Занавески улыбались фрау Майер и пританцовывали в нетерпении, когда же она их наконец раздвинет и впустит солнышко в комнату.
– Иду, иду, мои хорошие.
Солнечный луч сверкнул на вазе с цветами, и тут все – и ваза, и цветы, и фарфоровые собаки на полке, и настольная лампа, и коврик на стене – заулыбались старушке.
– Доброе утро!
А календарь с изречениями, конечно, уже приготовил ей какую-нибудь цитату, подходящую к сегодняшнему дню. Она любила открывать его наугад и радоваться, как же точно подходит очередное изречение! Иногда, впрочем, под цитатой не стояло имя автора, и фрау Майер подозревала, что плутишка-календарь некоторые изречения придумывает сам, чтобы сделать ей приятное, а «автора» дописать не успевает.
– Вот сейчас заварю чай, и посмотрим, что там у нас сегодня...

***
Улыбается... ишь, весело ей. И все эти никчёмные стекляшки туда же...
Конечно. Им безразлично, что полки захламлены всякой ерундой. Подумать только, из-за чего погиб почти весь наш благородный мейсенский сервиз!
Две чашечки она расколотила, когда ей вздумалось впихнуть на полку серванта этого дурацкого глиняного казачка... Это же надо! Видите ли, его подарила ей девушка, которая приезжала на лечение из какой-то дикой страны... старая карга не придумала ничего лучше, как стать ей бесплатным переводчиком. Делать больше нечего! А сахарницу она задела, когда вставляла на полку эту мазню (она ее называет картиной). Какой-то очередной непутёвой подруге было нечего есть, и она притащила ей сумку с продуктами. А та нарисовала ей поздравление... и этот бесполезный клочок бумаги нужно было всунуть в сервант! Так погибла прекрасная сахарница...
Можно долго продолжать... Но нет никакого желания снова вспоминать всё это.
Хорошо ещё, что все свои нелепые бумажки она заталкивает не на посудную полку, а в книжный шкаф. Чего там только нет! Поздравления каким-то больным детям, черновики дурацких сказок, письма, адреса врачей... всю эту белиберду она отправляет куда-то, а черновики засовывает в книги и, конечно, тут же забывает о них. Но это не моя забота. Пусть книги сами беспокоятся об этом. А они-то рады-радёшеньки! Раздуваются от гордости – как же, им доверили хранить все эти «сокровища»... Тьфу!
Как же нам не повезло, что мы достались в наследство именно ей! Каждый раз, разбив очередное блюдце, чашку или кофейник, глупая курица долго охала и ахала, но кому от этого легче?
И вот я остался один. Но я поквитаюсь с ней!
Я долго ждал этого дня. Она ещё не видит, что на боку у меня появилась маленькая трещинка. Сейчас повернусь так, чтобы как раз на неё попала струя кипятка из чайника. Ничего, что я расколюсь. Зато если не обожгу, то хоть напугаю глупую старушенцию. А божьему одуванчику много ли надо...
Внимание! Она идёт...

***
Злобный чайник просчитался. Ему было невдомёк, что за ним давно наблюдают и кувшин с водой, и ступка на верхней полке буфета, и половник на стене, и даже швабра, стоящая в углу. Но главное – его мысли давно прочитал умный календарь.
Как только фрау Майер направилась в сторону кухни, календарь подмигнул швабре, та наклонилась и задела концом ручки ступку, и тяжёлая ступка, сорвавшись с края буфета, полетела кувырком прямо на фарфоровую крышечку. Куча осколков, оставшаяся от чайника, разлетелась по кухне.
– Какая жалость, – ахнула хозяйка, – как же это получилось? Если бы я верила в чудеса, то решила бы, что ступка сама спрыгнула с буфета. И швабра почему-то лежит на полу... Ничего не поделаешь, придётся достать другой чайник. Он, конечно, попроще, но зато какие у него весёлые оранжевые цветы!
Всё ещё расстроенная, она подмела осколки, заварила чай и наконец вспомнила про календарь.
«Не жалей о вещах; вещи для тебя, а не ты для них!» – торжественно прочитала она и хитро прищурилась: подписи под цитатой не было.
А календарь как ни в чём не бывало радостно шелестел страницами и всем своим видом говорил: не спрашивай, кто автор; старенький я уже, не помню.

__________________________________