Они долго брели через лес и очень замерзли. Не то чтобы заблудились – оба прекрасно ориентировались, да и по правде сказать, уже исходили этот лес вдоль и поперек и чувствовали себя в нем, как рыбы в воде. Но солнце зашло, и в воздухе сгустился туман, холодный и даже как будто липкий.
В тумане лес преобразился, стал чужим и незнакомым. В нем обнаружились неведомые пространства, мшистые тропинки в белой пене лунного света и столетние ели, высокие, как небоскребы – и в каждом окне свечой мерцала звезда.
А потом деревья расступились. Пит и Пиа вышли на поляну, к разведенному кем-то костру. Никогда еще не видели они такого высокого огня. Он горел ярко и почти бездымно, длинными оранжевыми пальцами ощупывая туманное небо. Вокруг него золотым облаком вился рой огненных мошек. Пит изловчился и поймал одну, забыв, что она горячая. Она и не была горячей, а только слегка теплой, как сорванный в жаркий день полевой цветок.
- Какое чудо! – ахнула Пиа. – Кто-то постарался, чтобы мы согрелись!
- Да, чудо, - загадочно улыбнулся Пит.
Они присели на поваленный ствол, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись сразу двумя куртками.
- Расскажи правду? – попросила Пиа.
Когда-то давно им нравилось придумывать сказки. Все, что только приходило в голову, невероятное и чудесное. Но вскоре эта забава им наскучила. В сказке мало проку, она – всего лишь случайная рябь на поверхности ума. А правда, пусть и совсем крохотная – это подарок. Волшебный миг принятия, драгоценная частичка души, протянутая на ладони. И не важно, что это будет. Вчерашний разговор с соседом, красивая песня по радио, рыбалка с отцом... Главное: «ты говоришь правду – я верю». Таковы правила игры, бесхитростные, как сама любовь.
- Правду, - задумался Пит. – Ну что ж... слушай. Мне как раз вспомнилась одна история. Шли мы как-то с ребятами по лесу, вот, как сегодня. Это был выпускной год в школе, мы устраивали пикник по случаю последнего экзамена. Отдыхали на природе, у реки, выпили немного. Ну, и сбились с пути, в темноте свернули не на ту дорожку. Не то чтобы испугались, но как-то неприятно стало. Час поздний. И ночь – такая же мутная и холодная...
Мягкое тепло постепенно окутывало их, унимая дрожь, расслабляя и убаюкивая.
- Милая, ты спишь с открытыми глазами, - заметил Пит.
- Нет, я слушаю, - откликнулась Пиа, завороженно глядя в огонь.
В чаще ворочалось что-то большое и сонное, тоскливо ухало и протяжно вздыхало. Но им не было страшно. Костер очертил тьму светлым кругом, в который не могло проникнуть ничто злое.
- Мы ломились сквозь подлесок, - продолжал Пит, - будто какие-нибудь звери. Тропинку давно потеряли, в кровь исцарапали руки, и вдруг очутились на вырубке. Там горел огромный костер. И никого вокруг.
- Удивительно, - мечтательно улыбнулась Пиа. – Все в жизни повторяется, да, Пит?
- Да, пожалуй. Мы немного повозмущались на безалаберных туристов. Потом расселись – прямо на земле, на бревнах, на пнях. Сначала просто болтали, а затем Петер предложил игру. Я, говорит, подарю свой старый айфон тому, кто ловчее соврет. У этого парня были богатые родители, они каждый год покупали ему новый телефон. Ну, тут все начали фантазировать, сперва нехотя, а потом увлеклись. Про маньяков, про бандитов, про инопланетян... совершенно дикие истории. Была даже одна – про говорящую кошку.
- Расскажи про кошку, - оживилась Пиа.
- Ммм... потом. Надо будет вспомнить. Но слушай дальше. В нашей компании был один странный парень, он хвастался тем, что никогда не врет. Мы прозвали его Мюнхаузеном. Пока другие говорили, он кривил губы, мол, коробит его от лжи. А потом и сам рассказал глупую детскую сказку, как нам вначале показалось. Похлеще инопланетян или говорящей кошки. Наше солнце, сказал, никакая не звезда, а гигантский золотой орел. Днем он парит над миром, и от него светло. А по ночам опускается в лес или на какой-нибудь пустырь, но не спит, как обычные птицы, спрятав голову под крыло, а горит до утра огромным костром. Я сам, говорит, видел и даже подкладывал в него ветки, а потом он вспорхнул, забил крыльями и унесся в небо. Мы только плечами пожали. Очередная правда от Мюнхаузена. А Петер рассмеялся и протянул ему айфон...
- Хорошая история, - согласилась Пиа.
- Но Мюнхаузен телефон не взял. Нечестно, говорит, приз обещан за выдумку, а я ничего не выдумывал. Все было взаправду. Мы, конечно, решили, что ему алкоголь в голову ударил. Потому что он хоть и странноватый, но так никогда не дурачился. Потом еще посидели, и получилось, что до утра. И вдруг огонь в костре вытянулся столбом, как-то чудно сгруппировался, расправил крылья и улетел... Только кучка тлеющих углей осталась и зола.
Пиа изумленно ахнула, и что-то в лесу откликнулось ей долгим, унылым воем. Пит смущенно улыбнулся.
- Ты, наверное, думаешь, что я заснул и мне все это приснилось? Или что мы там обкурились чего-то? Да я бы и сам не поверил, если бы не видел собственными глазами.
- Я верю, - тихо сказала Пиа и положила голову ему на плечо.
Их пальцы сами собой переплелись, как древесные корни в теплой земле. Сердца забились в унисон.
- Знаешь, какая она была красивая... Громадная золотая птица в короне лучей. Глаза, как янтарь, и с огненными зрачками. Прямо в душу посмотрела – как обожгла... Такое забыть невозможно. Вот, и ребята могли бы подтвердить, кто не спал.
Пиа молча стиснула его руку.
- Пойдем домой? – предложил Пит.
- Давай еще побудем немного, - попросила Пиа. – Там, в чаще, волки... И холодно... Я вся окоченела, пока шла. А здесь – тепло и хорошо.
Так они сидели, обнявшись и глядя в костер, пока высокое пламя не встрепенулось и, разметав исполинскими крыльями горячие угли, не взлетело над поляной, выше деревьев, туда, где небесной рекой струилась молочная пена облаков. Ночным ветром его утянуло прочь, на восток. И тотчас же сквозь редкие кроны брызнул солнечный свет – еще неяркий, зеленоватый спросонья.
Разгорался новый день.