Глава 3

Мстящий ангел

Тут за забором время, казалось застыло в тот момент, когда Ютуянг исчезла: сохранился и её терем, и чудеса с ним связанные. По легенде церковники хотели сокрушить всё, что хоть как-то напоминало правление "Рыжей ведьмы", но ничего у них не вышло. Стоило им подойти к терему, как на голову их с грохотом посыпались испепеляющие молнии, в округе рыскали дикие левятки, борьба с которыми была почти безнадёжна, и служители Бога сочли за лучшее убраться восвояси, обнеся опасные места глухим непроницаемым забором. И нынче всё это великолепие досталось мне.

По-началу всё было в диковинку: и терем с узорчатой деревянной резьбой, в котором любая комната больше моей с мамой избы, и железный человек, у которого нет обычного лица, а есть лишь дюжина мигающих ярких глаз на круглой блестящей голове и дюжина рук, которые прячутся в туловище, когда не нужны. И руки эти всё умели, всё успевали: и дом прибрать, и в саду работу спроворить, и мне еду приготовить. Железный человек и правду всё знал и на любой вопрос отвечал, да я к сожалению, половину его ответов не понимала, хоть и говорил он на нашем наречии, да всё равно - чудно. Приходилось его подолгу расспрашивать, но объясняя, что значит то или иное незнакомое слово, он сыпал другими незнакомыми словами.

Много чего в тереме нашлось из женских и девичьих сокровищ: и наряды разнообразные, и бусы из разноцветных камней, и туфельки, такие лёгкие да удобные, что нога их на себе не чувствовала. Я немного стеснялась чужие платья носить, но сменной одежды у меня не было, а стало быть не было и выбора, и вскоре я щеголяла на здешних лугах в сарафанах жившей когда-то в тереме хозяйки. Мне больше всего пришёлся по душе обруч для волос с диадемой в форме небольшой короны: он замечательно держал собранными мои рыжие космы, и мне не было так жарко под полуденным солнцем.

Самый яркий сюрприз, который таил терем, я обнаружила на первое же утро, когда проснулась. В роскошной, шелковистой ночнушке я подбежала было к окну, чтобы впустить солнечный свет, и развела в стороны тяжёлые бархатные шторы. Но за шторами оказалось не окно, а огромное, как, мне показалось, зеркало, из которого я сама себе улыбалась. И лишь через несколько минут по неподвижности отражения я догадалась, что передо мной не зеркало, а картина , и незнакомка, на ней изображённая в полный рост, похожа на меня, как сестра-близняшка. Я расспросила Железного человека: это был портрет самой царицы Ютуянг; во мне, видно течёт частица её крови, а каждая внучка в её роду повторяет черты бабки.

Я, признаться, свою бабушку никогда в жизни не видела; её церковники обвинили в ведьмовстве ещё до моего рождения. Отец, испугавшись случившегося, так на маме и не женился; ей пришлось растить меня без мужа. Она, сразу после ссоры с отцом, уехала в другое поселение, где её не знали. Но рыжие волосы младенца - клеймо, которое не отмоешь и не спрячешь.

Я как-то быстро ко всему привыкла, и потянулись дни: долгие, тягучие, один на другой похожие. Занятия я себе сочиняла сама, и не раз про себя подумала, что нет тяжелее работы, чем поиск работы. С утра я обычно разбирала и читала летописи и книги, которые жрецы собрали в тереме до победы церковников, а после обеда шла гулять. За неделю всё зазоборье было исхожено мною вдоль и поперёк, и я всерьёз стала задумываться, как бы мне передать моей маме весточку, что я жива и здорова. Левятку с письмом не пошлёшь, железному человеку ещё Ютуянг не велела выходить за пределы ограды; а мама, наверное, с ума сходила от волнения.

Я уже приметила лаз, которым мой левятка выбирался за пределы зазаборья, и решила рискнуть, выбрав праздничный вечер, когда народ собирается на церковную службу. В праздники стражники или в церкви, или пьяны, а потому и невнимательны.

Левятка, конечно, за мной увязался, но шуму от него нет, а без него - куда страшнее. Никаких засад я у своей избы нашла. Дом был темен, а калитка в ограде распахнута; да и двери не заперты на замок. Я зашла и тихо позвала маму, но никто на зов не отозвался. Я затеплила свечу и ахнула: всё вокруг было перевёрнуто вверх дном, посуда и та разбита на черепки: кто-то зачем-то смёл её с полки на пол. Вещи из комода, которые мама моя берегла как зеницу ока, валялись, где попало, в печи стоял горшок с кашею, поддёрнутый плесенью. Мамы в доме не было уже давно: иначе бы каша не заплесневела.

