Я всю ночь воевал. Я был в плотной шипастой броне, в остром шлеме и с мощным копьем. У меня были ноги со шпорами, руки с шипами и глаз с инфракрасной подсветкой. Я шел по колено в дымящейся слизи врагов. Враги были по пояс – зеленые, вредные, юркие. У них были хвосты и колючие зубы. Они прыгали сзади, визжали и падали. Я их давил. Наверху, где-то там, в черно-синем пространстве – загоралось табло и считало подавленных. Я набрал восемьсот двадцать пять, а потом обнулилось.

А потом я проснулся. Будильник свистел и пищал, на нем было семь тридцать четыре.

Проспал!

Я вскочил и помчался на кухню. Впихнул в себя завтрак. Совсем не хотелось, но надо. Я съел три яйца, выпил чай, вымыл кружку и взял чемоданы. Две штуки.

Меня ждал Турук. Он был красным неспешным гигантом, и был относительно близко – тринадцать часов космолетного времени. Вылет – в одиннадцать десять.

…Успел. В десять двадцать влетел в космопорт, рассчитался с таксистом. Отдал свой багаж, мне наклеили бирки – «Турук» на одном чемодане, «Турук» на другом, номер рейса – я сам проверял, это важно. Итак, космопорт, чемоданы, толкучка… и яйца. Проклятые яйца и чай! Я хотел в туалет. Я искал туалет, а когда отыскал – была очередь. Всем было нужно. Я встал в самый хвост и ругался.

Потом зазвонил телефон. Пробудилось начальство. Оно было свежим, вполне отоспавшимся.

– Скоро посадка? – спросило оно. Подмигнуло. Звонок оборвался. Я стал очень злой – как во сне, подавляя врагов. Я нажал на «режим перелетов», и больше оно не звонило. Зачем? Рассказать, что я должен решать на Туруке? Сам знаю, не в первый же раз я по командировкам…

Нет, в первый. Ни разу еще не летал на Турук. Там все очень огромное – и турукчане, и транспорт. В три раза крупней, чем у нас. Мы для них – суетливые карлики…

Страшно.

…Чего я боюсь? Это просто абсурдно! Я взял себя в руки. Прошел в туалет. Он был чистый до блеска, и это меня успокоило.

…Посмотрел на часы – десять сорок! И я припустил. Я бежал мимо стоек и касс, мимо стен и дверей, мимо толп и охраны. Я едва не упал. Я толкался. Я был чрезвычайно невежлив. И все же успел. И влетел в космолет на десятой космической.

Двери закрылись. Прошла стюардесса с Турука. Она была очень огромна, размером с ходячую гору. Она улыбалась оскалом. Она подошла ко мне, чтобы проверить ремни, и опять стало страшно. Дотронулась пальцем до кресла. Он был цвета зеленой травы, с фиолетовым ногтем.

– Приятного вам перелета!

– Спасибо!

И я замолчал. Я уткнулся в какой-то журнал, «Межпланетная мода», чего-то подобное. Дважды его прочитал. Посмотрел – на зубастых рептилий с шипами, в ярких рыжих и желтых костюмах. Турукчане, ага. Сейчас в моде цветное, кричащее криком.

Потом мне вручили коктейль. Белый, сочный, молочный. Привет из Турука. Я выпил и снова скучал. Попытался заснуть. Не спалось. Космолет шел рывками в пространстве, торопился попасть на Турук.

И попал.

…Я стоял в космопорте Турука, в необъятных пространствах его. Ждал багаж. Он приехал. Он был одинок, бедный, смятый, истерзанный мой чемодан. Ждал второго. Его не случилось.

Я пошел разбираться, я был очень зол. Давний сон пробуждался во мне, подбивал на плохое.

Мне сказали – не ждать, чемодан на Таруке. Увы. Перепутали рейсы, послали его не туда. На другую планету. Извиняются, слезно – сказал мне турукский чинуша. Оскалился рядом клыков. В черной форме, шипастый, хвостатый.

Я принял извинения.

Что мне еще оставалось?

