Написано на основе реальных событий.
Имя изменено.

Официальный бланк бесстрастно констатировал катастрофу в отдельно взятой жизни. Варвара Степановна никак не могла понять прочитанного. Буквы рассыпались и упрямо не хотели собираться в логически построенную фразу. И смех, и грех! Она, филолог, умеющая найти единственно верные слова к любой ситуации, стояла в фойе лаборатории с листком бумаги и собирала слова по буквам. На выручку пришел следовавший мимо мужчина в медицинском халате.

– Вам помочь? - спросил он. – Знаете, этот неудобоваримый язык бланков трудно понять даже профессионалам. Вот смотрите, здесь написано, что вероятность биологического материнства предполагаемой матери и предполагаемого ребёнка составляет ноль процентов. Это значит…

– Спасибо, я знаю, что это значит, - Варвара Степановна машинально сунула листок бумаги в сумочку и на негнущихся ногах вышла из здания. Предстояло спуститься по каменной лестнице, но силы покинули её. Она присела на верхнюю ступеньку. Куда бежать? Спешить-то теперь некуда. Кто она? Откуда? В голове, повышая давление, морзянкой стучала фраза: “Вероятность – ноль… Вероятность – ноль…”.

С тем, что её любимый папочка, единственный близкий по духу человек, возможно, не был отцом по крови, Варвара стала подозревать лет десять назад. К тому времени его самого уже не было в земной доступности. Теплилась надежда, что учёные не до конца изучили вопрос и обязательно где-то напутали. У нас же всегда во всё встревает “человеческий фактор”, объясняющий наше несовершенство. Раньше, в молодости Варвары Степановны, анализов таких генетических не было, да и наука генетика существовала где-то там, высоко, не опускаясь до грешной повседневности. Была простая констатация факта: у мамы – вторая группа крови, у папы – четвёртая, а у Варвары, их дочери – первая.

Однажды с экрана телевизора громыхнуло: не может быть у ребёнка с первой группой крови отца с четвёртой! И понеслось. Как медицинская передача, так упоминали эту особенность, как фильм - так, опять же, первая группа не может родиться от четвертой, если только мама тоже не имеет первую группу.

Варвару, словно, кто-то подталкивал: спроси да спроси маму. Такой подлости по отношению к родному человеку она совершить не могла. Вот как это? Подойти к маме и, как бы между прочим, спросить: “А не нагуляла ли ты меня?” Легче дать пощёчину, не так больно будет.

Варвара Степановна сидела на ступеньке возле института генетики и нервно теребила большую декоративную пуговицу на сумке. В голове монотонно крутилось: “Вероятность – ноль… Вероятность – ноль…” Кадр за кадром мелькала жизнь. Вот бабушка Аня, папина мама и по совместительству истовая католичка, называет её москалькой. А дедушка одергивает бабушку и говорит: “Перестань, ребёнок же ни в чём не виноват!” Что такое “москалька”, Варенька тогда не знала, решила, это что-то типа “попрыгунья” и не заморачивалась. Только потом она стала понимать плохо скрываемую неприязнь бабушки-католички к невестке-староверке, ну и как следствие, к ней, внучке.

В памяти появились кадры, когда мама, недовольная поведением Вареньки, в сердцах восклицала: “И в кого ты такая уродилась?!” А она со смехом отвечала: “В папу, в кого же ещё!” Череда неприметных событий, слов, поступков, перешёптываний, переглядываний выстраивалась в единое целое, которое сейчас объяснялось лишь одним: взрослые сохраняют свою, взрослую, тайну. В то время Варенька на это не обращала никакого внимания. Ведь было на свете столько интересного, что она обязательно должна узнать! Со всеми вопросами Варя шла к папе. Только он не прогонял её, а старался объяснить, рассказать, увлечь. Мама же всегда раздражённо говорила: “Иди, уроки делай. Не мешайся под ногами!”

Шли годы, но желание узнать тайну своего рождения не исчезало. Не зря, видно, папа частенько называл её Любопытной Варварой, у которой на базаре нос оторвали. Варенька после этих слов приглядывалась к людям, стараясь обнаружить женщину без носа, но такие ей не попадались. Детское любопытство с возрастом не пропало, оно росло вместе с ней и стало её второй натурой. А первой? Наверно, доброта. Вот и мучилась добрая Варвара от пожирающего любопытства о тайне своего рождения, пока не ушла из жизни мама. Казалось бы, всё! Спросить больше не у кого. Ан, нет! Коварству тех персонажей, которые постоянно подставляют ножку, не установлено предела.

Однажды Варвара Степановна решила в кои веки перебрать свою любимую сумочку, потому как часто стала натыкаться в ней на совершенно ненужные вещи. Вывалив всё на стол, она принялась сортировать содержимое сумочки по кучкам: что – обратно, что – подумать, а что – точно в мусорник. Среди мусора Варвара увидела маленький кусочек ватки с капелькой крови. Откуда это? Потом вспомнила. Эту ватку мама прижимала к вене после сдачи анализа крови. Помогая ей одеть свитер в коридоре поликлиники, Варвара машинально сунула использованную ватку в сумочку, потому что не нашла мусорник. Это было за несколько недель до маминого ухода к папе. Выбросить? Но…

Внутри проснулась Любопытная Варвара: “А не пойти ли мне проверить хоть маму на родство? Вот смеху будет, если и она не моя”. Смешно не было. Решение пришло спонтанно, словно ниоткуда. Скорее всего, Варваре захотелось покрепче уцепиться за свои корни, подтвердить самой себе, что за ней, сейчас такой беспросветно одинокой, стоят поколения и поколения гонимых судьбой, но верных своему роду староверов. Где-то в глубине души пискнул голос: “Не нужно этого делать. Уже ничего изменить нельзя. До шестидесяти лет дожила, а ума не нажила. Смысла в этом нет никакого”. Но голосок разума редко пробивается до мозгов.

И вот сейчас Варвара Степановна сидела на холодных ступеньках совершенно опустошённой. Вся жизнь была ложью. А так ли необходимо было узнавать правду? “Чего ты добилась, Любопытная Варвара, у которой … корни напрочь оторвали? Легче тебе стало?” – Варвара Степановна в бессильном гневе на саму себя резко крутанула большую, перламутровую пуговицу на сумке. Та оторвалась и, перепрыгивая через несколько ступенек, помчалась прочь. Пуговица была последней каплей, сдерживающий привычный мир Варвары Степановны. Сейчас он рухнул.

– Даже пуговица имеет фамилию, понимает, что она – от Гуччи. А я не знаю ни своего роду, ни племени. И то, что когда-нибудь узнаю, вероятность - ноль, - Любопытная Варвара горько улыбнулась оглянувшемуся на её голос прохожему, и эта улыбка была сейчас так похожа на папину.