1. Отец

Отец наклонял свою седую неопрятную голову, чтобы внучка погладила ее, причмокивал губами, чтобы малышка засмеялась. Старый стал, больной, после инсульта дурак немножко. Тепла захотел.
Лиза смотрела на отца и думала о том, что он значим для нее. Она всегда хотела уйти от него, не видеть его, не слышать, не помнить. Брезговала даже своим отчеством. Елизавета Игоревна - казалось ей непроизносимым. Стеснялась. Сложные у Лизы были отношения и с отцом, и с отчеством. Тем не менее, отец - центр ее жизни. Что странно, потому что отца рядом как бы не было. Даже слово «папа» Лиза училась говорить уже взрослой.

Отец возвращался с работы и сразу шел в свою комнату, не ужинал. Дверь не запирал, но и войти к нему никто не решался. Мимо комнаты проходили на цыпочках. Дома стояла гнетущая тишина. В пятницу отец являлся поздно и пьяный. Лиза слышала его тяжелое дыхание в прихожей и тихий голос матери:
- Иди к себе, иди в свою комнату!
Лиза знала, что сейчас отец оттолкнет маму и войдет в ее спальню. Она поспешно вылезала из-под одеяла и пряталась под кроватью. Отец садился на постель, панцирная сетка прогибалась под ним, а Лиза вжималась в пол. Отец громко сопел, потом говорил, выплевывал слова:
- Забейся в щель. Забейся в щель, как таракан.
Он еще некоторое время покачивался на кровати, и Лизе казалось, что та упадет на нее и раздавит. Она задыхалась, но вылезти из убежища было еще страшнее.
В субботу утром мама бежала в магазин за минералкой и кефиром. Отец пил кефир, открывал окна во всех комнатах, ему не хватало воздуха и пространства. А может быть, утверждался в доме, где всю неделю ходил по одной линии из коридора в спальню и обратно. В воскресенье садился за стол завтракать с семьей. Но при этом существовал обособленно, ни с кем не разговаривал, рядом с ним было не то, чтобы неуютно — тревожно. Лиза смотрела, как он вытягивает губы трубочкой, пережевывает яичницу, отхлебывает чай, ждала, что во рту у отца появятся языки пламени. Он казался ей Змеем Горынычем. В глубине души Лиза была убеждена, что ее родители — не настоящие. Родные мама и папа заколдованы, а может быть, Лизу у них украли, а им подсунули другого ребенка. Папа Верки, соседки по этажу и одноклассницы, например, вполне мог быть Лизиным, а Верка — дочерью Змея Горыныча. Дядя Гриша часто гулял с Веркой во дворе, высоко раскачивал ее на качелях, и Лизу тоже раскачивал:
- Держись крепко, дочка, сейчас мы с тобой полетим!
Лиза зажмуривала глаза и представляла, как они с дядей Гришей летят по небу, взявшись за руки, потом приземляются, их встречает Веркина мама и ведет в дом. Когда-нибудь так и будет, не сомневалась Лиза. А пока существовала в недельном цикле отца: с понедельника по четверг — тихо, как мышка, сидела вечерами в комнате с книжкой и ходила мимо его двери на цыпочках, в пятницу пряталась под кроватью, в субботу старалась улизнуть к Верке, прихватив с собой синеглазого резинового пупса. У Верки была кукла цыганка Эсмеральда, в монистах, красивая, как мечта. Но Верке тоже хотелось качать младенца. Лиза пеленала своего пупса в тряпочку и говорила:
- На самом деле, это принц. Когда он расколдуется, я выйду за него замуж и уеду в сказочное королевство.
Веркина мать звала девочек пить чай с оладьями. К чаю она всегда переодевалась, выходила к столу в длинном зеленом шелковом платье с широкими рукавами. Лиза смотрела на нее и думала:
- Правой рукой махнет — появится озеро, левой махнет — поплывут по нему белые лебеди.
Но Веркина мать руками не махала, а степенно разливала чай и подкладывала Лизе на тарелку оладьи.
- А не отправиться ли нам завтра в лес? - спросил однажды дядя Гриша.
- Отправиться! - обрадовалась Лиза.
Мама не отпустила Лизу в лес, но это было уже не так важно. Потому что Верка, нежно поглаживая Лизиного пупса, сказала заговорщицким тоном:
- А давай мы с тобой будем сестренки?
- Давай! - задохнулась от счастья Лиза.
- Только мы никому об этом не скажем, - прошептала Верка. - Это будет наша тайна.
- Давай! - согласилась Лиза. - И больше мы никого в сестренки не возьмем.
- Только ты и я, - поклялась Верка.

