Глава 5

Прощание

Почему вы сердитесь, вороны? Почему смотрите так укоризненно? Вы злитесь, что я улетаю? Да, завтра я отправляюсь в таинственные земли Эдм и везу с собой Люца. Вы же видите, что он погиб, а я хочу, чтоб его оживили. Да, вы правы, он этого не хотел. Когда человека омoлаживают, говорил он, в итоге получается совсем не тот человек: ведь каждую крохотную клеточку в его теле восстанавливают или заменяют точно такой же, но новой, и при этом теряется основное - память. Память клетки о былых травмах приводит к старости; поэтому её в обновлённых клетках не остаётся. И даже если человеку потом рассказывают, что с ним было в прошлом, для юного, готового к новой жизни существа этот рассказ всё равно, что сюжет прочитанной книги: интересно, но как бы не с ним.

Поэтому и Майндрим, которого оживили, никогда не вернётся, - он просто не вспомнит о наших землях. И Ютуянг не вернётся тоже. Если она хотела оживить своего мужа, то наверное и сама прошла через омоложение. Это лишь в сказках и легендах царица может оставаться до самой смерти; человек всегда стареет, так уж устроено его тело. А если потом, после омоложения, пара встречается, между людьми может вновь вспыхнуть и разгореться страсть, но это будет уже новая страсть в новой жизни. Там, в Эдме, считается, что омоложением проверяются настоящие чувства, и поэтому любовь живет вечно; но возродившаяся любовь - это любовь не познавшей тягот жизни молодёжи, лишённой памяти прошлого.

Люц после оживления в Эдме, наверное, будет прекрасен - без морщинок, избороздивших его лицо, без груза воспоминаний, печалью отсвечивавшей в глазах, без насмешливой улыбки. Но он будет по-прежему умён, и по-прежнему добр, и ему вернут многие знания в нынешних в современных науках. Люц говорил, что знания там начитывают по ночам, пока человек спит; для этого вовсе не нужно много лет ходить в школу. Такие знание - это не совсем память на уровне клеток; оно - не эмоционально, но бывает очень полезно. Он, к примеру, легко говорил на моём языке, потому что выучил его за несколько ночей перед путешествием. Но меня-то он забудет и опять не полюбит: он будет юным душою, а я - такой же, какая я теперь, помнящая обо всём, что случилось. Я не думаю, что я ему вновь понравлюсь. И это - грустно, потому что он любил меня искренне и сильно, с первой минуты, когда меня увидел, когда я разрыдалась у него на груди. Он ведь совсем не собирался ехать на спасение неизвестной ему чужой женщины из чужих ему земель; он приехал сюда копаться в своих старинных манускриптах, собирать какие-то исторические факты, подтверждавшие общую тенденцию развития тех, или иных человеческих сообществ; Люц объездил множество земель и везде собирал такие факты. Но я напрочь разрушила его планы, заставила рискнуть делом всей жизни. И нынче я должна отвезти все его записи в научное общество Эдма, иначе вся прошлая жизнь его - насмарку.

Да, я везу его Эдм, а что мне ещё остаётся делать? Ведь у нас с Люцем не было детей, а юный обновлённый Люц будет как-будто бы сыном самого себя. Я же не могу позволить, чтобы мой муж исчез бесследно! Ведь я тоже любила его, пусть не так глубоко, как он меня. Но я была его женой, потому что сама этого захотела. Поначалу мне трудно было привыкнуть к его морщинкам и заячьим ушам. Хоть в его землях такие уши - совсем не уродство; напротив, их считают красивыми. Но я притерпелась со временем и привязалась к нему, как мой левятка ко мне. К концу нашего пути Люц был для меня почти богом. Ведь он в при любых трудностях меня выручал; он всегда принимал самые правильные, а часто непонятные с первого взгляда решения, которые в итоге разруливали самые неприятные ситуации. "Ученый должен уметь оценивать информацию,"- говорил он мне,-"ученый должен мыслить нетривиально. Тебе просто нравятся во мне мои профессиональные навыки. " Но мне было всё равно, профессиональные это навыки, или просто мудрость; главное, что Люц мог найти решение там, где другой опустил бы руки, не зная, что делать.

