День не задался с самого утра. Часов в одиннадцать его разбудил настойчивый звонок в дверь. Он накинул старый халат и побрел открывать, пытаясь по пути разлепить глаза. На пороге стояла супруга (вернее - уже бывшая супруга). Что-то она забыла в каком-то углу его захламленной квартиры.

- Какого черта, у тебя ж ключи!
- А если ты не один? И вообще – я тут уже не живу, как-то неделикатно….
- А будить человека ни свет ни заря – деликатно? Я еще даже не это… как его…
- Не похмелился?

Она произнесла это будничным тоном, без тени ехидства или осуждения. Просто она очень хорошо знала его привычки.

Надо сказать, с женщинами ему всегда везло: все они понимали его творческие потребности, а устав от его стиля жизни – уходили тихо, ничего не требуя и сохраняя с ним вполне приятельские отношения. Даже посылали изредка линки на Facebook, выложив там фотки его подросших детей. Правда, самый первый развод был довольно скандальным, да еще кажется третья слегка попортила ему нервы. Остальные пять (или все-таки восемь?) вели себя вполне интеллигентно.

Да, он действительно был еще не в форме. А доставать при ней бутылку из холодильника и наливать чуть трясущейся с утра рукой спасительную первую стопку не хотелось: слишком это интимно, не для посторонних глаз. А она, сотни раз видевшая эту процедуру, теперь уже была – посторонней…

Она все никак не могла найти то, за чем пришла, выдвигала и снова задвигала ящики, перекладывала с одного стула на другой какие-то кипы бумаг и нераспечатанных конвертов…

- А ты, стало быть, все пьешь?
- А я, стало быть, все картины пишу, - в тон ей добродушно ответил он. – Ты ж и сама знаешь, я стрезву ни одной картины за последние двадцать лет…
- А что ты вообще делал стрезву в последние двадцать лет? Стрезву, милый, ты первую стопку утром выпиваешь, все остальное – уже в той или иной степени сам знаешь чего!

В ее голосе звучала насмешка, но не осуждение. Это его как-то особенно раздражало. Хотелось, чтобы она уже поскорее ушла. Но и продолжения разговора тоже хотелось. Доказать ей, как она неправа, как не понимает…

- Да все я понимаю! – словно отвечая его мыслям, продолжила она. – Чтоб тебе самому нравилась твоя мазня, ты должен быть вдребезги пьян. Ты ж не идиот, и вкус какой-никакой у тебя есть…
- Ты что городишь? – оторопел он. – Ты последнюю статью обо мне в “Художественном вестнике” видела? А почем мои картины в галерее выставлены – в курсе? Да вот – глянь! Вчера закончил! – И он подвел ее к мольберту.
- Ага, - печально произнесла она.
- Что – ага? – взорвался он.
- А то сам не видишь… Ладно, не заморачивайся, пей уже свою первую утреннюю, все у тебя хорошо, всем твои картинки нравятся, сейчас догонишься – тебе тоже понравится.

Она наконец-то нашла то, что искала, чмокнула его в небритую щеку и удалилась.

Он был взбешен: вот же стерва! С самого утра – по самому больному! Да и не могла ж она искренне считать... ведь никогда раньше... она и полюбила его - за талант. Значит, просто хотела сказать гадость. Ну что он так занервничал, а то мало он слышал самого разного от завистников и недоброжелателей, да и просто от профанов разных напыщенных! Главное - у него есть своя немалая аудитория, есть признание, успех - в том числе и, пардон, коммерческий.... нет, главное - это что он сам, свой высший суд, взыскательный художник... Мысли путались, увязнув в цитатах, надо было срочно промыть мозги, и он поплелся было в кухню, но по пути кинул еще один беглый взгляд на мольберт.

Картина ему не понравилась. Категорически не понравилась! Он удивился: ведь еще вчера вечером он готов был прыгать от счастья, кричать “ай да сукин сын”, он просто физически ощущал, что последняя картина – шедевр, вершина всего его творчества! А сейчас он видел перед собой какое-то убожество…. Он хотел было двинуться дальше в сторону холодильника, чтоб срочно залить чем положено неприятное чувство, но что-то его остановило. Что-то подтолкнуло его войти в соседнюю комнату, где висели не проданные еще картины. Они были – нет, не отвратительны, хуже, они были - "ничего особенного".

Он зашел на свой персональный веб-сайт. Выставленные там фотографии его картин были, скажем так, недурны. Не более того. Восторженные комментарии вызвали у него недоумение: чем тут восхищаться? Что их всех так возбуждает? – Раскрученное имя, - услужливо подсказал внутренний голос. Вот тут бы ему бросить все и срочно бежать в кухню, но словно бы какой-то бес подначивал его: сделал первый шаг – имей смелость сделать второй! Он сфотографировал свою последнюю картину и выставил безымянно на своем же сайте. Комментарии не заставили себя ждать: "ширпотреб", "эпигон", “научись держать кисточку”… другие были еще обиднее. Эпигон? А ведь и правда – это именно то, что он сейчас смутно ощутил, глядя на свою последнюю картину: унылый самоповтор, сотая вариация найденной еще в юности темы. Но тогда получается, что все эти двадцать лет… додумать мысль до конца у него не хватило духа.

Двадцать лет… целая жизнь… И все – ради этих вот… продолжить – даже мысленно – он снова не осмелился. Ну не мог он назвать свои картины тем словом, которого они, похоже, заслуживали!

И тут он как никогда ясно осознал: одна стопка – и все встанет на свои места, все вернется на круги своя, вновь будут и счастье творчества, и радость от заслуженного признания! Вот те самые необходимые с утра 58 мл, его любимая личная стопочка, и еще семь-восемь-пятнадцать стопочек в течение дня, и все будет хорошо… Или уже никогда не будет?

Он вертел ее в пальцах, такую привычную, граненую, толстого стекла… Потом достал бутылку, выпил сколько смог прямо из горлышка, зажмурился... бесстрастно констатировал, что остался абсолютно трезв. Не открывая глаз повернулся к мольберту. Сосчитал до десяти. Выдохнул, как перед парашютным прыжком, и - открыл глаза.

(2013)