В воскресенье после завтрака мама, отец и Лиза шли в гости к тете Наде, маминой сестре. Мама вела Лизу за руку, а отец плелся сзади и чуть в стороне. Время от времени мать хмуро оглядывалась назад, подгоняя отца взглядом. Мама всегда пекла по воскресеньям пирог с капустой, но домашних им не кормила, а несла к сестре. Пирог был главным украшением теткиного стола. За столом у тети отец тоже сидел как бы отдельно ото всех, подливал себе водки, молча выпивал. Мать отодвигала от него бутылку. Отец смотрел на нее тяжелым взглядом, говорил:
- Уйди, дура. Я желаю всем здоровья.
- Он желает всем здоровья, - примирительно говорила тетя Надя маме и затягивала песню:
Ой, при лужке, при лужке
при широком поле,
при знакомом табуне
конь гулял на воле.
Лиза слушала и представляла, как дядя Гриша ведет коня в поводу, а она выходит ему навстречу. Дядя Гриша подхватывает ее на руки и сажает на коня. А Лиза ему говорит:
- И Верку тоже покатайте, дядя Гриша. Мы с Веркой теперь сестренки.
Тетя Надя был незамужняя, любила застолья, на которые к ней приходили такие же одинокие подруги и сестра с семьей. Может быть, для мамы это был выход в свет, возможность почувствовать себя равной среди равных и даже лучше. Она единственная среди женщин за столом была с мужем и ребенком. Тетка хвасталась перед подругами племянницей, переплетала ей косы, спрашивала, какие оценки получила.
Лиза всегда отвечала:
- Пятерки.
Назвать оценку ниже пятерки - значило бы нарушить правила игры, лишить тетку праздника.

В понедельник Лиза шла в школу и заранее знала, что Антонина Андреевна вызовет ее к доске на первом же уроке, и она будет путано отвечать и ждать, когда учительница спросит:
- Папенька-то попивает?
Это стало ритуалом понедельника, и Лиза голову ломала, как его нарушить. Однажды она прогуляла в понедельник первый урок, но Антонина Андреевна вызвала ее на втором уроке и задала свой коронный вопрос, и записала в дневник замечание о пропуске. Антонина Андреевна спрашивала не по теме, однако учителю полагается отвечать. От неприятия ситуации у Лизы плыли круги перед глазами. Все, что так или иначе касалось отца, вызывало у девочки удушье. Когда входила с ведром и тряпкой в его комнату, задерживала дыхание. Ей чудился запах, от которого мутило. Лиза распахивала окна в любую погоду, хватала ртом воздух. После уборки вставала под душ, подносила к лицу руки, чтобы понять, не въелся ли запах отца в поры ее кожи. Однако это не помогало, что-то оставалось, что выдавало ее с головой. Печать отверженности. Лиза приходила в школу и замирала. Дома склонялась над учебниками, молча занималась. Отгородилась стеной, как отец. Дома было тихо. В школе тоже. Шли уроки, звенели разноголосьем перемены, но все это как бы за стеной, за пределами Лизиного восприятия. Она разговаривала с подругами и отвечала у доски, но словно не участвовала в этом. Вернее, участвовала, но не вся, не целиком. Чтобы не выдавать себя, как отец. Не позориться.

Но после того, как Вера назвала Лизу своей сестренкой, все изменилось. Когда Лиза вернулась за парту, подруга сказала:
- Не обращай внимания. Она просто дура.
Лиза внимательно посмотрела на Антонину Андреевну: действительно, дура. Ей раньше не приходило в голову, что учительница может быть дурой. А на дурацкие вопросы отвечать необязательно.

Девятнадцатого апреля вступали в пионеры. Лиза весь учебный год мучительно размышляла, должна ли она сказать, что ей не место в пионерии.
Летом мама с тетей Надей надумали крестить ее. Лиза сопротивлялась, но мама испуганно твердила:
- Мне приснился сон.
Ей приснилась покойная мать, Лизина бабушка. Бабушка сказала маме:
- К Вальке приехал батюшка, крестит на дому. Покрести ребенка.
Мама позвонила сестре Вале, которая жила в соседней области. Та удивилась, никакой батюшка к ней не приехал. Но сходила в церковь и договорилась с местным попом. Лиза запомнила множество свечей, душный сладковатый запах и плачущих младенцев в церкви. Ей казалось, что она провалилась в тяжкий сумбурный сон и никак не может из него выплыть. Она не должна быть в церкви, она атеистка. Батюшка протянул ей крест для поцелуя, Лиза отпрянула назад. Тогда батюшка нахмурился и ткнул ей крестом в губы. Когда вышли из церкви, тетя Надя сказала ей:
- Теперь я твоя вторая мама.
Она стала ее крестной. За праздничным столом у тети Вали и в электричке, когда возвращались домой, мама все время повторяла:
- У меня словно камень с души свалился, стало светло-светло.
А у Лизы, наоборот, на душе кошки скребли. Эта страшная тайна, которой она не могла ни с кем поделиться, тяготила ее. Если бы можно было подойти к учителю и рассказать ей, как все произошло, она бы обязательно это сделала. Но как подойти к Антонине Андреевне, которая каждый понедельник спрашивает ее перед классом:
- Папенька-то попивает?
И Лиза молчала. Когда Верка позвала ее в сестренки, Лиза чуть было не поделилась с ней своей неразрешимой проблемой, но опомнилась. Как рассказать? Она даже слов не могла подобрать. Ведь так не бывает, что ты помимо воли оказываешься вдруг в церкви на обряде собственного крещения. Она представила себе, как Верка спросит ее:
- Разве ты вещь, чтобы тебя так вот взяли и окрестили?
Она не вещь, конечно, но у нее нет права голоса. Раз мама решила ее окрестить, значит, решила. Даже отец делает все, что скажет мама. Молчит или ругается, злится, пытается высказать собственное мнение, но все-таки делает по-маминому. Пусть плохо, против души, спустя рукава или наступив на горло собственной песне, однако делает. Поэтому Лизин атеизм потерпел фиаско. Лизина гордость, сжавшись в комок, болезненно ежилась.
И Верке Лиза тоже ни в чем не призналась. У сестренок, наверное, не бывает тайн друг от друга, но Лиза не смогла переступить через себя, застыла в своей гордыне. Она страстно хотела тепла и душевной близости хотя бы с одним человеком в мире, но казалась себе настолько запутавшимся существом, что поневоле отстранялась от людей, чтобы не утомлять их хождением по закоулкам своей души. Слишком сложный лабиринт, не стоит никого туда пускать.