***

…Моя цель – это город Бурук. Этот город песков и высокого солнца, захолустье планеты Турук. Протянувшийся вдоль побережья колбаской, яркий, звонкий, чеканный Бурук… и к нему поезд утром. А я прилетел прямо в полночь, туруканскую, черную, полную пригоршню звезд расшвырявшую по небу полночь. Я стоял в космопорте, посредине столицы Турук, и смотрелся в окно – там, где желтым всходила луна, туруканская, древняя, жалась боком к другой, столь же древней луне. Парный свет обливал космопорт, он казался загадочным.

Спать не хотелось. Космопорт был как улей – живой и гудящий, уязвлял голосами. Рычал туруканскою речью.

– Космолет номер двадцать-пятнадцать-ноль-три прибывает…

– Космолет номер семь-восемнадцать – посадка…

А я никуда не летел, просто ждал, когда ночь истечет до последней звезды. Спать еще не хотелось.

Я пошел и купил сувенир. Это был туруканец из черного дерева, звонкого, точно хрусталь, и такого же хрупкого. Толстый злой туруканец в халате. Он был с мощной книгой лилового цвета, большими когтями и жутким хвостом. Он сидел под кудрявым раскидистым деревом, что-то читал. Желтый глаз пробегал по страницам.

«Какой-то мудрец, – я засунул в рюкзак туруканца, – знаменитый мудрец знаменитой планеты. Он скучает под деревом, ждет, когда поезд прибудет к нему и отправит его на Бурук».

Я зевнул. Я, наверно, устал. В животе забурчало и булькнуло. Я шел искать – ресторан, где покормят, с земным, мне понятным меню. Я нашел. Ошалел от цены. В пять раз больше, чем было у нас на Земле!

Разозлился.

– Вы что тут, совсем уже? – высказал я кассиру. – Да у нас я за эти расценки…

А кассир возвышался, как грозный утес. Многозуб и хвостат. И с салатовой кожей. Он оскалился. Мне стало дурно.

– Вы берете? – спросил он. – Или будете ждать до Земли? Там, где нужные цены?

Я готов был заплакать.

– Беру!

Заплатил. Зажевал две котлеты, гарнир – белый рис и зеленая зелень, выпил морса. Меня потянуло уснуть. Я сидел за столом, разморенный и вялый, а в окнах – кружили нахальные луны. Как бабочки. Легкие бабочки тяжкой планеты Турук. Расплывались в глазах. Исчезали и падали.

– Вам бы поспать, – покачал головою кассир, и помог мне подняться. Я встал, уцепившись за коготь его. Я качнулся. Зажал чемодан и пошел к разноцветной табличке: «Гостиница».

Цены меня пошатнули. Как маятник. Я онемел. Отклонился от курса. Сказал:

– Вы совсем уже? В десять раз больше, чем было у нас на Земле!

Подавился от злости.

Дежурный смотрел на меня, он был юный, зубастый, смешливый.

– Берете? – сказал он и фыркнул. – Или будете ждать до Земли? Там, где нужные цены?

Меня повело. Я готов был упасть, прямо на чемодан. И уснуть прямо тут.

– Да, беру!

Что еще оставалось?

***

Было утро и было метро. Туруканское, очень огромное. Нас поглощал эскалатор, он был точно пасть туруканского зверя, его беспредельная пасть, и на каждой ступеньке стоял туруканец. Я тоже стоял, и держал чемодан. Я был крошечный, будто пылинка. Метро утащило меня и швырнуло в вагон.

Там был запах метро – запах пота больших туруканцев, едкий, сочный, вонючий. Я сморщился. Я пересел. Я подумал: «Они что, не моются?» Мне стало стыдно – своих неприветливых мыслей, и я запретил себе думать. Уткнулся в смартфон, как и все. Пролистал новостную страницу. «Президент подписал… На Туруке открыли… Межпланетный конгресс…» Ничего интересного, все как всегда. Будто я на Земле, в нашем старом столичном метро, рассекаю в туннелях…

И тут – заорали.

