Во сне ей приснился паук. Он был черный, толстый, большой и неспешный, он плел паутину в углу, и она, серебристая, тонкая – важно ловила пылинки. Потом – зажужжало, и муха пошла на таран бледной, звонкой, сияющей сети. Увязла и билась, сигналя всполошным, мушиным своим языком о беде. Во сне она была очень несчастна. Рэн помнила крики ее. Рэн проснулась. Дышать было вязко. Обрывки от сна, серебристые, блеклые, стыли на веках. Будильник трещал, Рэн нажала на кнопку, и звук его смолк.

– Сегодня, – сказала она, – почему все плохое приходит сегодня?

Захотелось заплакать, как мухе, попавшей в ловушку. Вот только ни помощи, ни облегчения слезы бы ей не сцедили. Ловушка захлопнулась. Сеть обнимала все туже. Паук был вальяжен и горд, он весьма потрудился. Он сплел превосходную клетку, из прочных, стальных, восхитительных нитей. Не выйти. Не спрятаться. Не убежать.

– Ненавижу! – воскликнула Рэн. Отдышалась. Вздохнула. Серебряный зов паутины – манил, не иссякнув. Безжалостен. Быстр. Настигающий даже во сне. – Зачем все плохое – со мною? За что?

И сама засмеялась себе. Она знала, вернее, чем сны – почему и за что. И сама завлеклась в паутину. Обвинять было некого. Разве что…

– Чертов паук! – прошипела она. – Чертов Анк! Чтоб ты сдох! Чтоб твой мозг разложился на атомы!

Это дало ей спокойствие, краткое, точно удар. А потом – вновь накрыло тревогой. Запутало, сжало, смело.

Ее прежнее тело исчезло. Истерлось, истлело, распалось. Ненужное, мягкое, слабое. Время точило его, как вода – преобширнейший камень. Вгрызалось в него, и оно поддавалось, легчало. Крошилось. Ходить стало вдруг ощутимо труднее. Труднее – сидеть, и труднее вставать по утрам. Потом – как во сне – были белые стены, и кровь, и игла, и вкус страха во рту – железистый, как кровь. А потом Рэн сказали – так будет всегда. Еще хуже. Больнее. Страшней. Паутина, как кокон. А в нем – умиравшее тело ее. Ее смертное тело.

Рэн плакала. Сон-скорлупа, раскололся, задел, оцарапал. Мертвящий, обрывистый сон. Только муха – и смерть. И паук, как глашатай ее.

Паутина. И Анк – в черном галстуке, в запонках, красных, как кровь из пробирки, за обширным столом. Паутина смыкалась. Обильна, легка, неразрывна.

Анк смотрел на нее и скучал.

– Рэн, мы с вами отлично знакомы, – сказал он, и брови его шевельнулись. – Хоть я сам никогда не имел такой чести – общаться вот так, тет-а-тет…

Взгляд его заострел.

– Впрочем, ваши статьи о моей корпорации явно давали понять – вы не жаждете близких знакомств. Ни со мной, ни с… моею продукцией.

Он хмыкнул. Паучье повел головой.

– Рэн, я всегда говорил – вы талантливы! Вы умудрились сорвать наш последний контракт. Из-за вашей вот той прошлогодней статьи… о растратах «J-World» государственных денег… Знаете, я был премного расстроен. Нет, больше – я был вне себя! Я сказал – эта Рэн замечательна! Нет, превосходна! Настолько, что «J-World» готова платить этой Рэн, лишь бы больше она, черт возьми, не совала свой нос в скромный, честный, порядочный бизнес «J-World». Что ответила Рэн? Отказалась от денег! Ведь она так богата… – ехидствовал Анк, – так богата, что просит сегодня кредит у «J-World». Что сидит предо мною и просит кредит на покупку продукции этой негодной «J-World». Потому что ей нужно! Представьте, как все поменялось за год – Рэн теперь нужен я! А когда-то все было иначе.

Тенета паутин. Рэн закрыла глаза. Веки были тяжки и сонливы.

– Потому что она заболела! – юродствовал Анк. – Нет, какая внезапность! Кто б мог рассчитать, что она заболеет… и будет просить у «J-World», гадкой, жадной, продажной «J-World», чтобы ей помогли! Знаешь старую поговорку – про плевок и колодец? – вдруг сказал он отрывисто, зло.

Рэн кивнула.

– Так вот – я согласен пойти на уступки. Кредит – я даю под залог. Ровно на год. Залогом… – он выдохнул сыто, – будет продукция, собственно, нашей компании, подлой, никчемной «J-World», что отважная и благородная Рэн будет счастлива взять. Договор – я оформлю с юристами. Ты перечтешь. И подпишешь… конечно, подпишешь, куда тебе будет деваться.

Рэн стиснула зубы. Путы паутин. Ее долгие нити.

– Конечно, – сказала она, – подпишу.

Сон истерся из памяти. Кровь, паутина и смерть. Анк с улыбкой, подобной капкану. Мухи и запах лекарств.

Рэн встала пред зеркалом. Рэн посмотрела в него.