В пионеры их принимали в единственном в городе кинотеатре, на сцене. Лиза смотрела в глаза повязывавшему ей галстук мальчику так отчаянно, что он улыбнулся и сказал:
- Держи хвост пистолетом.
Ей еще никто так не говорил, так просто и по-дружески. Лиза улыбнулась.

***
Когда мама родила Любочку, Лизе было четырнадцать. Она с удивлением разглядывала сестру, маленькую копию отца и свою собственную. Казалось, только в этот момент Лиза осознала, что повторила отца внешне и внутренне. Тошнота подкатила к горлу, девочка побледнела.
- Трое, теперь нас трое, - с отвращением подумала Лиза.

Любочка росла другая, живая и быстрая, со смешливыми озорными глазами. Просыпалась и улыбалась каждому, кто подходил к ее кроватке. Щебетала, как птица. Она доверяла миру.
- Ты вырвалась, - шептала Лиза сестренке в самое ушко, - у тебя получилось. Молодец!
Лиза по утрам не хотела идти в школу, не могла отойти от Любочки. А после уроков бежала домой, важно гуляла с коляской. Мама радовалась Лизиной помощи. А Лиза просто спасалась ребенком. Верка выходила на улицу, заглядывала в коляску:
- Можно, я подержу Любочку?
- Нельзя, она спит. Когда проснется – подержишь, - степенно отвечала Лиза. И Верка терпеливо ждала, когда Любочка проснется. Возвращался с работы дядя Гриша, помогал поднять коляску на третий этаж. Задумчиво глядел на Лизу с младенцем на руках:
- Маленькая мама.
Лиза вспыхивала от радости. Улыбалась, словно отражала Любочкину солнечную улыбку. Осознавала: счастье внутри. Можно посмотреть утром на Любочку и целый долгий день беречь в душе этот огонек радости. Что бы ни происходило потом, будет уже не важно, потому что есть Любочка.
Единственное – отец. Он останавливался иногда на пороге детской, смотрел на ребенка. Лиза задерживала дыхание. Если бы отец сделал еще шаг, протянул руку к Любочке, Лиза укусила бы его за эту руку.

Лиза оканчивала восьмой класс, готовилась к экзаменам. Уходила заниматься к тете Наде. Любочка ей не мешала, но тетя предложила, и Лиза согласилась. Тетка купила дачу на берегу Волги, и они вдвоем уезжали отдыхать. Лиза устраивалась с учебниками в цветущем саду, слушала, как жужжат шмели, поют птицы. Задумывалась. Ни о чем конкретном не размышляла, просто замирала под ласковым весенним солнцем. В таком саду можно написать роман, как Лев Толстой. Но тогда пришлось бы углубляться, рассуждать о смысле жизни, о любви, а не хотелось. Вернее, о любви хотелось, но сказать было нечего. Разве что о Мишке, которого собиралась бросить. На уроке физкультуры Мишка подошел к ней, окинул взглядом ее худенькую фигурку, увидел едва наметившуюся грудь, сказал:
- Отрастила!
Лиза почувствовала, как у нее загорелись щеки, а голова загудела, как колокол. Девчонки только вчера обсуждали Светку Шуршину за то, что она ходит в школу без лифчика. У Светки была большая грудь, второй номер. Вера вынесла Светке общее женское порицание:
- Ты нас позоришь перед мальчишками!
- Я вчера постирала лифчик, - оправдывалась Светка, - не успел высохнуть.
Лиза молчала, мгновенно осознав, что она лифчик еще ни разу в жизни не надевала, у нее лифчика просто нет. В тот же день они с мамой отправились в магазин и купили Лизе бюстгальтер нулевого размера. И Мишка тут же его разглядел и высказался. Несколько дней Лиза ходила под впечатлением от Мишкиной выходки, а потом решила его бросить. Буквально – уехать из города. Не так давно он спрашивал ее, пойдет ли она в девятый класс. Лиза удивилась его сомнению:
- Конечно, пойду.
- Я тоже, - усмехнулся Мишка, - просто хотел уточнить.

Лиза проводила взглядом божью коровку, которая доползла до кончика мизинца и улетела. Нашла между страницами учебника Мишкину фотографию, которую стащила у него. Мишка потом громко вопрошал, где его фотография для выпускного альбома, пока классная не сказала:
- Успокойся, Миша. Фотография не найдется. У тебя появилась тайная поклонница.
Мишка посмотрел на Лизу, и все засмеялись. Теперь Лиза размышляла, что делать с фотографией. Можно выкинуть, можно подложить ему в дневник. Чтобы знал, что никто ему не поклоняется, а просто он в своем портфеле заблудился. Во всяком случае, больше смотреть на его улыбающуюся с фотографии веснушчатую физиономию Лиза не собирается. Ни тайно, ни явно. Лиза снова открыла учебник, надо было готовиться к этим чертовым экзаменам.

