Глава 1. Крапивные заросли

– Папа  сегодня говорил маме, что меня надо отправить в специальный интернат – чтобы я начала учить язык жестов. Я подслушала  разговор, – сказала Лена своим друзьям – Бабайке и домовому по имени Диоген, – папа считает, что я во время аварии ударилась головой и теперь навсегда останусь немой. 

 –  А ты говорить-то можешь, просто они тебя не слышат, – понимающе кивнул Бабайка. Серьёзный и молчаливый Диоген покачал кудрявой головой и погрузился в размышления. Он всегда искал нестандартные пути решения проблем. 

   Друзья сидели втроём на берегу маленькой  речки Обретинки, свесив ноги в бурлящую тёмную воду. Впрочем, какие у Бабайки ноги? Лена никак не могла толком рассмотреть конечности приятеля: они находились в непрерывном движении – то удлинялись, то укорачивались, иногда смахивали на медвежьи, а бывало – вдруг превращались в перепончатые гусиные лапы. 

     С виду Бабайка был весьма неказист: густая бурая борода торчала клочьями в разные стороны, вместо волос на макушке росли какие-то кусты. Голый чёрный хвост с кисточкой сперва тоже показался Лене не очень-то привлекательным – пока она не привыкла к внешности нового знакомого.

Диоген же – напротив – был весьма симпатичен, похож на любимую куклу Лены: круглое розовое лицо, небесно-голубые глаза, золотистые локоны.

“Это он специально для тебя такой облик принял,” – позже объяснил Бабайка. 

   Поначалу Лена, конечно, сильно испугалась, внезапно увидев своих будущих друзей в крапивно-чертополоховом бурьяне, который начинался сразу  за избой бабы Мани. В травяные дебри Лена полезла от скуки:  детей подходящего возраста в деревне не было, а смотреть мультфильмы на планшете отец разрешал редко. 

  Семья поселилась в селе в начале лета. “Нам нужна передышка,” – сказал тогда папа. Мама почти ничего не говорила, только плакала…

  Травяные дебри за домом папа собирался скосить, но всё никак не получалось. Бабайка рассказал, что ему пришлось в спешке наложить на заросли охранные чары, которые держатся триста лет. Папа об этом не знал и, конечно же, сильно страдал. Каждое утро он выходил на сверкающий искорками росы участок с косой, намереваясь до полудня разделаться с крапивой – и сразу у него появлялись какие-то срочные дела. Приходили заказы с работы, кто-нибудь писал или звонил… 

   Участок стоял некошенный, давая приют существам из иного мира.   Жили здесь и шушуги – тихие и скромные многолапые духи, и грустный леший-интроверт Серёга, и Бука – проказливый бесёнок, похожий на ободранного серого кота. 

 В заброшенной кротовой норе обитала пара гномов-эмигрантов. Они не знали русского языка, но были искренне доброжелательны:   приветливо кивали другим обитателям зарослей, и потому их все любили. 

  Лена обнаружила, что крапива густо населена сказочными существами, сразу после переезда в деревню Виглино. Деревня была – одно название: четыре чёрные покосившиеся избы, в которых обитали древние бабули с удивительными ласково-морщинистыми лицами. На краю села разместилась пасека жизнерадостного и разговорчивого деда – Матвея Анисимовича. Выйдя на пенсию, он продал московскую квартиру и основал бизнес своей мечты – пасеку. В разноцветных ульях из пластика проживали породистые некусачие пчёлы, производившие мёд, пахнущий розовым луговым клевером. Сам дед Матвей поселился в современном автодоме и писал остросюжетные любовные романы под псевдонимом Карел Медоуст. 

    Деревеньку обступал тёмный дремучий ельник, а по её краю протекала неглубокая, но бурная речка Обретинка. 

   Земля здесь была рыжей, глинистой. Говорят, отсюда пошло название деревни: какой-то немец, купивший эти земли в восемнадцатом веке, приехал в новое имение на телеге, увяз, поморщился и сказал: "Фи, глино!"

    Крапива чувствовала себя на такой почве прекрасно: росла высокая, густая и очень жгучая. Но Лену крапива почему-то не трогала – беспрепятственно пропускала в  свои самые тёмные и таинственные дебри. 

 – Это потому, что ты – одна из нас, – объяснил ей Бабайка, – крапива – страж потустороннего мира, она своих не кусает. 

  – А как это – одна из вас? – спросила Лена с любопытством, – я ведь человеческая девочка, мне шесть лет. 

  –  Почти все дети до семи лет  – волшебные существа. Они видят Сопределье и его обитателей. 

  – До семи лет?! А что, я скоро  не смогу вас видеть? Ведь мой день рождения в конце августа!

 – Может быть, немножко сможешь. Дети, на глазах которых погиб близкий человек, иногда сохраняют способность видеть потусторонних сущностей, – вставил Диоген, внезапно выходя из состояния глубокой задумчивости. –  Но хорошего-то  в этом ничего нет... Ведь остальные люди считают их сумасшедшими... 

 – А что же мне делать? Я не хочу, чтобы меня считали сумасшедшей!

 – Тебе придётся скрывать, что ты нас видишь. Ничего, ты девочка умная, научишься, – ответил Бабайка.

Диоген молча кивнул.