Беру краюху чёрного хлеба, намазываю мягкое сливочное масло, густо посыпаю крупной солью, и…
Было это, «когда деревья были большими», а мне и двух лет не исполнилось. Три года по уходу за детьми не давали, и даже одного года не давали. Родители совсем не видели друг друга. Они на работу ходили в разные смены, чтобы смотреть за детьми. Уйдёт отец в первую смену, а маме во вторую. В то время, когда они оба в пути, детей оставлять не с кем. Сестра старше меня всего на шесть лет, оставляли меня на неё, соседей просили присмотреть. Так и выкручивались. А потом оформили меня в детский сад, а сестра в школу пошла.
Помню, как мы с мамой идём по улице, и я говорю: «Мамочка, не волнуйся, я не буду в садике плакать». Садик был круглосуточный, в городе, а мы жили в пригороде, добираться полтора часа, с электрички до нашей времянки пешком 30 минут. Поэтому и отдали в круглосуточную группу.
Очень хорошо помню горшочную комнату - высокие выбеленные потолки и панель, выкрашенную в тёмно-зелёный цвет. А мы, малявки, сидим на горшках, две женщины в белых халатах между нами ходят. Потом помню игровой участок: песочницу с деревянным грибочком, цвет почему-то не припомню, всё в чёрно-белом варианте, высокие кусты вокруг участка, под кустом лавочка, я сижу на ней и тихо плачу, слёзы просто катятся по щекам.
Оставляли в детском саду в понедельник, в среду надо было детей брать домой, а в четверг снова на два дня отправляли. Мама рассказывала, что всегда заставала меня на этой скамейке, а по щекам текли тихие слёзы. Казалось, что я все дни сижу на этой скамье. После завелись большие белые вши в моих тогда ещё светлых волосах. Их выводили, вычёсывали, но они снова и снова появлялись. Заведующая пригласила родителей и сказала, что я «несадовый ребёнок», и что вши эти у меня от тоски, и если они меня из сада не возьмут, то неизвестно, чем это для меня всё закончится.
Отец позвонил своим родителям, они постоянно жили на дядиной даче, и рассказал о том, что «ребёнок погибает», и маме придётся уволиться. Вопрос решился сразу, дедушка с бабушкой велели привезти меня на дачу.
Дача. Двухэтажный дом со всеми удобствами: 60 соток огорода, телефон, газ, вода, пасека, озеро. Как меня привезли, как оставляли - не сохранилось в памяти. Зато других воспоминаний о пребывании там осталось очень много. А самое яркое - краюха чёрного хлеба с маслом, посыпанная крупной солью.
Утро на даче долгие годы для меня оставалось всегда одинаковым. Спала я с дедушкой и бабушкой в спальне на первом этаже. Там стояли две сдвинутые железные кровати с панцирными сетками, посредине клали старое добротное пальто на беличьих шкурках, причём шкурки были с лапками и я помню, как играла этими лапками. Когда я спросила у дяди что это, он мне честно рассказал, что это беличьи шкурки, и я стала бояться пальто, но сказать, что я его боюсь, тоже боялась.
Старики вставали очень рано, слышно было, как бабушка на кухне гремит посудой, дедушка ходит взад-вперёд по коридору, выносит поесть курочкам, собаке. Периодически кто-нибудь заглядывал в спальню, проверяли, не проснулась ли я. Заметив, что уже не сплю, бабушка кричала: «Яшка, Леся проснулось, иди в ольшаник*». Дедушка брал круглую буханку чёрного украинского хлеба, отрезал краюху и с ножом отправлялся в ольшаник, где в холодной подсоленной воде лежало сливочное масло. Он намазывал масло на краюху, возвращался в дом и посыпал крупной солью. Затем хлеб приносил мне, и я его поедала, не вставая в постели, полулёжа, как барыня.
Такое «баловство» из всех внуков позволялось только мне, и как я подозреваю, только потому, что ела я плохо и была очень худа. Но как бы то ни было, это одно из самых ярких воспоминаний в моей жизни. Столько тепла и любви было в этом куске хлеба, столько заботы и нежности. Казалось – обычный чёрный хлеб, не сдобная булка, не пирожок, не пирожное, а воспоминания о нём такие живые, такие тёплые и яркие.
Перед глазами сморщенные старые руки моей второй бабушки. Ребром ладони «лодочкой» она сгребает крошки в другую руку, а затем высыпает в рот.
И так после каждой трапезы.
Отрезаю краюху, намазываю мягким сливочным маслом, посыпаю крупной солью и с удовольствием и тёплыми воспоминаниями ем…
*Ольшаник (ольшаник, или вільшаник, в украинском языке) – землянка в склоне, там всегда одинаковая температура, как в холодильнике. В ольшанике хранили зимой яблоки и ульи с пчёлами, а летом он служил погребом, в русском языке я встречала слово - холодник, летний погреб.
Хорошее воспоминание, Леся!
В то время когда они оба в пути детей оставлять не с кем. --- здесь так: В то время, когда они оба в пути, детей оставлять не с кем.
Заведующая пригласила родителей и сказала, что я «несадовый ребёнок», и что вши эти у меня от тоски, и если они меня из сада не возьмут, то неизвестно, чем это для меня всё закончится. --- здесь, наверное, по знакам препинания так:
Заведующая пригласила родителей и сказала, что я «несадовый ребёнок» и что вши эти у меня от тоски, и если они меня из сада не возьмут, то неизвестно чем это для меня всё закончится.
да уж... понимаю...
Как меня привезли, как оставляли, не сохранилось в памяти. --- наверное, лучше тире: Как меня привезли, как оставляли – не сохранилось в памяти.
Когда я спросила у дяди что это, он мне честно рассказал, что это беличьи шкурки, и я стала бояться пальто, но сказать, что я его боюсь, тоже боялась. -- да уж:))
Такое «баловство» из всех внуков позволялось только мне, и как я подозреваю, только потому, что ела я плохо и была очень худа. Но как бы то ни было, это одно из самых ярких воспоминаний в моей жизни. Столько тепла и любви было в этом куске хлеба, столько заботы и нежности. Казалось – обычный чёрный хлеб, не сдобная булка, не пирожок, не пирожное, а воспоминания о нём такие живые, такие тёплые и яркие. --- да, понимаю... трогательное так сказано...
Спасибо за рассказ, Леся:)
радости Вам:)
Лис