— Пошто прибёгли? Ох, девки бедовые… — ворчал дед Тихон в бороду, не показывая собственного удовольствия, что, наконец-то, нарушено однообразие жизни стариковской.
— Дык, мы это… — засмущалась Дуняшка, движимая к деду, напиравшими сзади девчатами. — Того… Послушать хотим, Тихон Антонович…
— Ага, про лес… — стали поддакивать подружки, устраиваясь поудобнее на некрашеных лавках, раскрыв заранее рты под треск дров в печурке.
— «Беда не по лесу ходит, а по людям…» — говаривали наши предки, упреждая будущее поколение. Нет, уж сделайте милость! Мы очень знаем эти дела-то, дабы не вносить смуту в лес, в виде собственных придуманных правил и уставов на основе исключительного царственного положения.
— А леший-то?
— А что леший? Леший – дух лесной. И по церковному правилу вообче к нечистой силе причисляется, с чем я категорически не согласный. Нет, конечно, раз леший – дух, то он не материален, но рождается… А во-вторых, по истечении определённого времени, назначенного природой, переходит из одного состояния в другое. То есть тем, кем он был раньше, уже не будет никогда. Нате вот булку-то! Покуда в руках держу, никакого разговора не дождётесь.

Девчата разломили булку, наминая её с особым удовольствием, пережёвывая и смакуя под обворожительный рассказ.

Не знаю, с чего и начинать тут… Да… Столько всего повидал. Один день за шесть человечьих приходится на лешева, плюс спячка зимняя, в которую погружается тот с наступлением холодов. Обычно нет никакой специальной даты, просто начинает клонить ко сну, когда выпадает первый снег. Анбиоз прозывается. Зимой во время спячки леший копит силы, растраченные за прошедший год. Опасности и необходимости в защите леса настолько малы, что природа сама создала благоприятные условия для отдыха лесных хранителей. Тем более, что и люди в зимнее время года намного реже ходят в лес. Просыпается леший, как только сходит снег и появляются первые подснежники. Но если лесу будет грозить опасность, то самый главный его дух растолкает своих подчинённых, разбудит посреди зимы и немедленно поставит на ноги. Правда, леший станет намного слабее, чем обычно, потому что его сила напрямую зависит от положения леса, и зимой она идёт в основном к противостоянию холоду и сохранению собственной жизни.

Тут вить вот дело-то какое… Перед спячкой наши милые лешие начинают беситься, ломают деревья, устраивают драки, почём зря гоняют зверей и птиц. Они выходят к людям в деревни почудачить и набедокурить, чтобы в полном беспокойстве, вдруг внезапно провалиться на целую зиму под землю и, успокоившись в спячке, снова появиться на белый свет ранней весной.

Хотя, есть одно важное обстоятельство, не позволяющее в полной мере лесовикам осуществлять свои проделки по отношению к людям. Ведь по лесному закону, за выполнением которого строго-настрого наблюдает главный дух, положена всего лишь одна минута в день на использование необходимого для собственной жизнедеятельности озорства и всевозможных шалостей. В лесу леший полновластен, но стоит только выйти за порог владений своих, тут же начинает действовать непреложный закон природы. Вот и копит леший эти минутки, дабы вывалить собравшиеся эмоции туда – ближе к поздней осени, перед довольно продолжительным покоем.

Все знают про русалок, чай поди… Что тут такова – являются душами утопленников и ими заведует водяной, но не каждому известно про мавок. А вить мавки – души погибших в лесу незамужних девушек, которые помогают лесовикам следить за хозяйством и не знают покоя, страдая по неиспользованной человеческой жизни. Лешим, конечно же, недостаёт помощи мавок, и им, вынужденно, необходима лешачиха. Ага, хотя бы просто для того, да чтобы обзавестись потомством лешачьим. Но и само собой поиграть в удовольствие. А что такого, похоть, хоть и запрятанная в глубине души, пока никого ещё не миновала. С женскими особями лешие живут как обычные люди. Сходятся, расходятся, что бывает намного чаще, чем в людской среде.
— И, чево они? — не вытерпела Дуняшка.
— Кто?
— Жёнки лешава…
— А того, гляди…

Лешачих, их зачастую называют лешуни, очень сильно отличает от простых женщин большущие… Нет, не груди, а именно – сисяндры. Их-то лесным бабам приходится с удивительной сноровкой, в правильном порядке забрасывать за спину, при выполнении работ, необходимых для образования семейного уюта. Ходят они грязные, нечёсанные, неухоженные. Зато пахнут травами. Сквернословят, бестии, на половину леса, дубася всем, чем под руку только не подвернётся неверных своих сожителей в дело и не в дело. Оне, вить вот что, мужья-то, так и смотрят, чтобы свернуть в очередной раз налево и подыскать себе, хотя б на некоторое время, новую спутницу в лешачьей жизни, воруя девок из близстоящих деревень или облапошивая заблудившихся красавиц, затрачивая при этом предостаточное количество, трудно восстанавливаемой колдовской энергии.