Ведь именно Люц придумал, как вытащить мою маму из её темницы. Стражники ни за какие деньги не отдали бы узницу, обреченную костру, фактически накануне казни. Но Люк не просто предложил им серебро, он притащил и труп какой-то умершей бродяжки, купленный накануне. Похоронщики охотно отдали ему ненужное тело: у них не ведут учёт сжигаемым трупам, а тут, помимо освобождения от ненужной работы, заблестели серебряные монеты. И стражники согласились уложить на кровать вместо мамы эту неизвестную бедняжку: мало ли отчего умерла их узница! Она и так дышала на ладан, как и все узники после долгих допросов у церковников. Но взяли стражники за эту подмену почти всё, что у нас тогда было.

Не важно: мы к тому времени уже привыкли к своему скоромошьему ремеслу: хоть какие-то деньги оно да приносило. Погони за нами не было: церковники не всматриваются в лица умерших от их пыток жертв, но мама на наших руках все равно умирала. Она бы так и умерла в дороге, если бы Люц не отыскал заброшенный домик лесника.

Ну о чём Вы сердито каркаете, глупые птицы? Вы никак не возьмёте в толк, зачем столько трудов и волнений, если мама не выдержала и вскорости погибла? Но разве это не важно, как к человеку приходит смерть? Одно дело, умереть в немыслимых муках, извиваясь от боли в языках пламени под насмешки и улюлюкание толпы. Другое - умереть пусть не на своей, но постели, держась за руку дочери, вдыхая запах свежей хвои. Смерть, пусть грустная, но часть нашей жизни, как говорил Люц, и благодаря ему моя мама умерла относительно безболезненно; ведь он знал толк в лекарственных отварах. И как заговаривать и усмирять горе он тоже знал, хоть этому никто и никогда не учит. Главному ты учишься в жизни самостоятельно, часто говорил мне мой муж, а ты - очень способная ученица...

Мне казалось порой, что Люц - настоящий добрый волшебник, но он лишь улыбался, когда я ему об этом говорила. Ведь он совсем не верил в магию, мой Люц! Магия, по его мнению, - это знание и умение, которыми другие не обладают; явления, с которыми другие до сих пор не сталкивались и природу которого они не понимают.

"Для тебя моё появление на алтаре - магия, а для меня - обычный способ путешествия. Я знаю, что в конкретное время в конкретный день в тех или иных точках вселенной образуется коридор, по которому звёздный поток несёт меня в те или иные небесные землю. Важно лишь знать где и когда, и он меня подхватит и унесёт. А для тебя - это чудо или магия: ведь ты ничего о подобных вещах не знаешь. Для тебя, я появился из ниоткуда и исчезну неизвестно куда. Но я сейчас составлю тебе расписание этих потоков, и ты сама сможешь путешествовать, куда захочешь, а можешь, если захочешь, путешествовать со мной: мне есть что тебе показать в дальних землях."

И он написал мне это "расписание" по памяти на куске пергамента. Он, правда, не предвидел, как я этим расписанием воспользуюсь...

Мы уже подъезжали к Зазобрью, Люц правил лошадьми, а я сидела рядом и беспечно с ним болтала, когда на дорогу перед нами вышел Хантлав и позвал меня по имени. Как он узнал меня? Видно ненависть обостряет зрение не хуже любви. Хатлав, видно, охотился: в руках у него был лук со стрелой, а вокруг прыгали охотничьи псы. Люц ничего не успел понять, ведь он не знал в лицо этого подонка. А Хатлав поднял свой лук, и пустил стрелу прямо в грудь моему мужу, а на меня прикрикнул, чтоб я сидела смирно и придержала коней. Ему, видно в голову не пришло, что и телега может стать грозным оружием, а я хлестнула коней и погнала их прямо на него. Он не успел отпрыгнуть, а я не обернулась, чтобы посмотреть что с ним сталось; думаю, он погиб, или остался калекой на всю оставшуюся жизнь. Но что мне до того, если Люц уже не дышал?

Завтра, вороны, я улетаю завтра. Люц в Эдме снова станет живым и юным, а я останусь такой же. Почему? Да просто потому, что Ютуянг обещала вернуться и её многие тут ждут. И она вернётся, даже если не отыщет своего Майдрима. И если Аглибой поверил, что я - Ютуянг, то другие тоже поверят. Они пойдут за мной. И мой левятка будет мне помогать. Он меня точно дождётся. И церковники больше не будут на нашей земле сжигать сжигать ведьм, иначе зачем я мечтала в детстве о возвращении этой рыжеволосой царицы?