В ящике письменного стола жила простая деревянная Школьная Линейка. Она отличалась прямым характером – всегда говорила то, что думала, смело вела свою линию к намеченной цели, не отвлекаясь на малозначащие детали, и могла соединить в пределах своих возможностей отдалённые друг от друга точки. И ещё – она знала меру всего, что входило в плоскость её интересов. Можно было бы сказать, что она вполне самодостаточная, если бы смысл её существования так не зависел от Карандашей.

Эти её друзья не отличались верностью. Они работали слажено некоторое время в паре с ней, но потом уходили в загул и терялись в пространстве: исчезали не попрощавшись! Ей было не понятно, чего им не хватает? Так всегда понимали друг друга: она отмеряла – Карандаши под её руководством проводили прямую линию. Чего ещё надо? Но друзья-Карандаши после общения с ней все без исключения искали приключений на стороне. Уходили из-под её влияния, чтобы рисовать невесть что, писать непонятно что и даже просто штриховать и калякать каракули. Всё, что угодно, только не её прямые линии!

Карандаши уходили, потому что им было скучно. Они считали свою соратницу ограниченной особой. Их художественная натура требовала свободы самовыражения. Они бросали Линейку, и она была вынуждена срабатываться с новым коллегой.

Конечно же Линейка обижалась! Да, она ограниченная – двадцатью пятью сантиметрами. Но и у неё есть мечта: преодолеть себя – провести линию в бесконечность и там встретить своего единственного. Где-то там, за пределами листа, мечтала она, ждёт её принц – верный, только ей принадлежащий, простой средне-жёсткий Карандаш…

Рядом с Линейкой жил и работал Циркуль. И все её встречи-расставания с Карандашами были у него перед глазами. Циркуль не осуждал Карандаши: «Каждый живёт, как умеет», – и пытался понять Линейку, хоть стиль его жизни разительно отличался от прямого и напористого стиля жизни его соседки. Они даже были в чём-то похожи.

Он тоже любил доводить дело до конца. Но шёл он к своей цели отнюдь не прямо, а кругами. И видимая покладистость странно сочеталась в нём с эгоцентризмом и целеустремлённостью. А там, где требовалась гибкость мышления, он благодаря своему кругозору легко находил компромисс и был, в отличие от Линейки, просто незаменим.

Ему нравилась Линейка. Её прямота вызывала уважение. А то, что она была ограничена размером, не смущало. Границы его кругозора тоже были не запредельны. Ночами в темноте ящика письменного стола, когда работа была закончена, Циркуль фантазировал: «Вот если бы наши возможности: прямоту её линии соединить хоть с одним моим кругом – какой интересный эффект получился бы! Какие бы горизонты открылись перед нами! Мы бы такого наворотили!..» Он вполне бы мог заменить Карандаш. Но Линейка предпочитала самодостаточный, цельный Карандаш, а не какую-то приставку в личности. Циркуль же к союзу втроём был не готов.

Круг интересов Циркуля, как и Линейки, был ограничен размером листа. Наш герой даже не представлял, что есть другой мир, объёмный, в котором уже существуют инструменты, приборы и механизмы. Там уже соединили круг и линию. В одном случае – сделали станок, подключили к электричеству. И называется он циркулярная пила. В другом – построили железную дорогу. И не только это. Много ещё чего там есть необычного и недоступного их пониманию!

Эти чертёжные инструменты ничего не знали о трёхмерном пространстве. В векторе их мышления таких понятий не было. И только Карандаши с их художественной натурой могли представить и попытаться изобразить этот странный объёмный мир. И то – не сами, а с помощью свыше, ведомые чьей-то рукой.