Иной раз, уж очень слышно раздаётся по чаще, от лешуний чересчур дикий крик. Для людского уха непонятно приходит он воем и шумом листвы, но для главного лесного духа – по-гадски ужасно скверный и надсадный звук, да такой, что предводитель просто вынужден затыкать ушные отверстия мхом, а при иных обстоятельствах всем, чем не попадя, иначе беда бедовая.
— Ах ты, образина лесная, тварь подземная, — а дальше с матюками неподобными всех народов мира, ревут диким ором лешачихи на, вновь и вновь провинившегося в бабском деле, свово супружника!
— Чё, надо? Чё, те надо, змеища подколодна? — раздаётся в ответ. — Пшла вон с мово участку, бестолочь нечёсана!
— Да и делать мне с тобой неча, морда козия! Чтоб тебя в болото!
— Недождёсси, рыла сучьина! Зараньше изведу? Пшла вон отседова!

Главный дух такие заварухи никоим образом не приветствует, но в личную жизнь своих подопечных никогда не встревал из принципа. А лешуни, куда деваться, супротив колдовства сожителей не пойдёшь, разбегаются, в таком разе, по ближайшим населённым пунктам. Умело отыскивают подходящую пару себе, в виде местного забулдыги-пьяницы или ещё какого недоумка, даже иногда женатого. Жену изводят, а сами остаются жить, как люди, но не работая, кормясь в основном из леса и на подачки от родни мужа новоиспечённого.

Да! Что же я? Самого главного-то не говорю… Их, лешачих, в настоящее время развелось… Ого… Ну, пропасть, гляди, в деревнях… Да и в городе уже не редкость. В народе удостоверяют об этом моменте самым положительным образом. Сам не раз частенько наблюдал во всей своей красе добра такого с ужасом душевным и дикостью сердечной, что не говори.
— Пшла вон, собака лесная! Сгинь напрочь! — слышится, иной раз, на лестничной площадке приличного вида многоэтажки элитного района главного города области.
— Сам три дня не умывался, козёл! Пришибу сонного, падлюку, достал до самого терпения рогами неотёсанными! — несётся в ответ, но ответ этот на много больше в масштабном измерении, чем показан здесь, ведь к каждому слову ещё по три пи-пи добавить надобно для всеобчева украшения, но не хочу, чтобы у вас, девки, преждевременно уши повяли и отпали на вовсе.

Именно в этом месте, когда попадаю, совершенно случайно непрошенным свидетелем на такого рода разборки, в момент пробегает невероятнейшая мысль, что и здесь лешуня объявилась, невзначай, с небывалой лесной уверенностью пудря мозги простым людям. Мат, я вам хочу сказать, второй родной язык у леших. Они несколько отстают по части разговорной от простого людского населения, сохраняя тем самым, в той или иной степени, традиции исконно русского языка. Да-да, мы с течением времени стали стыдиться названий собственных половых органов, не побоюсь этого слова, обзывая их иностранными словами. При этом, я, конечно же, не буду на фоне мата выделяться из народной толпы и, уповая на сегодняшние моральные правила, стану себя вести культурным образом, так сказать этично, но в мыслях с удовольствием бы поговорил с лесными людьми на их завораживающем, невероятным образом, колоритном языке.

Эх-ма, чего уж там… Никак, ни в коем случае не могу отойти от навязчивой мысли, что непременно требуется дать конкретное описание жизнедеятельности и образа поведения лесных созданий. Ведь если не проникнуться в саму суть их существования, тогда, по моему мнению, невозможно будет понять в полной мере образность и характерность лесовиков. Сгораю от нетерпения влезть в самую суть… Но, беда-то вот какая, не всемогущий я. Да, не всемогущий…

— Покажь, деда, где хочь живут-то оне? — всполошились девушки, видя, что рассказчик готовится к окончанию своих измышлений.
— Определённого на этот счёт сказать не могу… Везде оне, вить… И тут, и там, всюду. В лесу, в доме деревенском могут быть, да тепереча уже и в город подались. Удивительно ловко, красавицы, и умно жизнь в лесу ихняя устроена. Не так, как в людях. Тута и вовсе попортились. Бог весть какими путями небом указано, чтобы лешуня ходила по кустам и махала космами нечёсаными. Потом пучить начинает, пока не получается прелестный лешонок. Он умнее нас с рождения по свому природному уму, что проявляется без собственной воли, а так… Так просто… И не можно сказать, будто не нужны нам оне. Это мы без них жить не можем, а не лешие без нас.