Когда-то очень-очень давно у меня были немецкие овчарки – породистые, дрессированные, увешанные медалями.

Дельта – старшая собака – завидев на горизонте какого-нибудь врага, всегда начинала чесаться. Шерсть на её загривке угрожающе вставала дыбом. Вероятно, моя некрупная, изящно сложенная псина в такие моменты воображала, что выглядит внушительно и местами даже зловеще.

Врагами у нас считались все ротвейлеры и – выборочно – тёмные мужские фигуры на горизонте.

Покусать неприятеля нам как-то всё не удавалось: я совершенно не желала платить штрафы и не позволяла бедной собаке сбросить накопившееся психическое напряжение.

Приходилось довольствоваться специально обученным и оплаченным дядькой с защитным дрессировочным рукавом. Тут уж Дельта отводила душу! Вместо того, чтобы вцепиться и держать "нарушителя", как это положено по нормативам защитно-караульной службы, собака с визгливым лаем носилась кругами и выдирала клочья из ватного костюма фигуранта. На занятиях нас, естественно, не любили. Диплом по защитно-караульной службе Дельта, увы, так и не получила.

Анти – младшая овчарка – была безнадёжно испорчена тяжёлым детством. Когда щенку исполнилось два месяца, к нам в квартиру пришла ветеринарша с большим шприцем... С тех пор Анти больше никогда не разговаривала с неизвестными – старалась их сразу укусить. На дрессировочной площадке младшая собака вцеплялась в подставленную фигурантом руку намертво, закрывала глаза и висела, пока страшный неприятель не "испускал дух". Момент испускания духа определялся по степени истошности моих воплей "Аус!" В переводе с немецкого это, как известно, означает: "Выплюнь дядю сию же секунду!".

Считалось, что общаться с овчарками на испытаниях по дрессировке нужно исключительно на родном языке, иначе они не поймут. Вот откуда я так хорошо знаю немецкий.

В жизни реальный злоумышленник моим собакам всё никак не попадался, применить на практике полученные на дрессировочной площадке навыки не удавалось. Но однажды - вот удача! - под Новый год мы вышли на прогулку и наконец-то встретили Настоящих Чужих.

В нашем доме – как и в любом другом – была нехорошая квартирка, населённая пьюще-гулящей молодёжью приблизительно нашего с мужем возраста – около двадцати лет.

Итак, сразу после боя курантов мы вышли погулять с собаками – и сразу столкнулись с гопниками.

У хулиганов было настроение подраться – а как же ещё можно отмечать праздник? Мы с овчарками подвернулись очень вовремя.

Юноши, старательно матерясь, принялись лупить мужа. Барышня вцепилась мне в волосы и мы, сплетясь, как пара змей, обнявшись крепче двух друзей, упали с крыльца в сугроб.

Бой закипел, смертельный бой!

(Простите, не могу остановиться: детская травма. Когда-то в школе нам задали учить отрывок из "Мцыри" на выбор. Я не смогла выбрать и выучила наизусть все двадцать семь страниц).

Овчарки начали бегать кругами и веселиться. Ух, какие хозяева молодцы, затеяли потеху!

Юношам – насколько я помню – разонравилось пинать мужа довольно быстро, но пьяная девица Наташа впилась в меня намертво. Я, стараясь освободиться, в долгу не оставалась.

Овчарки носились и подбадривали меня весёлым тявканьем: "Ну же, давай, бей её! Ты справишься!"

Я не помню, как долго это продолжалось, но в какой-то момент мне надоело.

– Слушай, а чего это ты на меня напала? – спросила я девицу.
– Не, ну а чо? - ответила она и слегка разжала хватку.

– Может, хватит драться? - спросила я. – Праздник же, надо идти отмечать.

– Ага, - ответила моя противница и сделала попытку встать.

– Давай дружить?

– А давай! – просияла девица, вытирая разбитый в схватке нос. И мы стали дружить.

Овчарки скакали, рыли снег, хватали палочки и радовались, что теперь мы наконец-то пойдём в парк.

Чужие, как обычно, оказались ненастоящими. К тому же, у них не было защитных рукавов. Таких кусать нельзя: им будет больно...