Давно это случилось. Не было тогда ни земной тверди, ни дня, ни ночи: лишь звездное небо над безмерным океаном. Вошло в привычку у Солнца купаться в океане с дочкой Луной. Плавает Солнце в океане, а Луна поплескалась да и заныла: скучно, мол, ей - вокруг вода и ничего больше. Не знало Солнце, как унять капризулю. Разделило оно небесный свод на две части - себе и дочке. Черный гранит со своей половины раздробило Солнце на мелкие камешки и песок и высыпало в океан, а звезды к дочкиному куполу прикрепило, чтоб не пропали. Потому и небо вокруг Солнца всегда светлое, а вокруг Луны - черное, в звездах.

Так появилось в океане дно, но вышло оно неравномерным: где глубоко, где мелко, а где горки песка да камней над водой островами торчат. Но Луна этому лишь обрадовалась. Начала она из песка разные фигурки лепить: сперва попроще - рыб да черепашек, потом посложнее - птиц, зверюшек да человечков. Игралась она, игралaсь, да опять к Солнцу приставать: скучно, мол, - игрушки молчат и не двигаются. Плеснуло Солнце на них животворным огнем; зашевелились фигурки, запели, замычали, заговорили; забили кто ногами, кто крыльями. Так появились звери, птицы и люди.

Обрадовалась Луна новой забаве: начала свои живые куклы нянчить и учить тому, что сама знала; больше всего ей человечки понравились. Да и Солнце сперва благосклонно на все смотрело; обучило оно первых людей костры зажигать, пищу себе на них готовить и дикое зверье отпугивать.

А у Луны новое развлечение: содрала она звезды, которые раньше Солнцу принадлежали, раздробила и давай их в пещеры на островах прятать, а то и в землю закапывать. А люди их отыскали, назвали самоцветами, стали из них бусы мастерить. Увидело Солнце на людях осколки своих звезд и разгневалось. Полыхнуло оно огнем; два-три острова сгоряча разрушило; но недосуг ему было в грязи колупаться и остатки звезд из нее выуживать. Посадило оно на каждый остров по огнедышащему дракону - небесное добро сторожить, а само за дочкой непослушной погналось. А та - наутек. Так с тех пор Солнце за Луной гоняется. Луна - шалунья: только Солнце за океан, она - в небо. И океан, как циновку на себя тащит, чтоб отца подразнить. Оттого в океане то прилив, то отлив.

И у нас на острове свой дракон жил. И чуть что, давай он реветь, как сотня ураганов, слюной огненной все вокруг заливать и людей пожирать! И столько слез люди пролили по погибшим родичам, что вода в океане из сладкой стала горько-соленою. И никто не знал, как дракона усмирить. Но один мудрый человек сумел договориться с чудищем. Натянул он балахон с головы до ног, а на лицо маску, что страшнее, чем драконья морда, и сказал что он жрец - посланец самого Солнца. А может так оно и было, кто знает?

Перестал с тех пор дракон губить толпы народа, но взамен потребовал, чтоб приносили ему каждый год самую красивую девушку племени. Согласились с этим люди. Что жизнь одной, пусть самой красивой девушки, когда речь идет о спасении многих и многих? Так с тех пор и пошло: каждый год обходили жрецы всю землю острова и отбирали самых ладных девушек, не внимая ни слезам, ни уговорам. Выбирали из них лучшую из лучших; порой даже жребий бросали, когда находились две равные между собой красавицы.

Пал однажды выбор жрецов на Дочию - дочь вдовы Эмати. Связали жрецы несчастную; сунули в огромную корзину, унесли на ночь в хижину главного жреца, а сами вернулись к ритуальным кострам и танцам. Лежит Дочия одна в темноте, слезами обливается, недолгую жизнь вспоминает. А кто и как сможет ей, бедной, помочь? Вокруг хижины стоят на страже воины: никого кроме жрецов в их длинных одеждах и масках не пропустят.

И вдруг чувствует бедняжка: сдвигается крышка корзины, и кто-то разрезает ее путы острым ножом. Слышит она голос своей матери: "Не плачь, доченька! Вылезай из корзины, и давай скорее меняться одеждой! На мне облачение жреца, я отдала за него все наши драгоценности женщине, убирающей эту хижину. Стража тебя в этом балахоне не узнает. Иди на берег. Там ждет тебя твой возлюбленный; садитесь с ним в лодку и плывите к самому дальнему острову; он - безлюден, и драконов там, говорят, нет. А я вместо тебя в корзину залезу."

"Но матушка, - возражает Дочеи,- тебя же дракон съест! Как я с таким камнем на сердце жить потом буду?! Да и хватятся тебя утром: пошлют за нами погоню."

"Не думай о том, дочка!"- вздохнула Эмати,- "Больна я, недолго мне жить осталось. Не говорила я тебе, не хотела до времени омрачать твою юность. А тебе еще жить и жить. Да и кто меня хватится? Увидят, что хижина наша пуста, скажут: бросилась Эмати с горя в океанские волны. Беги же скорее!" Послушалась Дочеи - убежала. А Эмати залезла в корзину и затаилась. Унесли ее жрецы на рассвете к самому логову дракона, а сами ушли восвояси: кому лишний раз охота с драконом встречаться?

Подполз дракон, стянул крышку с корзины. Смотрит, - перед ним женщина, не то, чтоб некрасивая, но немолодая: все волосы ее в белой пене лет. Рассердился дракон, заревел гневно: "Неужто в твоем племени никого красивее тебя нет? Или жрецы твои обмануть меня надумали? Уж я их сейчас проучу!"

Поняла Эмати, что открылся ее обман. Кинулась она в ноги чудищу: "Не губи людей дракон! Не знали они, что меня к тебе несут. Сама я, по неразумной своей материнской любви, подменила свою дочку в корзине. Не все ли тебе равно, кого съесть?"

Удивился дракон и спрашивает: "Что ж за чудо такое - любовь материнская, что человек за нее по своей воле насмерть идет?"

Растерялась Эмати. Как любовь материнскую словами объяснишь-опишешь? Стала она рассказывать, как она свою доченьку от рождения ласкала да пестовала, как молоком ее своим кормила да колыбельные ей пела. Дракону все эти обычаи людские - в диковинку. Драконихи детишек своих не балуют, колыбельных не поют. Попросил дракон Эмати: "Спой мне, женщина, колыбельную! Охота мне узнать, чего лишен был в малолетстве!"

Что Эмати было делать? Обняла она голову дракона, прижала к своей груди, как младенцев матери исстари к себе прижимают, и запела колыбельную, под которую Дочеи засыпала. А дракон ее нежного голоса заслушался да и сам не заметил, как уснул. Так он до сих пор спит, а Эмати поет. Давно уж дракон окаменел, да и она сама в камень обратилась, а все самую высокую ноту тянет.

И земля наша с тех пор не трясется; и девушек у матерей никто не отбирает. И каждый год танцуют жрецы и женщины танцы в честь Эмати. И будет так, пока Солнце не догонит Луну.