Пани Ирэна медленно отошла от кухонного окна, стараясь не колыхнуть занавеску. Она знала, что зоркие старушки, сидящие внизу на лавочке у подъезда, уловят даже малейшее присутствие по эту сторону стекла. Нахождение ее в апартаментах на первом этаже не было чем-то крамольным. Эта квартира в монументальном четырехэтажном доме тихого центра принадлежала семье Медунецких с незапамятных времен, а сама пани Ирэна провела в ней всю свою 70-летнюю жизнь.

Дело было в отношении соседок-сверстниц к польской гордячке, как они ее между собой называли. С упрямством, нашедшим материальное воплощение в прямой, несгибаемой спине, пани Ирэна так и шла по жизни, прямо и непреклонно. Она никогда не позволяла себе праздного времяпровождения в виде просиживания юбок на домовом сплетнедроме.

Опуститься до перемывания косточек жильцам? Ну нет! У нее другие приоритеты. Да и жизнь так коротка, зачем же тратить ее попусту. Но почему-то пани Ирэна в последнее время часто заставала себя за простаиванием возле кухонного окна, куда доносились реплики, смешки, даже соленые анекдоты общительных соседок.

Жизнь уходит, а они только веселятся! Пани Ирэна поджала и без того тонко очерченные полоски губ и направилась в гостиную. Скоро должен прийти старинный друг, а по совместительству, практикующий ювелир Юзеф Цыбульский. Они вместе в детстве ходили в польскую школу, гуляли в соседнем парке, вдвоем отважились сходить на невиданный аттракцион - первый в городе киносеанс. Никто не сомневался, что Ирэнка с Юзиком поженятся. Но ...

Послышался скрежещущий звук дверного звонка. Он и прервал воспоминания Ирэны Стэфановны. Юзик отличался пунктуальностью. С его появлением ожили громоздкие часы в столовой. Они подтвердили, что ювелир не опоздал и сегодня.

После прелюдии в виде чая, Юзеф Андреевич надел пенсне:
- Ну-с, для чего вызывала, Ирочка? Не для того же, чтобы увидеть меня, шамкающего, нудного старикана, - в Юзике не умер юноша, напрашивающийся на комплименты.

Но Ирэна никогда не ловилась на его удочку. Это была их игра, изюминка в их отношениях. Он выпрашивал похвалу, признание, комплименты, а она в упор этого не замечала.

- Юзеф - ты гениальный ювелир, - задала скорость в разговоре Ирэна Стэфановна, разгон сто километров в час за 3 секунды стал показателем полностью попранной традиции, - ты мне нужен именно в этой ипостаси.

Пани Ирэна поставила перед ювелиром потемневшую от времени металлическую шкатулку, обильно расцвеченную растительным орнаментом. В ней хранились святая святых семьи Медунецких, фамильные драгоценности.

- Нет-нет, - поторопилась успокоить друга Ирэна Стэфановна, увидев его тревожный взгляд, - я не собираюсь их продавать. Matka Boska! Для этого нет никаких оснований. Я хочу заказать тебе полные копии всех вещиц из этой шкатулки. Я уже не молода, силы уже не те, чтобы чувствовать себя уверенной даже в собственной квартире. Не ровен час, лихие люди проникнут, ограбят. Исчезнет все, что веками собирали мои предки, с лишениями сохраняли и проносили через лихолетья. Что я тогда оставлю Лижбетте и ее дочерям Эльвире и Марии? Хочу настоящие отнести на хранение в ячейку банка, а в шкатулке пусть лежат копии.

Пани Ирэна снова стояла возле окна и провожала старинного друга ностальгическим взглядом. Почему она тогда не ответила ему согласием? Какая шлея под мантию попала? Казалось, что настоящее счастье где-то в неизвестном мире, а Юзеф что? Он рядом, он будет рядом всегда. Он как воздух, которого не замечаешь и который не может исчезнуть.

Шло время. Задумка пани Ирэны с драгоценностями удалась. Сердце успокоилось. И главное, об этой операции не знала ни единая живая душа. Ну, если не считать Юзефа, но как раз его пани Медунецкая никогда не включала в общий счет. Не считаете же вы, право, отдельно от себя руку, ногу, голову.