Пытаясь справиться с нахлынувшим ужасом, я выбралась во двор: вокруг - сплошная темень, лишь в избе Аглибоя светилось окошко. Аглибой праздники не любил и всегда норовил вернуться с них пораньше. Он из-за своего заикания мало говорил, но много знал; его стоило расспросить, что случилось. Огородами я пробралась к сад Аглибоя и вовремя: он как раз набирал воду из колодца.

Придерживая левятку за шею я медленно вышла из-за кустов и остановилась прямо перед своим бывшим поклонником. Фонарь со свечой в его руке покачнулся, выхватывая из мрака прижавшегося к моей юбке настороженного зверя, палец, прижатый к губам и сверкающую корону-диадему в рыжих волосах. Алигбой уронил фонарь и неожиданно рухнул на колени
- Т-т-ты в-в-вер-н-н-нулась, ц-ц-цариц-ц-ца, - Т-т-ты в-в-верн-н-нулась, чт-т-т-об-б-б-б в-в-верн-н-ну-т-т-ть с-с-с-п-п-прав-в-вед-д-д-лив-в-вост-т-ть!

Я опешила. Я мучительно боялась, что напуганный парень заорёт и поднимет переполох в поселении, но не того, что он из-за сверкающей диадемы примет меня за саму Ютуянг! Но его ошибка была мне, пожалуй, на руку...

- Да, я вернулась - то ли сказала, то ли пропела я, - и я бы хотела узнать, куда делась та добрая женщина, что живёт неподалёку от тебя.

- Я н-не з-з-зн-н-наю. - Алигбой вздрогнул всем телом, - Её, к-к-как-к-к и её д-д-доч-ч-чь с-с-соч-ч-чли в-в-вед-дьм-м-мой и ув-в-вез-з-зли в-в-в т-т-тюрьм-м-му в к-к-кой-т-т-то из-з-з г-город-додов-в-в.

- Какой?

- Я н-не з-з-зн-н-наю. - Алигбой шумно выдохнул и неожиданно пылко заговорил, - Ц-ц-цариц-ц-ца! В-в-вылеч-ч-чи м-м-ме-н-н-ня от-т-т с-с-п-п-пот-т-тык-к-ка-н-ния реч-ч-чи!

О бессмертные Боги! Ютуянг славилась целительством и у неё не была ни малейшей причины отказывать этому несчастному! И прости, о, живущая в Эдме царица, мой обман: мне необходима нынче помощь этого бедняги!

- Хорошо, Аглибой, - певуче произнесла я, стараясь звучать как можно уверенней, - я помогу тебе! Но сперва ты должен сделать для меня! - Аглибой отчаянно закивал, - мне нужно знать в каком городе и в какой тюрьме томится твоя соседка. Даю тебе три дня, а потом напиши сообщение и положи в дупло большого дуба у частокола, отделяющего мои владения от этих земель. И когда ты проснёшься на следующее утро, после этого - ты будешь говорить легко и гладко, как все, обещаю тебе, -Аглибой в закивал, а добавила - И никому не говори, что видел меня!

Подобрав с земли фонарь, я выскользнула за калитку. Меня душила безрассудная ярость: Хантлав, не рискнув зайти за частокол, не смог отомстить мне за смерть собаки, и вместо меня расплатился с моей ни в чём неповинной мамой. Церковники никогда не отпускали на волю свои жертвы, как бы ни были они невиновны. Их ждал костёр...

Жители поселения всё ещё были в церкви, когда я добежала до калитки Хатлава. Калитки у нас не запирают: воры в нашем поселении не водятся. Оставив Левятку сражаться со взбесившимися собаками, я подлетела к дому. Окна были раскрыты настежь, и выломав из фонаря свечу, я фурией пронеслась вдоль стены, по очереди поджигая занавески. Зашвырнув напоследок огарок на соломенную крышу стоящего у избы сарая, я помчалась обратно, к своему нынешнему убежищу; левятка довольно скоро догнал меня. За спиной моей ударили колокола, а по небу разливалось зарево пожара, такое же рыжее, как мои волосы.