Я зашел в комнату к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Янек уже засыпал, как обычно, подложив под щеку кулачок, но, увидев меня, встрепенулся.
- Папа, а сказку?
Я искоса взглянул на часы.
- Уже поздно, малыш. Ты устал. Давай завтра?
- Не устал, - возразил сын упрямо и сел в постели, потирая глаза.
- Ну, хорошо, - сдался я, понимая, что его не переспорить. Без сказки все равно не уснет. - Только ты ложись. А я буду рассказывать. О чем тебе хотелось бы послушать?
- О снеге, - не раздумывая, ответил Янек и снова откнулся на подушку. – Я люблю снег.
- Почему? – спросил я озадаченно, присаживаясь на стул возле кровати.
- Снежки, снеговик, санки и просто весело! – без запинки ответил сын и крохотной ладошкой обхватил меня за палец.
Я покачал головой. В небе сверкающим снежным шаром висела луна, и комнату наполнял мягкий белый свет. Если не приглядываться, могло почудиться, что снег лежит и в саду. Но нет. В лунном сиянии блестела вода и жидкая грязь. Всю последнюю неделю шли дожди, и садовые дорожки размякли, разбухли и вышли из берегов, превратившись в полноводные ручьи и реки. Днем Янек пускал по ним кораблики из спичечных коробков и, конечно, промочил ноги. А на зимней развороченной клумбе, среди луж и зелени, уже проклюнулись мелкие желтые крокусы. Январская оттепель.
Чуть ближе к забору торчали в беззвездную черноту странные, голые кусты сирени. А за ними сгрудились яблони, очень похожие на людей, разбуженных посреди ночи. Лохматые, сонные и растерянные, они словно мучались вопросом: что это, уже весна? Пора распускать цветы и листья? Или еще рано и надо спать дальше? Но в тепле им не спалось. И набухали почки, которые потом, уже в феврале, прихватит резкий мороз.
А еще дальше, за последним домом, чернел такой же взлохмаченный и мокрый лес... Я вздохнул.
- А холод любишь?
Янек завозился, устраиваясь поудобнее, и натянул одеяло до подбородка.
- Не-а.
- Но в тепле снег тает, - я задумался. – Ладно, слушай. В одном поселке – таком же, как наш – жил мальчик с горячим сердцем. Его звали...
- Янек! – радостно подсказал сын.
Быть героем всех моих сказок без исключения казалось ему столь же естественным, как есть по утрам кашу или чистить зубы перед сном.
- Ну да, - согласился я. – И в этом поселке было очень холодно. Настолько, что зимой никто носа наружу не мог показать, не замотав лицо толстым шарфом. А летом на газонах не таял снег. В садах не зрели фрукты, а на клумбах не распускались цветы. И невозможно было позавтракать на открытой веранде. Кофе замерзал прямо в чашках, а бутерброды становились твердыми, как лед, так что о них можно было сломать зубы. И вдобавок отморозить язык.
- Ничего себе! – как-то по-взрослому удивился малыш.
- А все потому, - продолжал я, блуждая взглядом по заоконному, почти весеннему саду, - что в том поселке и в лесу вокруг него жила стая холодных собак. Вместо шерсти их тела покрывал нетающий иней. А по жилам струилась не кровь, а... – я хотел сказать «антифриз», но запнулся. Маленький Янек таких слов еще не знал, - струилась ледяная вода. Их дыхание было настолько холодным, что все вокруг замерзало, превращалось в снег и лед. Одна такая собака могла заморозить полгорода, а что уж говорить про целую стаю?
Я искоса взглянул на сына. Янек внимательно слушал и, кажется, верил каждому моему слову. Его глаза казались большими и даже не испуганными, а как будто завороженными. Ну, так что же. Сказка – не ложь, а маленькое волшебство, которое развеется самое позднее на следующее утро. Пусть и немного погостит во сне. Детство без сказок – все равно, что цветущий луг без бабочек...
- Люди, конечно, понимали, кто виновник их бед, - продолжал я рассказывать. – Но что они могли поделать? Холодных собак было трудно убить. Они напускали на охотников ледяной туман, и те слепли.
- Плохие собаки, - нахмурился сын.
- Они тоже хотели жить, - заметил я философски. – Холодные собаки не виноваты, что они такие. И никто не виноват. Каждый имеет право быть собой. Таким, каким его создал Бог.
Янек задумчиво кивнул.