– Всем хорошего дня! – заревело под ухом. – Предлагаю бесплатный концерт! Пять минут – уделите внимания!

Грянуло. Ухнуло. Жахнуло. Он был с колонками, с красным большим усилителем, с чем-то гитароподобным – здоровый, как конь, наглый житель Турука. Он играл. Он орал. Его пасть открывалась под музыку. Песня лилась и лилась. Все должны были слушать…

А потом все закончилось, то есть, была остановка. Он раскланялся. Вышел. А я… я сидел, оглушенный, испуганный.

Как же мощна ты, турукская музыка!

Я отдыхал. Передышка… увы, небольшая.

Завыли опять. Это был продавец, шустрый, юркий, с большою коробкой.

– Уделите минутку внимания!

«Так, начинается!» – я отвернулся. Я злился, как мог. Не хотел подарить и минутки… какой бессердечнейший я!

Но ко мне подошли и подсунули прямо под нос – изумрудную, с пестрым отливом, коробку. Там были трусы. Туруканские, сто двадцать восьмого размера… очень милые, только зачем мне трусы?

– Покупайте со скидкой! – сказал продавец. Подмигнул желтым давящим глазом. – Натуральные. Сносу не будет!

Я гордо молчал. Продавец отошел, завывая про скидку. Трусы покупали. Его многозубая пасть открывалась и щелкала.

Мчалось метро, и опять остановка. Ушел продавец. Я грустил без него. Я, наверно, скучал…

Но скучать мне не дали.

…Это был хилый, жалкий, больной туруканец. Сипел, подворачивал ножку. И полз, прямо полз на хвосте по метро. И ревел, крайне жалостным ревом.

– Пода-айте, кто сколько способен! Пода-айте!.. – рыдал туруканец, и полз, заливая слезами метро. Его хвост содрогался. Задел мою ногу шипами.

Я взвизгнул. Отдернулся. Он усмехнулся и полз себе дальше.

Ему подавали.

Потом – остановка. О, счастье! Я тяжко вздохнул. Мне осталось проехать всего ничего…

Но в вагон ворвались.

Это был разбитной туруканец, его чешуя была белой от краски.

– Сейчас будут танцы! – пропел он, и встал на передние лапы, и хвост – зацепился за поручень. Ухнул. Повис на хвосте. Стал размахивать лапами. Когти его просвистели так близко…

Я ахнул. Пригнулся. Прикинулся ковриком. Мне было дурно.

В заоблачных высях метро танцевал туруканец. Летающий танец с кинжалами.

Ой! Зацепил мой рюкзак. Ой! Порвал. Ой! Рюкзак развалился на части.

Я взвыл… и пришла остановка, моя, долгожданная.

Я подхватил чемодан и рванул из вагона. С дырявым своим рюкзаком…

Ну что же еще оставалось?

***

Поезд был бесконечен, длиннющий и хищный, как змей туруканских песков, подлетел, подвывая, и встал. И застрял на перроне, и дал всем войти. Я скормил ему свой туруканский билет, и я тоже вошел. Я нашел свою полку, она была нижней. Удобной, как поле для гольфа, и столь же большой. Пятиспальной.

«Ну, это ж Турук, тут с запасом!» – я хрюкнул от смеха и сел на нее. Сунул свой чемодан вниз под полку, достал расчлененный рюкзак. Он был жалок и, в общем, уже никуда не годился. Издержки метро… Я вздохнул. Поезд тронулся. Я прислонился к окну. За окном был пейзаж, туруканский, привычный. Необъятные здания, ветер, асфальт, и машины – сплошным, грязно-серым потоком. Такой суетливый Турук…

Подошел проводник. Он был в форме, зловещей и красной.

– Ваш билет! – проворчал он.

Проверил билет. И пошел по вагону, виляя хвостом. Я смотрел ему вслед, а потом отвернулся.

Мой сосед что-то ел. Гукал, чавкал, хлебал, шумно втягивал носом. Что-то круглое, светлое… Яйца? Но как они пахли! Словно сдох целый слон, туруканский печальный слоняра. У соседа, на белой тарелке.

