Влекомая незнакомыми ароматными запахами, бабочка впорхнула в щёлку приоткрытого окна второго этажа дачного домика. Света и простора было более чем достаточно в помещении. Оно оказалось живописной мастерской. В ней во множестве были разбросаны по полу и разложены на табуретках разноцветные тюбики, а немногим из них досталось почётное место на большой грушевой палитре. Несколько незавершённых, расставленных тут и там работ притягивали внимание благоуханием масляных красок, заполнявшим помещение до самого крайнего уголка.

– Ах, ох! – забавлялась красавица, летая от одной картинки к другой. – Какая прелесть все эти травинки, ящерки и полянки. Птицы, феи и ангелочки. Вазочки и цветочки.

Гостья, находясь в эйфории, суетилась и перелетала от одного холста к другому, нигде подолгу не задерживаясь. За окном в тёплом воздухе славно щебетали и носились гурьбой весёлые маленькие птички. Где-то далеко в саду клумбы с уже по-августовски увядающими цветами уходили на вечерней зорьке по очереди в тень. Сонное озеро лениво отражало зависшие в безветрии кучевые облака.

Бабочке интереснее было здесь. Она радостно летала по студии, изредка присаживаясь то на завершённую, висящую на стене картину, то на временно отставленный в сторону подмалёвок.
Чаще всего она садилась на краешек пахучего подрамника, водружённого на мольберт, прямо под носом у художницы, которая, близоруко щурясь, наносила крохотные штрихи на полотно с пёстрым цветочным натюрмортом. Крылатой гостье очень хотелось сесть то на один, то на другой яркий цветок, но либо приходилось отшатываться от машинально поднимаемой хозяйкой левой руки, либо останавливал излишне острый запах свежей краски на кисточке в правой руке художницы.

Поэтому бабочке больше всего нравились просто свобода, которую она ощущала в новом для себя месте, привольный полёт и отсутствие опасной близости прожорливых птиц. Подлетая иногда к широкому окну, она махала узорчатыми крылышками своим бывшим товаркам, пролетающим по другую сторону стекла и жалостливо глядящим на, по их мнению, обманутую подружку.
У легкокрылой бабочки был свой взгляд на новый виток её жизни, и она не звала никого в гости, в одиночку наслаждаясь внутренним покоем и окружающей красотой.
К позднему вечеру бабочка подустала летать из угла в угол, всё чаще присаживалась отдохнуть на табуретки и рамы картин, сильно проголодалась и решила наконец попробовать масляный нектар на вкус. Хозяйка к тому времени уже ушла куда-то, закрыв дверь и приоткрытое окошко.

– Фи, гадость! – Пролепетала огорчённо дегустаторша жёлтого цветка, выбранного ею за особое изящество на нарисованной пахучей полянке, расположившейся на холсте.
– Невозможная мерзость! – Голубой цветок, следом за ним лиловый и белый оказались одинаково отвратительными и невкусными.

Тем временем в комнате потемнело и стал отчётливее выделяться прямоугольник окна, за которым небо быстро теряло краски синего спектра, приближаясь к черноте. Озёрная вода теперь отражала мельтешащими полосками луну, медленно поднимавшуюся над низким противоположным берегом.
Заухала сова. Внизу в кухне журчала вода, звякали чашки. Вскоре везде стало тихо.
Оставшись в полумраке, в полном одиночестве и гнетущей тишине, невольная пленница стала искать щель, в которую с таким удовольствием залетела днём. Ища выход, она поднималась и опускалась вдоль оконного стекла, билась брюшком о поверхность и трепетала крыльями с осыпающейся пыльцой. Чтобы отдышаться, наконец примостилась на подоконнике, но тут же резко взлетела от страха: прямо на неё, лёжа на спине и подняв кверху все шесть лапок, глядела мёртвыми изумрудными глазами старая жирная муха.

Почти в беспамятстве невольница судорожно забила крылышками по стеклу так часто и громко, что в комнате за стеной послышались вздохи и шлепки босых ног по половицам. Дверь мастерской заскрипела, кто-то – бабочке боязно было оглянуться – вошёл, приблизился, открыл створку окна и выпустил настырное насекомое.

Бабочка понеслась со всей скоростью, на которую была способна, в любимый сад; к клумбе, где она, утоляя жажду, блаженно припала к раскрывшемуся на ночь цветку; к родному грушевому дереву, на котором, родившись, впервые когда-то распрямила подсохнувшие крылышки. Соседок-подружек, давно устроившихся на ночлег, беспокоить не захотела, а тихонько залезла под широкий свободный лист.

Век бабочек недолог, даже если повезёт пройти начертанный путь до конца без происшествий и бессрочной гибели.
Нашей героине повезло. Больше с опасностями ей не пришлось встретиться. Она успешно береглась всевозможных хищников. Не любопытничала, не залетала в не для неё открытые двери и окна.
Однажды осенью, оказавшись около мастерской, с опаской заглянула через стекло, припоминая давние злоключения. Хозяйки не было. Мольберт был убран, в комнате прибрались.
В глубине на светлой деревянной стене в тёмной квадратной раме красовалась цветочная поляна с голубыми, лиловыми и белыми цветами. По центру на пушистом жёлтом цветке, гордо раскрыв крылышки, сидела дивно нарисованная нимфалида.
Бабочка легко узнала себя, но ни одной подружке не сказала об этом чудесном открытии...
Ей не хотелось снова обмануться и не хотелось хвастаться.

август 2024