— Малыш Кей лежал на медвежьей шкуре, брошенной на каменный пол замка, и держал в руках меч-кладенец…
— Бабушка, неужели у Кея не было кроватки? Что же за бестолковые родители были у этого малыша? И почему ему дали такую странную игрушку? — Маленькая Анхен приоткрыла один глаз и уже собиралась проделать то же самое со вторым, но фрау Гертруда строго погрозила ей пальцем.
— Если ты станешь меня перебивать, то никакой сказки-на-ночь у нас не получится. Я отвечу на твои вопросы, но дальше — молчок. А то придёт серенький волчок со всеми вытекающими проблемами. Разве нам нужны проблемы?
Бабушка поправила очки и продолжила: — Малыш Кей был не так мал. Ему было уже два года, и лежать в кроватке он не желал. Он желал быть рыцарем, как его отец, сэр Эктор, а рыцари должны привыкать к суровой жизни с рождения, но насчёт меча ты, пожалуй, права. Ну, пусть это будет меч-леденец.
— Ну тогда и я — рыцарь! — Маленькая Анхен открыла второй глаз, подняла руку и принялась загибать на ней пальцы. — С самого рождения меня кусали комары. Это раз. Потом я залезла в крапиву, за что меня поставили в угол. Это два. Мне приходится ходить в воскресную школу. Это три. Я тоже очень люблю леденцы. Уж если этого не хватит, чтобы быть рыцарем, то и лизание меча-леденца не поможет малышу Кею быть им.
Фрау Гертруда задумчиво почесала нос.
— А и правда, не поможет. Ну да в два года всё равно рановато становиться рыцарем. Да и не о том я… Я ведь говорю, что кроватки не было у малыша, игрушечных кукол не было, а у тебя — есть. Потому не можешь ты рыцарем стать. Вот сбилась, о чём рассказывала…
— Ты о шкуре рассказывала, бабушка.
— Ах, да, о ней. Так вот: была эта шкура не такая простая. Когда-то давно небесный охотник Орион застрелил из своего лука Большую Медведицу. Если ты, Маленькая Анхен, ясной ночью посмотришь наверх, то сможешь увидеть звёздный скелет этого зверя. Но бросил Орион медвежью шкуру, потому что увидел множество других небесных зверей, а шкура ему мешала охотиться. Он-то бросил, а сэр Эктор подобрал. И пустил слух, что убил жуткого зверя, поедающего людей. Вот за это его сзром-то и признали. Но самое интересное случилось после. Все, кто лежал на медвежьей шкуре, быстрее взрослели. Так в два года и один день малышу Кею было три года, а в два года и одну неделю было ему уже двенадцать лет. А все вокруг удивлялись, потому что на тех, кто на шкуре только стоял, колдовство не действовало. Ну и Кей в двенадцать-то лет перестал валяться на шкуре а решил отправиться охотиться на злобных страшилищ, чтобы стать рыцарем, как его отец…
— Значит, он пошёл искать уроненные Орионом шкуры? — Маленькая Анхен даже вскочила от возмущения. — Да-да, я смотрела на небо ночью, кроме скелета Большой Медведицы там был скелет Малой Медведицы, скелет Овна, скелет Льва… Так вот почему раньше было так много рыцарей. А сейчас Ориону ронять нечего, и рыцарей почти нет, потому что за настоящие подвиги никого не награждают. — Маленькая Анхен снова подняла свою руку и принялась загибать на ней пальцы: — с самого рождения меня кусали комары. Это раз…
На этот раз пришлось подключать и вторую руку, а когда перечисление заслуг подошло к концу, Маленькая Анхен с удивлением обнаружила, что фрау Гертруда крепко спит в своём кресле с накидкой из шкуры волка, и вязальные спицы в её руках блестят в лунном свете словно мечи-леденцы...