Девочка не послушала ни мать, ни тетку, которые настаивали на девятом классе, поступила в педучилище в областном городе. Отец не вмешивался, его никто и не спрашивал. Верка удивлялась неожиданному решению подруги, но и ей Лиза не стала ничего объяснять, сказала только:
- Буду приезжать на выходные, два часа на автобусе.
Но приезжала нечасто. Не то, чтобы студенчество затянуло, просто не хотелось домой. Однажды с вокзала отправилась сразу к тете Наде. Тетка внимательно на нее посмотрела:
- Почему к матери не пошла?
- Я тебе мешаю? – обиделась Лиза.
- Живи, сколько хочешь, - сказала тетя Надя. – Только матери сердце не рви.
- Давай Любочку к себе заберем, - предложила ей Лиза.
- Как же это мы ее заберем? – удивилась тетка.
- Как-нибудь, - пожала плечами Лиза. – Здесь ей лучше будет.
Тетя Надя задумчиво погладила племяннице волосы, потом взяла расческу, тщательно их расчесала и заплела в косу, как в детстве. Сказала:
- Покой – это еще не счастье. Это только ожидание счастья.

***
По окончании училища Лиза подала документы в институт, на факультет начальных классов. На приемных экзаменах часто встречала мальчика с филологического, уже студента. Саша как-то все время оказывался рядом, переживал за нее и радовался. Лиза посмотрела списки поступивших и нашла себя. Потом поискала глазами Сашу и не увидела его. Стало жаль и даже захотелось плакать, мальчик нравился. Может быть, Лиза успела его полюбить. С тех пор, как Верка дала ей почитать добытый кем-то из ее друзей роман «Мастер и Маргарита» (в стране началась перестройка, появилась возможность читать запрещенную когда-то литературу), Лиза была готова к настоящей трагической любви. И когда оглядывалась в поисках Саши, ощутила истинность и трагизм своего чувства.

Лиза перебралась из общежития училища на квартиру. Романтика студенческого быта ее больше не привлекала, хотелось не то, чтобы уединения — но своего пространства, независимости от чужих настроений. Хозяйка, у которой она сняла комнату, была приветливой, чудаковатой старушкой. Сразу предупредила Лизу:
- Я привыкла жить одна, свободно. Могу и пукнуть невзначай.
Потом добавила:
- А сахар бери из моей сахарницы, когда своего не будет.
Лиза улыбнулась:
- Спасибо.
Она устроилась на работу в школу в группу продленного дня, чтобы самой оплачивать жилье и покупать себе сахар. Мама помогала, но Лизе хотелось самостоятельности. Лиза радовалась открывающейся перед ней новой жизни, ждала встречи с детьми, пожалуй, больше, чем с институтскими товарищами. Соприкосновение с миром ребенка обещало радость, с детьми легко общаться, они не таят в себе опасность, напряжение, у них нет двойного дна.
Общение с хозяйкой тоже было приятным. Галина Тихоновна не лезла с расспросами, но ненавязчиво приглашала к чаю, это создавало иллюзию если не семьи, но доброго соседства. При этом уже на первой неделе проживания Лизе был показан семейный альбом с фотографиями сына, который пять лет не был дома, почетные грамоты и письма любовника Галины Тихоновны.
- В одном цеху работали, - рассказывала Галина Тихоновна. - Десять лет встречались. А когда он умирал, его жена за мной прибежала. Иди, говорит, простись, зовет он.
- Она знала? - удивилась Лиза.
- Мы расстались, чтобы он семью сохранил. Жить друг без друга не могли, а расстались. А перед смертью он позвал проститься, - вздохнула Галина Тихоновна. - Молодой умер, болел сильно.
- И ваш муж тоже знал? - подивилась Лиза испанским страстям, бушевавшим когда-то в сердце старушки.
- Мой муж ничего не знал, - строго сказала Галина Тихоновна. - Человек, если хочет — знает. А если не хочет — не знает. Мой — не знал.
Потом помолчала некоторое время и добавила:
- А сейчас мне смешно про это вспоминать.
- Как это — смешно? - не поверила Лиза. - Письма храните.
- Храню, - кивнула Галина Тихоновна. - Зачем выкидывать то, что было. Храню, но не перечитываю. А был бы жив мой муж, он бы мне белье погладил. Когда он умирал, я думала, как же я без него. А он мне говорит: ты не бойся, Галенька. Ты не пропадешь, ручки у тебя золотые, всегда людям нужна будешь.
Галина Тихоновна объяснила Лизе:
- Я шью. Могу и тебе платье сшить.
Лиза улыбнулась:
- Хорошо. Мне к школе нужно новое платье.
Галина Тихоновна сшила ей платье на пуговицах с глухим воротом. Лиза надела его, застегнула все пуговицы, посмотрела на себя в зеркало. Ничего лишнего, все на замочке: мысли, чувства, эмоции. Хорошо. Так и вошла в класс первого сентября, познакомилась с детьми. Елизавета Игоревна. Дети притихли. Строгая учительница. Слушались.

В институте тоже все было хорошо. Вовремя сдавала сессии. Общалась с подругами на своем девчачьем факультете. Приходил Саша, очень нравился, но и ему она старалась не открываться. Хорошо быть застегнутой на все пуговицы. И даже когда сняла платье, душу не распахнула. Саша посвящал Лизе стихи, печатал в студенческой газете, сверху стояла таинственная букв Л. Лиза ни с кем не делилась секретом, но все знали.
Верка писала письма, длинные, на пяти страницах, рассказывала о бурной студенческой жизни и рвущей сердце любви. Лиза отвечала: учусь, работаю. Потом долго искала слова. Однажды рассказала о Саше и даже переписала его стихи с посвящением. Потом смяла лист и начала письмо заново: учусь, работаю. Подумала и поставила точку. Кому дороги мои тайны, кроме меня? Вот и незачем рассказывать чужим свои сказки. Расправила газетный лист и погладила пальчиком каждую строчку Сашиного стихотворения, все до буковки, все мое.

