Промахнулся два раза Иван царевич в поисках невесты.
Натянул он лук потуже в третий раз, но в то же мгновение неожиданно над самым ухом трубно гаркнул чёрный ворон, и стрела, вихляя оперением из гусиных перьев, улетела к далёкому болоту. Доскакал на гнедом жеребце неудачливый стрелок до топи, спешился. Видит, вдали на большой мшистой кочке блестит в чьих-то крохотных лапках серебряное древко. Необдуманно торопясь, запрыгал Иван от кочки до кочки к цепко схватившей драгоценную добычу лягушке, да не рассчитал последнего прыжка и угодил сапогом прямо в погибельную жижу.
Широко разинув рот, разочарованно квакнула не расколдованная девица. Над неровным пятном чернильной трясины, быстро затягивающейся ряской, пролетела откуда-то взявшаяся белая голубка. Прощаясь с хозяином, горько заржал любимый царевичев конь...

Очнулся Иван, не веря, что жив ещё, даже вздохнуть ему страшно. Вскоре всё же вдохнул воздух тихонечко, потянул носом незнакомые запахи, потом уже веки боязливо раскрыл. Вокруг темно, хоть глаз выколи. Тут внезапно свет вспыхнул ярко, а земля из-под ног уходить начала. Пошатнулся молодец, ноги упёр покрепче, для равновесия за блестящую вертикальную палку схватился. Смотрит кругом, ничего не узнаёт. Людей рядом столько, сколько сельдей в бочке к большому празднику. Только все вперемешку. Девушки и юноши, мужики и бабы, старики и старухи в длинной узкой горнице либо стоят, либо вдоль стен по лавкам сидят, а сама горница подрагивает, постукивает и передвигается словно карета со скоростью ветра – сквозняком потягивает. На лавках кто сидя спит, кто речь с другом иль подружкой ведёт, а кто и с самим собою, но больше – тех, кто в небольшие, как игрушки, разноцветные пластинки пялятся и во вставленные в них окошки пальцами тычут, и картинки там скоренько из ниоткуда появляются. Удивился незадачливый, но быстро схватывающий на лету, Иван. Скатерть-самобранка или ковёр-самолёт для него уже давно не диво. А вот чтобы дом размером с ладонь был, да с единственным окном в мир, где поминутно виды меняются, как на волшебном блюдце с наливным яблочком, первый раз встречает.
Приосанился, храбрясь, Иван царевич. Колчан со стрелами поправил на боку, штаны подтянул, кафтан одёрнул, кушак перевязал потуже. Длинные льняные кудри расчесал пятернёй, шапку с меховой опушкой молодцевато на макушку сдвинул. Затем огляделся и обомлел от изумления. В горнице восемь дверей двойных, а в стены огромные стёкла вставлены. Только ни лесов, ни полей за ними не видно, ни родимого небушка, ни болота давешнего – одна темнота. Вот уж стрельнул, так стрельнул, озадачился царевич. Видимо, либо в подземный мир попал, либо в тридесятое царство. Одеты здесь люди непривычно, наверное, иноземцы, басурмане или немчура, по-нашему. На него самого, как на пришельца с какой-нибудь Луны, кое-кто глянул было, но обратно в тонкую плашку взором уткнулся. Стал Иванушка сам исподтишка вовсю поглядывать и думать, авось сумеет правильное решение принять. Небось не зря он в это время в подобном месте очутился. Может быть, счастье своё, ненаглядную суженую, наконец-то, встретит. Повнимательнее, но ненавязчиво, девиц разглядывать начал. И догадался, что всё-таки в преисподней находится. У одной девицы косы на загляденье красивые, но словно у кикиморы волосы на голове как гнильём облиты, а голые руки разрисованы от подмышек до кончиков пальцев синявого цвета розами и черепами. Другая такое огромное кольцо через ноздри продела, что хоть сейчас за него берись и в коровье стадо веди. Третья, бормоча себе под нос, то смеётся до истерики, то так и сяк голову склонит или подбородок поднимет, плашку к лицу поднесёт и гримасничает, глядя в неё как мартышка в зеркало. Ни дать, ни взять, юродивая. Передумал Иван женихаться.
Вдруг горница сильно дёрнулась, будто остановилась, двери открылись. В открывшемся проёме огромная высоченная палата мраморная показалась, украшенная золотом, серебром да самоцветами. Некоторые люди со своих лавок повскакали и в ту палату через узкий проход толкаясь ринулись. Хотел Иван за ними последовать, да тут ему путь, заходящая, наоборот, в это помещение на колёсах, какая-то девица загородила. На царевича с нехорошей улыбкой поглядела, подмигнула и размашистый шаг навстречу сделала.
Вот тут-то Иванушка почти умер, по-настоящему. Двери как раз закрылись, и горница опять куда-то понеслась. Отбросило царевича к противоположным дверям, успел хоть за металлическую палку схватиться, чтоб не упасть. С ужасом глядит Иван, надвигается на него вошедшая девица, точь-в-точь лютое чудо-юдо. На ногах подковы толстенные, чуть не в вершок высотой; кривые волосатые ноги из-под пышной короткой юбки выглядывают; грудь из кружевной кофты неестественно вверх выпирает; мощную шею иссиня-чёрные космы прикрывают. Лицо с сурьмяными бровями и алыми рыбьими губищами нарумянено, напомажено, отбелено, но всё же через белизну мужицкая щетина явно проступает. И тут, та чертовка, а может быть, тот чёрт руки к царевичу протягивает, будто обнять как родного хочет. "Свят, свят, свят!" – едва сумев разлепить уста, промычал Иван, повернулся вкруг себя на каблучках сафьяновых сапожек, по-богатырски в секунду раздвинул створки ближайших дверей и, не размышляя, в отчаянии прыгнул в черноту...

Пришёл в себя царевич. Жив, что ли ещё, думает. Зажмуренные глаза приоткрыл, чихнул, фыркнул тиной болотной, выплюнул пук осоки горькой, пошевелился. Чувствует, что лежит он на спине на тряской поверхности, держась крепко за середину лука обеими руками. Поглядел по сторонам. Едва на кочке помещаясь, одно плечо лука конь поддерживает, чтобы хозяин, неожиданно всплывший из топи, не потонул окончательно. Другое плечо лука лягушка, сидя на краешке своей кочки, изо всех последних сил удерживает. Потихоньку-полегоньку, с божьей помощью выполз царевич из болота на крепкий бережок. Навзничь упал на траву, на синее небо налюбоваться не может, не веря счастью. Когда пообсох маленько, коня подозвал, с трудом взгромоздился на него, ослабев от пережитого. Шапку хотел надеть, да там уже лягушка сидит.
Так и отправились домой втроём. Иван царевич, поводья отпустив да голову опустив, всхлипывает и слёзы по щекам размазывает. Счастливый конь, оберегая спасённого, ровной трусцой бежит; голову время от времени поворачивает – весело ржёт, подбадривает. А довольная лягушонка сидит в шапчонке молча и стрелу из лап не выпускает.