– Превосходное тело, – сказала она. – Лучшее, что нашлось у «J-World». Жаль его отдавать…

И смеялась. И кашляла смехом. И слезы текли по щекам.

***

И все сделалось красным. Острым, громким и резким, закружилось и стихло. И обрушилась тьма.

Линн взяла ее за руку.

– Жди, – сказала она, – это только вступление.

Темнота оживала, черна, в ней мерцали огни – льдисто, долго и сине. Прорастала чуть слышною музыкой. Тонкий, уверенный звук. Как игла. Как струна. Паутинные нити…

Рэн вздохнула.

– Давно не была на концертах. Забыла уже, как оно – отдыхать… Не до этого было.

И стало морозно и бело. Точно в облаке – тихом и мягком, как пух. Только скрипка цвела, красовалась, царила, звук ее был, как золото – звонок и желт.

– Тебе нравится? Классно играют? – Линн смотрела в упор. – Рэн, ау! Ты вообще меня слушаешь?

Синий, пронзительный луч прочертил ее голос. Вступали басы. Нарастали, над трепетной скрипкой. Зал был фиолетов и мрачен.

– Линн, я стараюсь. Как видишь, пришла на концерт… – Рэн сглотнула. – Пришла попрощаться. С тобой… и вообще…

Замолчала. Сквозь слезы все было мутно и прозрачно, и музыка – горькой и медной на вкус.

Линн сделалась строгою.

– Так, это все никуда не годится. С тобой что-то случилось, а я совершенно не в курсе. Я подруга тебе, или кто?

Полыхнуло зеленым. Весенний, веселый пожар. Барабанная, спелая дробь. Сквозь басы, сквозь отчаянье скрипки.

Рэн скривилась.

– В общем, я без работы, подруга. И с кредитом… а срок погашения вышел, – сказала она. – А условия…

Молча достала бумагу.

И явился оранжевый. Звонок, игрив. Пианино, кларнет. Звуки, как домино, рассыпались по залу. Хрустящи и тверды. Оранжевы.

Линн взяла договор. Линн внимательно, долго читала. И оранжевый стер ее страх.

– Так, – сказала она, и слова разлетелись, как бабочки, – вот что – не нервничать. Дело, конечно, не сахар, этот Анк – тот еще негодяй. Что ж ты мне ничего не сказала, перед тем как… подписывать это?

И лицо ее стало обиженным.

И вокруг – стало сыро, серо и скорбяще. Точно осень, туманная хмарь, и во хлябях ее – робко, тихо вздыхала гитара. Дым клубился по залу, густой, с долгим привкусом соли и мокрого неба.

Рэн вдохнула его.

– У меня, знаешь, был офигительный выбор – послать Анка к черту и сдохнуть от этой болячки. Или – все подписать. До последней, Анк все побери, этой буковки в этом его договоре. Потому что…

Серебряно. Точно игла, точно льдинка под кожу. Свирель заплетала узоры. Клубок. Паутина…

– Итак, выбирайте! – Анк щелкнул в планшете. – Кибер-тела от «J-World». На гарантии, сорок пять лет… предостаточный срок. Надоест – поменяете! – он рассмеялся.

Планшет замигал. Сквозь паучью «J-World» проступали – руки, волосы, лица. Спокойствие глаз. Безволнительность губ. Идеальность. Бессмертие. Жизнь – для ее умиравшего тела.

– Это, – Рэн ткнула пальцем. – Хороший типаж. Мне понравилось.

Анк подмигнул.

– Замечательный выбор! Могу вас поздравить – модель премиальная, скидок не будет. С гарантией строго – починим. Все сорок пять лет, если что – обращайтесь! Бесплатно. По высшему классу!

Прищурился.

…Клейкая нить паутин.

Гарантийное тело.

Взамен отказавшему. Там, где гарантии – не было.

– А был бы – вот так – паралич. Поначалу бы я разучилась ходить. Двигать пальцами. Двигать глазами. Дышать… – Рэн сморгнула. Серебряный сыпался в зал. – Знаешь, как это? Просто живешь. Ешь. Работаешь. Спишь. А потом – узнаешь, что твое тело с браком. Генетическим. И поломается в срок. И врачи ничего, ничего, Линн, не сделают… Тут уж подпишешь контракт с кем угодно. Хоть с чертом. Хоть с Анком.

И взыграл золотой. Расплескался. Искрил. Нежный, хрупкий цветок, прорастающий флейтами. Свето-концерт иссякал.

– Извини, – Линн потерла виски, – я веду себя глупо. Обвиняю тебя… а должна защищать. На суде. Перед Анком. Рэн, клянусь – ни черта этот гад не получит! Я тебя отобью. Адвокат или кто я?

– Или кто, – Рэн хихикнула.

Тихо тусклел золотой.

…Паутина казалась прочна.

***

А паук приближался. Неспешен, как смерть, как небытие. Фатум для маленькой мухи. Ехидная дрожь паутины. Финал.

Рэн протерла глаза. Страхи были ярки, кратки, яростны. Страхи вросли в нее. Страхи держали ее.