Лиза не вникала в перемены в стране, без сочувствия выслушивала Сашины речи взахлеб. Какая разница, какой на дворе строй, в ее программе начальной школы ничего особенного не меняется, разве что рассказы о Ленине убрали. А потом кризис смел все сбережения Галины Тихоновны. Она слегла, пила сердечные капли. Лиза ухаживала за ней.
- Вы что, Галина Тихоновна, помирать собрались? – спросила она старушку.
- Не знаю, Лизонька. Жить-то не на что, - вздохнула Галина Тихоновна.
- Из-за денег, значит, помрете, - сделала вывод Лиза. – Даже как-то неудобно, причина уж больно мелкая.
- А из-за чего еще? – удивилась Галина Тихоновна.
- Ну, вот, любимый ваш из-за любви умер, - ответила Лиза.
- Действительно, чего это я раскисла? – задумалась Галина Тихоновна.
- Ага, чего это вы? - поддакнула ей Лиза. – Пенсию пока никто не отменял. Зарплату, хоть и небольшую, мне платят, стипендию. Проживем.
Они стали жить, как раньше. Но и по-другому. Люди стали другие. Хлынули беженцы из союзных республик. Стремились зацепиться за что угодно, чтобы не унесло вихрем разрушения. В воздухе витало тревожное настроение, люди стали бояться завтрашнего дня. Лиза с Сашей планировали пожениться после Сашиной защиты, у него был выпускной курс. Лизе хотелось прислониться к Сашиному плечу, она ждала, что он переедет к ним с Галиной Тихоновной, и они заживут дружно и счастливо. Впервые в жизни Лизино ожидаемое счастье очертилось так ясно и четко. Лиза закрывала глаза и видела Сашу. Открывала глаза, но продолжала наблюдать его внутренним взором. Главное, чтобы Саша был рядом, они построят свой дом, закроют дверь, и никакая стихия им не будет страшна. Пусть все мечутся, думают, как удержаться на плаву. Лиза знает, как. Любовью, семьей. У нее будет не как у Галины Тихоновны, не как у мамы и не как у тети Нади. У нее будет все в совокупности. Покой, любовь и защита.
Приходил Саша, задумчивый, вымороченный какой-то. Думал о будущем. Это понятно, семья – особая ответственность. Саша плохо спал, видел сумбурные сны.
- Мне все время снится, что я иду босой. Снег, метель, а я босой, - рассказывал он.
- Почему снег? Уже трава пробивается, - удивилась Лиза.
- А у меня снег, - вздыхал Саша.
- Он боится будущего, - объяснила Галина Тихоновна, с которой Лиза решилась поделиться Сашиным настроением. – Не уверен в себе.
А потом Саша перестал приходить. Лиза ждала, пока ее не стошнило, когда она чистила зубы.
- Скажи ему, что будет ребенок, - посоветовала Галина Тихоновна.
Лиза задумалась. Вспомнила, как они семейно ходили по воскресеньям в гости к тете Наде, как мама подгоняла отца взглядом. Представила, как они с Сашей пойдут в загс. Она с пузом впереди, а Саша сзади. Она будет оглядываться, подстегивать его взглядом, чтобы не отставал.
- Нет, не хочу, - отказалась Лиза.

Лиза сдавала сессию, Сашу в институте не видела. Подруга сказала ей, что он готовится к защите и работает в пресс-центре губернатора.
- Молодец, - сдержанно похвалила Лиза.
- И женится на губернаторской дочке, - добавила подруга.
- А где он ее нашел? – удивилась Лиза.
- На филфаке учится, - объяснила подруга. – Все знают, а ты не знаешь.
- Когда мне все про всех узнавать,- усмехнулась Лиза. – С собой бы разобраться.

***
Лиза возвращалась домой, к маме. В стране происходили перемены, первый президент въехал в столицу на танке. Народ волновался и не знал, что будет завтра. А Лизино будущее светло и ясно. У нее будет ребенок, девочка. Она построит для нее дом, закроет дверь, и они заживут дружно и счастливо.

Отец лежал с инсультом в больнице. Лиза ухаживала за ним на смену с мамой. Брала с собой в больницу Любочку. Люба собиралась в первый класс. Лиза присматривалась к сестренке и узнавала в ней себя маленькую, притихшую, с потухшими глазами. Подумала:
- Сломали все-таки.
Сестры входили к отцу в палату. Лиза доставала из сумки банки с едой, кормила отца.
Люба усаживалась рядом с кроватью с книжкой, читала вслух. Читала она хорошо, внятно, хотя и монотонно, но если бы отец захотел вслушиваться, то вполне мог проследить историю стойкого оловянного солдатика и прекрасной танцовщицы. Лиза спросила Любочку:
- Кто тебя научил читать?
- Папа, - чуть слышно ответила девочка.
- Значит, что-то все-таки сдвинулось, все-таки были совместные вечера, - подумала Лиза. Она не могла допустить, чтобы ее дочка, замерев, пережидала, когда закончится детство. И диалог с отцом – единственное, что может их спасти. Поэтому Лиза настаивала, чтобы Любочка читала отцу сказки.
- Сказка лечит, - объяснила она.
- Не до сказок, - отмахивалась мать. – Поднять бы, чтобы не лежал. Его ведь не повернешь.
- Поднимем, - пообещала Лиза. – Какой есть, такого и будем любить.
- Что будем делать? – не расслышала мама.
- Любить, - повторила Лиза. – А иначе зачем все?
- Что зачем? – снова не поняла мама.
- Зачем мы все? – объяснила Лиза. – Я, Любочка, моя дочка.
- Зачем? – не сумела ответить мама.
- Для счастья, - нашла начало логической цепочки Лиза. – Иначе все не имеет смысла. Только для любви и счастья.

