в небо очередной аккорд. Да, какие деревни: Калинино, Елхово – души в названия вложены; Развалиха, Сидиково – по одним названиям можно весь путь страны нашей описать, ведь всё уже было, но мы по–прежнему наступаем на те острые грабли. Названия… Да, названия – из этих чудных названий вышли мальчишки и девчонки.
— А-а-а! Смотрите, смотрите, — полетело, сквозь образовавшийся туман, в сторону деревни и…

Ребята встали в полный рост и будто окаменели, словно те изваяния на острове Пасхи. Все смотрели в одну точку. Посреди деревни чернела полуразрушенная изба. Крыши у той избы не было, одни бревенчатые стены и печь, труба от которой протыкало ночное небо. Над всей деревней планировало неизвестное, не угаданное, не записанное, но своими собственными глазами видимое – никому не ведомое существо. Его потом назвали просто – белый змей. Похоже на большого лебедя: крылья небольшие расправленные в сторону, шея вытянута на несколько метров и очень короткий хвост. Вся эта громадина по длинне была больше полуразрушенной избы, над которой и соизволила проплывать в полнейшей тишине. Подобие головы заходило за трубу, а из–за неё не появлялось. Через несколько минут это странное создание полностью пропало из видимости.
— Что это? Что это? — кричали хором Таньки.

Будто языки проглотили все остальные – молчали. Ленка схватилась обеими руками за голову, покачиваясь из стороны в сторону, словно метроном. Лёха бросился успокаивать, прижимая Ленку к себе. Вовка упал пятой точкой на траву, раскрыв рот до той степени, что чуть не проглотил ближайшую звезду. Наконец, Андрей перекрестился и прошептал:
— Да, вот оно… Я это вижу своими собственными глазами.

А что оно, кто оно, так никто и не понял. Минут десять сидели ребята, около затухающего костра, глядели на очарованный огонь, нет–нет, да и поглядывая в ту тайную сторону. Но вот, не выдержала Люба:
— Вов, что это было?
— Не знаю, честно, — ответил он, — наша жизнь, наверно.

«Дым костра создает уют, искры гаснут в полете сами. Пять парней о любви поют, чуть охрипшими голосами…» —летела вдоль реки песня той жизни: дым детства, костер юности, искры памяти…