Меня затошнило. Я пошел в туалет… и к нему была очередь. Два туруканца, и маленький, громкий, зеленый, как свежий салат, туруканский ребенок. Хорошенький, ростом с меня. Любопытный донельзя.

– Ты кто? – вопросил он и ткнул меня в шею. Слегка, шаловливо и мягко. Я тотчас отпрыгнул. – Иди-ка сюда! – заявил он, хватая меня за рукав. – Почему у тебя нет хвоста? Почему ты такого противного цвета? Почему ты такой? Почему-почему-почему?

Любопытный… Меня спас второй туруканец.

– Сынок, это дядя турист, он приехал к нам в гости. Он с планеты Земля, – объяснил терпеливо ребенку.

Ребенок замолк, лишь смотрел на меня желтым пристальным глазом. А потом потерял интерес.

…В туалете гремело и выло. Грохотал унитаз, грохотал умывальник, все качалось, трещало. Я тоже качался. Прошла тошнота, ничего не хотелось. Лишь только качаться, трещать… стоп. Я вымыл лицо, и я вышел наружу.

Вернулся, а полка была занята. Там сидел туруканец, он был с верхней полки. Он занял почти всю мою – необъятным зеленым седалищем.

– Я тут побуду, ага? – добродушно сказал он и вскрыл расписную бутылку. И выпил. И громко икнул. – Ух, забористо! Хочешь?

Тянул мне стакан. Он вонял туруканской сивухой. Я вздрогнул. Мотнул головой.

– Нет, спасибо.

– А жаль! – поскучнел туруканец. – Хорошее, свежее.

Вылакал все в одиночку. Бутылку. Другую. Четвертую…

Поезд летел. Наступал с неизбежностью вечер.

– Я – спать! – сообщил туруканец и рухнул на полку. Мою.

И раскинулся там от начала до края. И громко храпел.

– Проводник! – завопил я.

Пришел проводник, нежно поднял упавшего. Сунул на верхнюю полку. Ушел. Хвост его шевелился по полу.

Я лег и пытался уснуть. Сон не шел. Туруканец ревел надо мной, точно буря. Он был яростен, громок, грозов. А потом – он свалился на пол, как лавина, и едва не погреб под собой все, что было возможно.

Едва.

– Проводник! – завопил я опять.

И пришел проводник, и поднял его на руки. И опять уложил отдыхать. Точно нянечка. В форме, с хвостом.

Я опять попытался уснуть. Было душно, но после включили кондей. Ледяной, освежающий, зимний… Зима охватила Турук. Я заснул в белом хрупком сугробе, я спал и смотрел охлажденные сны.

А наутро проснулся. Я кашлял. Я, кажется, ночью простыл. И теперь заболел – туруканским кочующим вирусом, что обитал в поездах. Поездатым.

Достало!

– Проводник… – прохрипел я.

Пришел проводник, он все понял и дал мне таблетку.

Я выпил ее, и мне стало полегче. Я достал свой смартфон. Он всю ночь пролежал под подушкой. Он спал. А потом, в туруканское зимнее утро…

…Оно было недобрым – простуженным, резким, искрящим. Искрила розетка – я вставил туда свой смартфон, я пытался его зарядить, а она полыхнула и трескнула. Запах паленого… Я застонал. Отключил свой смартфон от розетки. Он был мертвый и черный, как шахты Турука. Он тупо сгорел.

Проводник извинился. Бормотал что-то там про огромную разницу в наших приборах, но, Турук побери, это был туруканский смартфон, местной сборки! Для этих розеток, мать вашу, турукскую мать!

Я кричал. Я грозил кулаком. Я сидел, закатавшись, как еж, в одеяло. Оно было в пятнах – зеленых, как кровь туруканцев. Мне стало брезгливо, я снял одеяло с себя и швырнул его на пол.

Скандал.

– Я остался без связи! – орал я. – В вашем чертовом поезде… что, черт возьми, происходит?!

Полез за вещами. Их не было. Будто не клал их под полку – рюкзак, чемодан…

Обокрали!