И в следующий раз, входя в палату к отцу, собиралась с духом и говорила:
- Здравствуй, папа. Любочка, поздоровайся с папой.

2. Саша

Сказать, что Лиза удивилась, когда позвонил Саша — значит, ничего не сказать. Не то, чтобы она о нем забыла — просто запрещала себе думать. Слишком больно. Понимала ли она, что задуматься о Саше со временем все равно придется, хотя бы тогда, когда дочка начнет спрашивать, где папа? Понимала, наверное, но, как Скарлетт, говорила себе: я подумаю об этом завтра. Дочка еще маленькая, два года всего. Не скоро еще спросит об отце. Единственное, что Лиза решила твердо: не врать дочери. Может быть, не всю правду скажет, смягчит, но врать Верочке она не будет.
Но Саша позвонил сам. Лиза взяла трубку, услышала его голос и спросила:
- А как ты меня нашел?
- Через деканат. Это несложно, было бы желание, - ответил Саша, помолчал и добавил, - Галина Тихоновна умерла. Завтра похороны.
- Я приеду, - пообещала Лиза.

Собиралась в дорогу и думала: знает ли Саша о ребенке? Галине Тихоновне она ни разу не позвонила после того, как уехала, и о рождении Верочки не сообщила. По той же причине, что запрещала себе думать о Саше. Хотелось забыть и о самом городе, где ее предали. Слишком много всего на нее навалилось. Сложно выстраивались отношения с мамой, Любочкой и отцом. Лиза иногда думала: а если бы отец не заболел, смогла бы она простить? Если бы он не был сейчас таким жалким, поверженным? Отец все забывал, даже имена. Спрашивал иногда Лизу:
- А где она?
- Кто она? Мама? - уточняла Лиза, потому что чаще всего он спрашивал именно о маме.
Но иногда отец отрицательно качал головой и переспрашивал:
- Где она?
- Любочка?
Отец снова мотал головой и задавал свой вопрос:
- Где она?
- Верочка? - вздыхала Лиза и в ответ на утвердительный кивок отца объясняла:
- Она спит. Проснется, поможешь мне собрать ее на улицу. Пойдем погуляем.
Они гуляли втроем, то есть Лиза выгуливала ребенка и старика. Правда, если отцу хотелось поиграть во дворе с мужиками в шахматы, не возражала:
- Я тебя позову на ужин.
Мама была против, боялась, что он займет у кого-нибудь деньги и напьется. Но Лиза возражала ей:
- Пусть играет в шахматы. Должны же у него быть свои интересы. Не только твои. А много он сейчас не выпьет, здоровье не позволит.
При этом агрессия против мамы у отца так и не прошла.
- Дура! - говорил он ей. - Дай мне другие штаны.
- Вот дура пусть и даст тебе другие штаны, а я погожу, - огрызалась мама.
В этом приходилось жить. Но когда отец видел Верочку — у него на лице появлялась умильная улыбка, и для него не было большей радости, чем взять внучку на руки. Ребенок всех объединял. Однажды Лиза отправила их всех в парк: бабушку с дедом и Любочку с Верочкой. Смотрела в окно, как они идут вчетвером, взявшись за руки. Потом спросила Любочку:
- Родители ругались?
- Ну так, - пожала плечами сестренка, - меньше, чем обычно.
И сейчас Лиза оставляла на них ребенка и уезжала в город, о котором она хотела забыть. Вспоминала, как Галина Тихоновна показывала ей письма любимого, которые она не открывала двадцать лет. Потому что больно. Теперь Лизе это понятно. Сказала все-таки Галина Тихоновна Саше, что Лиза уехала беременная или нет? И если Саша не спросит о ребенке — сказать или промолчать? Лиза оставляла дочку дома с бабушкой и дедом, хотя спокойнее было бы, конечно — отвезти к тете Наде или Вере. Тетя Надя вообще предлагала племяннице жить у нее, но Лиза отказалась. Разве что летом на даче, там ребенку хорошо. Тетя по-прежнему жила одна, часто приходила к ним или зазывала к себе с Любочкой и Верочкой. Говорила Лизе:
- Какая ты молодец, что родила. И какая я была дура, что не родила. И какое великолепное у нас бабье царство!

