Смеяться Севке не хотелось. Более того, ему уже стало казаться, что он больше никогда в жизни не сможет залихватски и беззаботно хохотать, как это было в детстве. Детство окончилось пять минут назад. Севка, назло всему миру, а особенно наперекор этой прозрачной девчонке с огромными, горящими праведным гневом глазами, продолжал строить гримасу, изображавшую смех.
Было нестерпимо больно, когда Варька стегала его ивовым прутом по голым ногам и приговаривала:
- Смешно тебе? Вот теперь посмейся! - и отсыпала Севке новую порцию позора, иногда попадая по Димке и Витьке, с двух сторон крепко державших преступника за руки.
- Гы-гы-гы! Гы-гы-гы! - только Севка чувствовал, как вместе со звуками смеха в мир прорывается его отчаяние, злость, жалость к себе и с каждым ударом прута прибывающий стыд.
Севка вдруг ясно понял, что в самом конце детства он стал моральным уродом, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Что на него нашло, он и сам не мог объяснить. У Варьки есть старший брат Рома, который с рождения не мог сам передвигаться. Что у него была за болезнь, во дворе мало кто мог объяснить, да это никого и не интересовало. Каждое утро, с весны и до осени, Варькина мама вывозила Рому на инвалидной коляске во двор, ставила на солнечной стороне и оставляла под присмотром дворовой детворы.
Рома щурился от теплых лучей, гладил запрыгнувшего на колени котенка, с удовольствием наблюдал за игрой пацанов в футбол с консервной банкой. Но особенно Рома любил конфеты. И девчонки, и мальчишки припасали для него гостинцы, кто сколько мог выделяли из скудных припасов.
Шуршание конфетного фантика в момент разворачивания сладкого детского дефицита, приводили Рому в полный восторг, а детские души очищались от всякого наносного мусора до донышка. Во дворе царил негласный закон: Рому обижать нельзя.
Можно драться, отбирать понравившуюся игрушку, дергать девчонок за косички, обливать их водой из грязной лужи, навечно поселившейся посередине двора. Но все это - между собой. Рома - табу.
Севка в это утро вышел из подъезда с внезапно посетившим его в первый раз сознанием превосходства и значимости. Причиной такого чувства стал выпирающий во все стороны карман, до верха заполненный конфетами. Вчера приезжал в гости мамин брат дядя Вениамин, которого Севка до этого дня в глаза не видел, но которого полюбил крепко и навсегда после вручения ему огромного кулька, заполненного шоколадными конфетами.
Севка ел-ел конфеты, пока от сладости во рту не стало горько. Утром, набив карман уличных штанов оставшимся богатством, Севка пошел погулять. Со всех углов повеяло скукой. Друзья по шалостям еще не выходили, а одному что-то зачинать было лень.
Севка решил угостить конфетой Рому. Для этого нужно было развернуть конфету, потому что Рома сам сделать этого не мог. Процесс разворачивания сладости захватил обоих. Рома в предвкушении угощения радостно светился. А на Севку вдруг напала жадность. С какого перепуга он должен делиться своим богатством? Развернув конфету, он на глазах несчастного Ромы отправил ее в собственный рот.
Только когда Севка, дико смеясь, демонстрировал поедание третьей конфеты перед впавшим в истерику Ромой, прибежала Варька, а за ней и Витька с Димкой. Час возмездия приближался.
Рому больше в этот день на улицу не вывозили, но из окна еще долго было слышно его рыдание. После трепки ивовым прутом за сараями, с Севкой никто из пацанов и девчонок не разговаривал. Самое страшное, Варька, бросив на землю прут, только презрительно фыркнула в его сторону и ушла.
Севка и сам понимал, что не прав со всех сторон. Ну зачем ему были эти конфеты, если от них и так уже воротило? Какая нелегкая его дернула издеваться над инвалидом? И как теперь все наладить?
Детство закончилось и простого извинения будет недостаточно. Что же делать? Эх, тяжела ты, взрослая жизнь! Прощение придется зарабатывать поступками и не один день. Севка собрал оставшиеся конфеты в кулек, отнес его к двери, за которой слышался плач Ромы, позвонил в звонок и убежал.