– Простите, – опять прогудел проводник. – Мы найдем негодяев. Накажем.

В глазах его стыло ехидство. Я знал, что они не найдут. Я был в этом уверен. Как в том, что ленивое, красное солнце Турука встает на востоке и грузно тащится на запад. Что в темных лесах его сыро. Что поезд его, бесконечный, великий, турукский, везет меня в город Бурук. Что я должен попасть туда быстро…

– Конечная, – грустно сказал проводник. – Выходите. Вас встретит полиция. Ей объясните…

Ну да, объясню. Про розетку и вирус. Про порезанный новый рюкзак. Про один чемодан – на Таруке, и другой – под сиденьем. Про кондей, туруканские запахи, пьяниц, храп, музыкантов, коробейников прямо в метро, попрошаек, смартфон и ворюг. И про командировку, конечно. Встану, руки по швам, и скажу, все, как есть.

И заплачу в финале.

Я зло посмотрел на него. Я обшарил карманы. Там остались кредитка и паспорт… хвала всем зеленым божкам-туруканцам, что я их туда положил! Перед тем, как заснуть под кондеем.

Скажите, я гений?

– Вы – гений, – сказал проводник. – Очень опытный. Видно, вы часто катаетесь в поезде?

– Да.

Я соврал. В основном, я летал самолетами… там, на Земле. Здесь они не летали, ломались. Магнитное поле Турука…

Эх!

Меня провожали – на столике, важный, очень мудрый и с книгой – сидел туруканец в халате. Моя статуэтка. Забыли воры… Или просто – не взяли?

– Это наш Просветленный, – сказал проводник и сложил на груди свои лапы. – Побоялись украсть. Забирайте.

Я сунул в карман туруканца. Я вышел из поезда. Был налегке. Огляделся…

Это был не Бурук.

…Туруканское утро томило. Накрывало горячечным солнцем, гудело платформой, пахло поездом и колбасой. Я стоял на перроне. Я не знал, что мне делать.

– Проводник… – простонал я с отчаяньем. – Где я?

Он тотчас явился. Посмотрел на меня с мягкой, теплой, зубастой улыбкой.

– В Пуруке, – сказал проводник. – Вы проехали станцию. Это Пурук. Вы проспали.

Поезд тронулся, он отъезжал. Все быстрей и быстрей… Я бежал вслед за ним.

– Подождите! – зачем-то кричал я. – Как проехать в Бурук? Как вернуться? Куда вы?!

– Электричкой… – прощался со мной проводник. – До свиданья… удачи…

И скрылся из вида. Вместе с поездом. Вместе с надеждой уехать. Я пошел на другую платформу. Нашел расписанье. Ага, через час – электричка в Бурук.

На платформе стоял полицейский. Он был очень важен. С блокнотиком, ручкой – он ждал, когда я подойду. И пожалуюсь. Я оправдал ожиданья.

– Украли багаж, – сообщил я ему. – В этом поезде. Ночью. Я спал очень крепко.

– Сожалею, – сказал полицейский. Пощелкал хвостом. Записал что-то ручкой в блокнот. – Здесь так много воруют…

Поскучнел. Отошел от меня. Пуруканский служитель порядка…

Черт бы всех их побрал!

Я озлобился. Я озверел. Зарычал туруканской собакой. Я готов был сожрать его, прямо сейчас. Закусить на дорожку – его форменной кепкой, блокнотом и ручкой.

Не стал. Успокоился. Взял себя в руки. Мне нужно приехать в Бурук!

…Но не мне одному, к сожаленью.

Собиралась толпа. Когти, взгляды, хвосты. Много утренних злых туруканцев, и все ждали ее – электричку в Бурук. Все хотели попасть в этот город. И я тоже хотел. Я стоял рядом с чьей-то ногой в туруканском ботинке. Ботинок приплясывал.

Рев. Электричка неслась, точно буря. И встала. И открыла широкие двери. И меня понесло, закружило – с туруканской зеленой толпой, затащило в салон и прижало. Я был пойман. Стоял, не дышал.