Саша встретил Лизу на вокзале, и они сразу поехали на кладбище. Было холодно и даже морозно для октября, дул сильный ветер. Организацией похорон занималось заводское начальство, и проститься с ней пришли все, кто когда-то работал с Галиной Тихоновной. Из Москвы приехал сын, а раньше нечасто звонил матери.
- Чужая душа — потемки, так сразу и не разглядишь, что там болит и почему, - подумала Лиза, выразила сыну Галины Тихоновны соболезнование. Он кивнул. Приехал один, без семьи, значит, непросто ему.
Галину Тихоновну похоронили рядом с мужем, за общей оградой. Где-то на этом кладбище, может быть, лежит и любимый. Теперь они встретятся и насмотрятся друг на друга. Жить друг без друга не могли, а потом она боялась остаться без мужа. Но все оставили Галину Тихоновну: и любимый, и муж. И сын не звонил, и она, Лиза уехала. А теперь вот Галина Тихоновна всех покинула.
После поминок Лиза торопилась на автобус, Саша провожал ее.
- Ты навещал Галину Тихоновну? - спросила его Лиза.
- Только последний месяц, - ответил Саша. - Зашел узнать о тебе.
- Она болела?
- Да нет, не особенно, - сказал Саша. - Никто не ожидал, что сердце у нее откажет. А я приходил к ней поговорить, пару раз всего. А потом соседка сказала, что она умерла ночью. И я тебе позвонил.
Они помолчали немного, и Саша спросил:
- Ты родила?
- Да, дочку. Зовут Вера, - ответила Лиза.
- Красивое имя, - сказал Саша.
- В честь подруги назвала, - объяснила Лиза.
- А отчество? - запнулся Саша.
- Игоревна, - сказала Лиза и добавила, увидев его вопросительный взгляд. - Так зовут моего отца.
Когда Лиза садилась в автобус, Саша спросил:
- Я тебе позвоню?
- Звони, - пожала плечами Лиза.

Лиза сидела в автобусе у окна, потихоньку вытирала слезы. Вот жизнь всем и распорядилась. Сначала отняла Сашу, теперь возвращает. Возвращает ли? Во всяком случае, зачем-то Саша пришел к Галине Тихоновне, чтобы поговорить о ней, Лизе. Теплое чувство благодарности к старушке охватило Лизу, и она поняла, что все это время ждала Сашу. Верила и не верила, но ждала. Что-то теперь будет? Почувствовав, что у нее в голове начинают выстраиваться возможные варианты развития событий, Лиза запретила себе думать об этом. Однако Саша не уходил из мыслей.
- Как он живет? - думала Лиза. - Наверное, плохо. Иначе бы он обо мне не вспомнил.
Она снова одернула себя: не думай об этом, это все только твои предположения.
Домой приехала измученная. Искупала Верочку, уложила спать без сказки, попросила ее:
- Ты просто закрой глазки и спи.
Верочка послушно закрыла глаза, потом открыла. Но Лиза строго сказала:
- Спи.
Они так укладывали детей в летнем школьном лагере. Лиза думала сначала, что дети ни за что не заснут по приказу. Но засыпали, как миленькие. А если с ними разговаривать, читать им, то могут проболтать весь сончас на своих раскладушках в душном классе. И Верочка тоже заснула. Лиза постояла под душем, потом легла в постель и, уплывая в сон, подумала:
- Может, совсем ничего врать не придется. Просто будет у Верочки папа.
Провела рукой по подушке, словно погладила голову любимого, и заснула.

***
Саша позвонил только через неделю, когда Лизе уже стало казаться, что все ей приснилось. А потом приехал к дочке, привез ей плюшевого зайца. Лиза спросила его:
- Как тебя представить Верочке?
- В каком смысле? - удивился Саша.
- Папой или дядей Сашей? - уточнила Лиза.
Саша задумался.
- Снова исчезнет, - поняла Лиза и решила, - давай папой. Мне же все равно придется ей когда-нибудь сказать правду об отце.
Саша стал приезжать иногда по выходным, оставался ночевать. Однажды Лиза спросила его:
- Почему ты обо мне вспомнил?
- А я не забывал, - ответил Саша. - Просто запрещал себе думать.
- Почему?
- Потому что все определилось. Поэтому.
Лиза молчала. Она чувствовала, как ее затягивает в страшную воронку, когда и вместе нельзя, и врозь невозможно. Она вспомнила Галину Тихоновну: жить друг без друга не могли, а расстались... Лиза могла, конечно, сказать любимому: ты уж определись — или туда, или сюда, но что это даст? И готова ли она к его выбору?

Забегала в гости Верка, спрашивала подругу:
- Как живешь?
- Нерегулярно, - отвечала Лиза.
- Ты хоть спроси его, как он живет, есть ли у него там дети? - посоветовала Верка.
- Не буду я ничего спрашивать. Захочет — сам скажет, - отказалась Лиза.
У Верки тоже было не все гладко, хотя и не так запутано, как у Лизы. Веркин муж разрывался между матерью и женой и не мог определиться, кто ему дороже. Он любил обеих женщин и очень хотел, чтобы они наладили между собой отношения, однако они тянули его каждая в свою сторону. Вера считала, что свекровь откровенно манипулирует сыном. Заставляет его ехать после работы к ней - и с ней проводить вечера, вместо того, чтобы быть рядом с женой.
- А ты роди, и у него не будет выбора, куда ехать, - усмехнулась Лиза. - Понятно, что он поедет к ребенку.
- Наивная, - покачала головой Верка. - Она его так просто не отпустит.
- А зачем тогда ты вышла за него замуж? - удивилась Лиза.
- Любила. И потом, я думала, что если он так трепетно относится к матери, то и ко мне будет относиться так же, - Верке казалось, что это замкнутый круг.
- Будешь крестной моей Верочки? - перевела разговор Лиза. Она в последнее время все чаще вспоминала, как мама говорила: камень с души упал. Ей казалось, что если она окрестит дочку, у той будет дополнительная защита, в которой Верочка сейчас так нуждается. Потому что она, Лиза, кажется, снова начинала запутываться и только на себя уже не надеялась.
Она предупредила Сашу, что собирается крестить дочку. Саша сказал, что как раз этот выходной у него занят. Лиза подумала и не стала переносить крестины. Может быть, Саша тоже атеист, зачем лезть ему в душу, настаивать?

