Эх, жизнь! Вот она… Только вообразишь, только подумаешь, что ты человек, ага… Высшее творение природы, так сказать, венец её тысячелетних усилий, что разум твой на самой высокой высоте, но вдруг видишь отражение в стекле витрины, мимо которой проходишь, – совершенно небритое лицо, сделавшееся таким после продолжительных выходных. Забыл побриться перед важной деловой встречей. Времени хватило бы ещё не только на бритьё, поэтому я не спеша зашёл в салон, находящийся, по случаю, именно в этом здании.

В небольшом уютном зале на одно посадочное место ходил взад–вперёд странного вида мастер с кучерявой шевелюрой и, видимо, от нечего делать прикладывал острейшую бритву к своим страшно волосатым рукам, как бы пробуя инструмент на его работоспособность.

— Прошу, — быстро усадил он меня в кресло, спеленав простынёй, будто боялся, что я убегу. — Вас с разговорами или как? Обслужу на высшем уровне!

— С к-какими разговорами? — заикаясь, спросил я.

— Дык, понятно с какими… Обыкновенными разговорами, на любую для вас тему. Бесплатно, что вы… И не думайте. Люблю, видите ли, поговорить с умными людьми.

— Что ж… Давайте с разговорами.

— На какую тему, позвольте поинтересоваться?

— Вы хозяин сего заведения, вам и выбирать. — обрубил я, поглядывая на брадобрея, словно на водителя такси.

— А вы любите сказки? — немного подумав, спросил мастер.

— Сказки?

— Вы, что… сказки не любите? — стал водить по кожаному ремню опасную бритву мастер, которая и так сверкала острейшим тонким лезвием. — Да, именно сказки. Те самые из детства. Вот, скажем, кого из персонажей сказок вы хотели бы увидеть и даже с этим персонажем поговорить?

— Хм… — удивился я такому подходу к нашим разговорам и сложил руки под простынёй, поглядывая на бритву.

— Странно, — нахмурился странный брадобрей. — Вы, наверное, презираете сказки и не верите в них?

— Ну, почему же, — замялся я, сжимая руки под простынёй в крепкий замок, поскольку такая беседа начала сильно напрягать. — Я бы… Я бы с чёртом, например, поговорил из любой сказки про нечисть. Например, из сказки про солдата и чёрта, где смелый и хитрый солдат чёрта объегорил. Ведь боялся я их очень. А вот так бы, на дружеской ноге, можно пообщаться.

— Суду всё ясно! — раскрыл в громадной улыбке рот мастер, выставив напоказ дюжину ярко-белых острых зубов, за которыми скрывался ещё ряд точно таких же. — Смотрим внимательно в зеркало тогда! А я начинаю!

Брадобрей мгновенно нанёс пышную, почему–то рыжую, пену на моё лицо, оставив в поле зрения лишь разрез выпученных от такой интриги глаз, но брить не торопился. Лишь размахивал то и дело бритвой между зеркалом и моим лицом, успевая между взмахами, подтачивать опасный инструмент на широком ремне.

Бах! Вот оно – чудище! Сам чёрт в зеркале большом отразился. Гляжу со страхом великим на него, а сам-то примечаю, про между прочим: «Рога есть? Есть. Козлиная бородка? Имеется. Нос пятаком с дырками, тонкие ножки с копытами и хвост. Лохматый чёрт этот – весь в шерсти. Всё как полагается у тёмных сил данного вида. И видятся даже колдовские способности в глазах краснющих. Так и пуляет искрами по углам… Во-о-он – меня заметил».

— Ежели вы хотите познакомиться с чёртом, который имеет воспитанную наружность и знает хорошие манеры, то разрешите представиться: это – я. Позвольте узнать, какого чёрта вам от меня – чёрта, надобно?

— Вот те на… — говорю вслух. — Как такое возможно, чтобы запросто из какой-то сказки в этом зеркале обыкновенного брадобрея оказаться?

«Вот ведь, — тут же думаю, — А культура-то блещет под пятаком евонным. Ты культурный чёрт, но и мы не лыком шиты». Беру и отвечаю, а сам трясусь, словно по башке доской какой огрели:
— Будьте добры, извините за беспокойство, не откажите в любезности… Сделайте милость, ваше присутствие доставит мне живейшее удовольствие. — сказал, а сам перекрестился трижды, перекрестил и мастера, перекрестил и чёрта самого.

— Это удовольствие меркнет перед тем наслаждением, которое вы доставите мне, ежели сообщите, какого хрена ты крестишься, придурок? — фыркнул вдруг чёрт и заржал словно кобыла. — А ведь я твово креста не боюсь!

— Сдуру я, сдуру… — кричу, ещё больше повышая голос, искренне желая поддержки от брадобрея, который вдруг нагло отвернулся от нас с собеседником. — Что в нём, в кресте–то? И зачем только я на это согласился? Я ведь в бога–то неверующий! Вот те крест, неверующий я! Послушай, мил человек, или как там тебя, может, есть желание погубить меня, то без всякой пользы, будьте уж уверены, поскольку ещё раз утверждаю – в бога не верующий. — продребезжал я трусливыми губёнками и опять перекрестился.

— Мдяяя… И зачем мне тебя губить, овцу паршивую? Секрет хотел один открыть…

— Не надо! Не надо, смилуйся. Не нуждаемся мы в ваших секретах каких! Уж точно. Мне бы это… того, как бы выпутаться из простыни этой, да и ходу.

— Это ты зря, — удивлённо посмотрел чёрт на кокон из простыни с лицом в рыжей пене, — А я бы мог оказать большую подмогу.

— Будьте любезны, сгорите вы уже со своей подмогой, окромя штанов других, ежели только. Ведь туманный я, думал, что в наше время таких–то и не водится вовсе. Где этот брадобрей взялся?

Повернулся я к мастеру и давай его матюками крыть во всю Ивановскую… А сам кручусь, как могу, чтобы распутаться. Вот тут–то брадобрей и показал наружность всю свою нечеловеческую. Лихо так тряхнул шевелюрой кудрявой, а из волос кучерявых рога показались. И снова улыбнулся хитро, показывая все ряды зубов острых.

Рванул со всей мочи я! Оторвался всё же от кресла колдовского, и махнул через дверь, чуть её не выломав! Какая там встреча деловая? К людям бегу, ору: «Тама! Тама! Черти тама!»

Прохожие смотрят, ничего не понимают, у виска крутят… Остановился, обернулся, чтобы показать на то здание с витриной, где только что был, но… «Что ж такое–то, — бубню про себя, — нет ничего, кроме здания районной администрации».

Так и пришёл домой в думках непонятных. Дверь входную открыл, а в прихожей зеркало. Гляжу на себя и глазам своим не верю: щетина чёрная была, вдруг седая с рыжими пятнами во всю перепуганную рожу.