- К тому же, -добавил я, - вместо убитой собаки в стае тут же появлялся новый щенок. А то и два. Так что со временем этих зверюг становилось все больше и больше. А в поселке – все холоднее. И вот однажды мальчик с горячим сердцем... ну, то есть, Янек...
Я замешкался, а сын тотчас же радостно подхватил:
- Знаю! Он не испугался и прогнал всех собак на северный полюс!
- Ну, в общем-то, да... – пожал я плечами.
На этом можно было и закончить, тем более, что я видел – малыш устал и с трудом борется со сном. Меня в спальне, наверное, заждалась жена, если, конечно, не уснула, а горизонт за дальним лесом вот-вот начнет светлеть. Ну, пусть не «вот-вот», а через пару часов на небо выплеснутся рассветные краски. А мы – все трое – либо проспим до обеда, благо, что выходной, либо до вечера будем ползать, как сонные мухи. Однако сюжет получался каким-то уж слишком простым, и я возразил.
- Погоди, сынок. Уж если начал – то расскажу нормально. С такими страшными собаками голыми руками не справиться... Даже если ты очень храбрый... Или лучше завтра?
- Нет, сейчас, - произнес Янек твердо.
- Ну, хорошо. Однажды наш мальчик возвращался домой из школы... он был немного старше тебя, малыш, и уже учился в первом классе. И вот он шел мимо чужих заборов и нашел маленького щенка. Совсем крохотного, белого на белом снегу и с яркими голубыми глазами, похожего на полярного лисенка. Иней топорщился у него на спине колючими иголками, совсем как густой мех. А сам собачонок жался к забору и дрожал. Янек подумал, что от холода. Ведь стояла зима и мороз был такой сильный, что птицы замерзали на лету и крупными градинами падали в снег. Но на самом деле щенок трясся от страха. Он отбился от стаи и не знал, куда идти. Незнакомая пустая улица. Редкие прохожие шарахались от него в стороны, как от чумного. Щенок еще не понимал, что он – холодная собака, враг всему живому в поселке. Он хотел любви и защиты.
Я услышал, как сын тихо вздохнул, а может, и всхлипнул.
- Бедный...
- Вот и Янек пожалел собачонка, - подхватил я, - взял домой и накормил супом. От его заботы и от вкусной еды щенок немного потеплел. Но все равно выстудил весь дом. Когда с работы пришли мама и папа мальчика, они увидели, что все комнаты застелены белым. Белая кружевная скатерть на столе, белый пушистый ковер на полу, белый диван с ледяными узорами, серебристо-белые покрывала на кроватях. И дыхание их белело на морозе, как ледяной пар. Родители мальчика сразу поняли, что их сын притащил откуда-то холодную собаку, и стали ее искать. Переворошили весь дом, чуть не простудились, но никого не нашли. Янек спрятал щенка под одеялом и притворился спящим. К нему в постель взрослые не догадались заглянуть. А щенок морозил... Но не потому, что этого хотел, а просто такова была его природа. У Янека уже и кончик носа посинел – вот-вот отвалится. И позвоночник обратился в ледяной столб... Щеки побелели, а волосы покрылись инеем. Но сердце его оставалось горячим. И более того – от любви к родителям и сочувствия к бедному собачонку, оно разгоралось, как маленький костер на ветру. Болело – и разгоралось, делаясь все горячее, и лед вокруг таял. Если бы не оно, не горячее сердце – мальчик замерз бы до смерти.
Я так увлекся своим рассказом, что совсем забыл про время. А ребенку уже давно пора спать. Надо поскорее заканчивать эту странную историю, подумал я с раскаянием. И неважно как – главное, чтобы у сказки был хороший конец.
- Так кто победил? - сонно пробормотал Янек. – Мальчик замерз или щенок растаял?
- Ни то и ни другое, - ответил я поспешно. – Мальчик, разумеется, не умер. Но и собачонок не растаял, а, согревшись, превратился в обыкновенного – веселого и доброго щенка. У него даже шерстка потемнела. А через год он вырос в огромного лохматого пса – настоящего друга.
Янек довольно улыбнулся и выпустил мой палец.
Я понизил голос.
- А стая холодных собак испугалась того, что случилось с их детенышем, и на другой же день ушла из поселка – говорят, что на северный полюс. Поэтому зимой в тех местах еще было холодно, но уже не так, как раньше. Зато летом... – сын лежал с закрытыми глазами и ровно, глубоко дышал. – Спокойной ночи, малыш, - прошептал я и вышел из комнаты.