Лиза смотрела, как ее девочку окунают в купель, и слезы выступили у нее на глазах. Может быть, так очищается душа. Она вверяла своего ребенка тому, кто не подвержен, как она, сомнениям, кто точно знает, что такое хорошо и что такое плохо. И по тому, как на душе становилось светлее и легче, понимала, что поступает правильно. Когда они вышли из церкви, Вера присела перед крестницей на корточки, заглянула ей в глаза и сказала:
- Теперь я твоя вторая мама.
И теперь, встречая во дворе дядю Гришу, Лиза с полным правом говорила Верочке:
- Поздоровайся с дедушкой.
Дядя Гриша сажал Верочку на качели и говорил Лизе:
- Не бойся, дочка, мы не высоко.
Лиза иногда думала:
- Ну почему у всех все просто и ясно, и только у меня так сложно и запутано?

Она провожала Сашу в воскресенье вечером и спрашивала:
- До субботы?
Он отвечал:
- Постараюсь.
Однажды она сказала ему:
- Не уезжай. Оставайся.
- Завтра мне на работу, - удивился Саша.
- Оставайся навсегда, - попросила Лиза.
Саша помолчал, потом сказал:
- Я приезжаю к ребенку.
- И ко мне, - не поверила ему Лиза.
- И к тебе, - согласился Саша. - Но не все так просто.
- Верочка скоро начнет спрашивать, почему ее папа не живет дома, и такими односложными ответами мы не отделаемся, - высказала, наконец, Лиза то, что не давало ей покоя. Дочка уже и сейчас ждала папу и бежала к нему, раскинув руки, при встрече.
- Там у меня тоже ребенок. Сын, Андрей, ему полгода, - сказал, наконец, Саша.
- А как ты объясняешь дома, куда уезжаешь на выходные? - спросила Лиза.
- Я же не каждые выходные уезжаю, - уклончиво ответил Саша.

Мама затеяла дома ремонт, Саша приезжал, помогал.
- Не мешай папе, папа работает, - говорила Лиза снующей вокруг отца дочке. - Любочка, поиграй с Верой.
Они оклеили квартиру новыми светлыми обоями, и Лизе показалось, что и жизнь тоже стала светлее. Так сложилось, что теперь сделаешь? Не у всех все получается ровно, и не все сказки заканчиваются счастливо. А у нее еще и не заканчивается, все еще впереди.
Они шли гулять втроем: Лиза, Саша и Верочка. Верочка была похожа сразу и на маму, и на папу. Сразу видно — семья. А то, что у нее отчество не отца, а деда, это всем знать не обязательно.

***
Забежала в гости Верка, сообщила потрясающую новость: она беременна.
- Все счастливы? - спросила Лиза, имея ввиду Веркиного мужа и свекровь.
- Ну конечно, - кивнула Верка. - Папа начал делать ремонт в детской.
- Дядя Гриша? - уточнила Лиза. - А муж?
- А муж повез маму в санаторий, - усмехнулась Верка.
- Принимай, - посоветовала Лиза. - Легче будет, изменить все равно ничего не сможешь.

Любочка занималась в школьной театральной студии, они выпускали спектакль «Русалочка». Лиза позвала подругу на премьеру.
- Тебе пора вспоминать детскую классику, - улыбнулась она Верке. - Ребенку полезно соприкосновение с искусством.
Любочка играла Русалочку и была такая красивая, что Лиза подумала, что непременно отдаст Верочку в театральный кружок. Когда Русалочка приплыла в логово Морской ведьмы, Лиза прижала к себе дочку и пообещала ей:
- Не бойся. Просто Ведьма наколдует Русалочке ножки.
- Ножки? - переспросила Верочка и посмотрела на свои маленькие ножки.
Русалочка тоже чуть приподняла длинное, в пол, платье, и увидела ножки вместо хвоста. Теперь Русалочка могла подойти к принцу, вот только не могла заговорить с ним, потому что Морская ведьма забрала у нее голос.
- Умение вести диалог — это талант, - подумала Лиза. - Кому-то он дан от рождения, а кто-то учится ему всю жизнь.
- Пойдем, подарим Русалочке цветы, - сказала она дочке, когда сказка закончилась. И Верочка поднялась на сцену и подарила Любочке розы. Любочка вспыхнула от радости и поцеловала свою маленькую племянницу.
- А почему у вас Русалочка выходит замуж за принца? - спросила Верка по дороге домой.
- А ты хотела, чтобы Любочка разбилась о скалы? - удивилась Лиза.
- Для детей, чтобы дети не плакали, - серьезно объяснила Любочка.
Верка помолчала, потом сказала Лизе:
- Вот видишь, можно развернуть сказку, как тебе хочется. Было бы желание.

У кого-то получается, думала Лиза, чтобы дети не плакали. И у нее в семье тоже все стало лучше, чем было. Пусть и не сразу, и не до конца, но ведь и до финала еще далеко. А финал обязательно должен быть счастливым, таков закон сказки.

2016г