Слишком душно. Вонюче. Турукски. Но я должен попасть в этот чертов Бурук! Я обязан. По делу. Меня там уже заждались.

Я терпел, сколько мог. Я был стоек. Турук закалил меня. Сделал свирепым и сильным, и я был готов ко всему.

А потом электричку качнуло. И кто-то упал на меня. Точно дом. Точно гиря. Сдавил мои ребра, и я захрустел и сломался.

И все стало черным.

…Ну что тут еще оставалось?

***

Я сражался. Я был в шлеме с рогами и с острым копьем. И меня окружали враги – слишком мелкие, злобные, густо-зеленые в ярости. Хрюкали. Били копытами. Я отгонял их копьем. А потом, в черном тающем облаке, над головой – вдруг возрос туруканец. Он был с книгой и деревом, грустно смотрел на меня. «Эх, бедняга! – сказал он. – Зачем ты приехал сюда? Здесь все очень сурово. Давай я тебя заберу». И забрал, и понес над роскошной долиной. В ней цвели туруканские рыжие маки, их запах меня разбудил…

Я очнулся. Я лежал на кровати, она была белой и чистой. Я был забинтован, от ног до груди, сжат, спеленут бинтами. Запикал прибор.

– Ну-с, больной, где болит?

И ко мне подошли. Врач был в шапочке, в белом халате. Улыбался во все свои сорок зубов. Туруканский улыбчивый врач… Я был рад его видеть.

– Горло… ребра… еще голова… – простонал я с трудами. – Доктор… я выживу?

Он засмеялся.

– Конечно! У нас медицина на уровне! Лучше, чем там, на Земле.

И вколол мне укол, туруканским огромным шприцом. Боль ушла, рассосалась. Я мог говорить.

– Доктор, где я? В Буруке? В Пуруке?

Он опять засмеялся. Мне это не нравилось.

– Посередке, – сказал он, – на станции Новый Бурук. Вы попали в больницу.

Я вздохнул.

– Да уж понял… Доктор, дайте мне телефон! Я хочу позвонить.

Он достал из халата смартфон. Туруканский, здоровый, как ноут.

– Жене? – подмигнул врач.

– Начальству!

Я взял необъятный смартфон, слабой, жалкой рукой. Ткнул в холодные кнопки. Тягуче тянулся звонок.

Подождал. Мне ответили.

Босс был румяный и свежий. Смотрел на меня из экрана, и нет, у него ничего не болело. Его не давили, не рвали рюкзак, не крали его чемоданы, не падали вниз на него, не пугали, не пахли под носом. Не сжигали смартфон и не брали втридорога. Он не ехал в метро, не тащился на поезде и не летел в космолете. Он не ждал электричку. Не ругался с полицией. Он был в покое. Он был на Земле.

– Вы куда-то пропали, – сказал он весьма благодушно. – Звоню вам, звоню…

Он откашлялся.

– Босс… тут такое… – я выдохнул. – В общем, меня обокрали. И я еще… эта… в больнице. Без связи. Без денег… практически… Босс!

Он сочувствовал мне. Изумился. Зацокал.

– Бедняга! Ужасный Турук… Надо выдать вам премию, как вы вернетесь.

Это меня не утешило.

– Да, – продолжал он, – вы зря полетели. У нас изменения. Вместо Турука – мы будем сотрудничать с фирмой планеты Урук! Перспективы большие. Турук отменяется… Да, и кого мы пошлем на Урук?

Посмотрел со значением.

– Нет… не меня… – просипел я в ответ.

Я представил себе – уруканские голые степи, ее холод, ее проливные дожди… и ее электрички. Метро. Поезда. Космолеты ее облаков. И ее уруканцев – косматых и черных. Воя, точно собаки, они окружали меня. И их было так много, что я потерялся средь них. Растворился. Был пожран планетой Урук.

Восхитительной желтой планетой. Пять часов космолетного времени.

– Нет, – босс тонко ехидствовал, – именно вас. Вы уже попривыкли. Вам будет полегче. Согласны?

И я закивал.

…Ну вот что мне еще оставалось?