Только однажды на лавочке возле подъезда состоялся ленивый диалог:

- Видела, Андреевна? - отрывисто проговорила Макаровна, еле успевая вставлять слова в перерывах между лузганьем семечек. - Зачастил что-то к нашей гордячке пан.

Эстафета диалога передавалась тычком локтя в бок сидящей рядом товарке:

- Не обсыпай меня шелухой! - возмутилась Андреевна. - Что тут странного? Он с детства эту цацу любит. Потому и бобылем всю жизнь прожил. Говорят, когда его панночка замуж выходила, запил на неделю. А потом ничего, оклемался.

- А когда она разводилась через пару лет после свадьбы, оставаясь с дочкой на руках, он ей во всем помогал. Да-а-а... Неплохой мужик.

- Неплохой, только в стерву влюбился.

Тут внимание благородных дам привлек наряд молодой модницы из соседнего подъезда, и разговор поменял русло.

Возраст брал свое. Однажды, теплым осенним днем бабьего лета, Ирэна Стэфановна слегла и больше уже на улицу не выходила.

- Говорят, рак у полячки-то нашей обнаружили, - Макаровна опустила на лицо скорбную складку, даже от семечек оторвалась.

- Да, говорят... Как береглась-то всю жизнь, а вишь ты, и ее не пощадила болезнь, - Андреевна считалась в дворовом обществе самой сердобольной, а потому сочла своим долгом промокнуть уголком платка сухие глаза.

- Но к ней и дочка, и внучки по нескольку раз в день ходят. Не оставляют одну, молодцы! - к разговору присоединилась Танечка, женщина без возраста и без мозгов.

- Ага, молодцы! - Макаровна захлебнулась предвкушением эффекта, который должна была произвести грандиозная новость. - Туда с маленькой сумочкой шмыгают, а обратно пакеты тащат в две руки. Только в зубах не несут.

- А чего это они тащат? - Танечка с недоумением уставилась на эксперта в житейских вопросах Макаровну. - Все же и так им достанется после смерти Ирэны.

- Да все на троих делить-то придется! А как не получат то, на что глаз положили? Делить будут потом, а сейчас каждая стремится прибрать к рукам побольше да подороже.

- Права, Макаровна, - подала голос Андреевна. - Они-то втроем никогда вместе к бабке не приходили. Терпеть друг дружку ненавидят.

Весной Ирэны Стэфановны не стало. Надо же так обмануться! Она ждала весну и верила, что если зиму переживет, встанет на ноги. Незадолго до кончины подруги Юзеф приглашал в квартиру по очереди нотариуса, священника, давних знакомых, с которыми Ирэна захотела проститься. В общем, покинула этот мир честь по чести.

В кабинете нотариуса собрались Лижбетта, две ее дочери Эльвира и Мария, а также, неизвестно почему, пан Юзеф. Вскрыли завещание, которое не обещало сенсаций. Так и вышло. Все имущество вместе с дорогой квартирой старушка завещала своим родным в равных долях. И только после этого нотариус раскрыл конверт с личным посланием пани Медунецкой.

"Я берегла фамильные драгоценности для вас, дочь и внучки. Очень боялась, что в квартиру ворвутся грабители и лишат вас наследства. Но я никогда и подумать не могла, что вы сами себя ограбите. Пока я лежала в тяжелой болезни, вы понемногу выносили из моей квартиры все, что вам нравилось, в том числе, прихватывали по одной драгоценности из старинной шкатулки. В итоге она оказалась пуста. Вы сами разделили содержимое шкатулки между собой. Пусть так оно и будет. Значит, вы достойны только копий. А настоящие сокровища я завещаю моему самому верному другу, который не предал меня никогда в жизни даже в мыслях, моему самому дорогому сокровищу, подаренному судьбой, Юзефу Цыбульскому. Ключ от банковской ячейки хранится у нотариуса.
Дорогой Юзеф! Я спокойна. Ты распорядишься драгоценностями лучше всех".

Через год на могиле пани Ирэны возвышался изящный памятник в виде открытой шкатулки с драгоценностями.