– Рэн, смотри на меня, – Линн пощелкала пальцами. – Ты в порядке? Воды? Выйти?

Взгляд ее стал вопросителен.

– Нет. Я просто задумалась…

…о паутине и мухах.

…о вечности в кибер-телах.

…о кредите на вечность…

…который она не вернула.

Паук приближался. Паук был вальяжен и толст. У него был стального, паучьего цвета костюм, бледный галстук и черные запонки. Он сидел против Рэн. Он смотрел на нее.

– Адвокат Ди Зиар. Представляю интересы истца, – пропыхтел он, и Линн подобралась.

Точно молния.

Точно змея.

– Адвокат Линн Авиз. Представляю интересы ответчика.

…тонко змеиное жало.

Рэн сделалось весело. Смех щекотал ее горло, он был как драже – легкий, сладкий, рассыпчатый.

Темная тень паука.

– Заседанье открыто! В составе суда…

…паутиной в углу…

…сквозь жужжанье бесчисленных мух…

…их последний, отчаянный хор…

…Рэн почудилось – белые стены. Рэн почудился стол, и на нем – ее тело. Искаженное, смятое. Череп – бесстыдно разъят. Ее смертное, жалкое, ни на что не пригодное тело. Провода, и по ним – убегающий ток. Паутина. Взвихрилось, взвилось. Ее мозг – на экране. Наплыл, возрастая, меняясь.

– Теперь – открывайте глаза. Что вы видите? Как самочувствие, память?

Рэн села. Затем – поднялась со стола. Обнаженная, как при рождении. Снова. Жизнь дает второй шанс… нет, дает корпорация. Чертов «J-World». Под кредит. Тот, залогом которого…

– Перейдем к рассмотрению дела. Огласим заявленье «J-World». В исковом заявлении…

Рэн посмотрела в окно. Там – толклись облака и светило беспечное солнце. Небо было – глазурь, начиненная птицами. Крики их приводили в волненье. Остры. Без возможности справиться.

– Рэн, вам здесь больше не рады, – босс смотрел в потолок. Отворачивал взгляд. Его пальцы нервически сжались. Тонки и желты. – Рэн, вы вышли за рамки. Вы подставили нас. Наше имя. Наш бренд. Реноме.

Замолчал. Ждал вопросов.

Продолжил.

– Вы нашли компромат на «J-World». Превосходно. Горячая новость. Скандал. Но, однако – вы сделали большее! Вы развили конфликт. Довели до серьезных проблем… в том числе и у нас. У меня. Вы хотели проблем для себя? Что ж, вы их получили. Вас больше не держим. И да – вас не примет другое новостное агентство. Они тоже… боятся проблем.

Рэн кивнула.

Удар.

Паутина держалась.

Паутина схватила ее.

Тенета были туги.

– …истцом был подписан контракт, по которому, в случае, если ответчик в означенный срок не погасит кредит на покупку продукции, то он обязуется в полном объеме вернуть…

…есть предел у всего. У бессмертия – тоже. И она заступила предел, заползла за границу, беспечная муха…

Приятный обед паука.

Рэн смеялась, прикрыв рот рукой. Это было забавнее некуда.

– Представитель ответчика! Что вы хотите сказать?

Линн смотрела в упор. Не мигая. Спокойна.

Змея перед схваткой.

– В заявленных исковых требованиях сказано, что возврату подлежит кибер-тело ответчика. Мой доверитель согласен удовлетворить этот иск, но с условием…

Рэн поняла. Догадалась. О, мудрость змеиная! Смерть паука.

Смеялась, уже не скрывая.

– …так отделить кибер-тело от мозга, чтоб он не погиб. Мозг – не входит в условия контракта. Им не владеет «J-World». Значит, по договору…

Смеялась.

Паук проиграл.

– …подаем встречный иск, – долетело до Рэн. Паутинные, тонкие звуки. – Встречный иск ко «J-World». О попытке убийства ответчика. Занесите слова в протокол!

– Возражения! – хрипло сказал Ди Зиар. Он был толст, он был жалок, был потен. Утирался платком. Серым, в крупную клетку. – Протест! Ваша честь! Доверитель составил контракт, исходя из…

Прервали. Звенел колокольчик. Звенел и звенел, торжествующе, бешено, громко.

Страх вышел. Рассеялся. Настежь открылось окно.

…в облака.

…в акварельное небо.

…и солнце, светившее в нем.

***

Лес сменился саванной. Шелестела – по пояс – трава, и в траве заходились цикады. Их треск возносился к застывшему небу.

– Я здесь никогда не была. Интересно… Слон! Линн, я снимаю слона! – Рэн прицелилась. Фотодисплей отразил необъятную серую спину. Слон вышел из озера, сонный, как все в этой гулкой зеленой саванне, неспешно шагал по траве, становясь с каждым шагом все дальше. – Я столько всего пропустила… с работою… ну и вообще…

Хор цикад нарастал. Слон шагал, тяжкий, словно гора, невозможно высокий.

Линн жевала травинку. На Линн была белая кепка и шейный платок.

– Да-а, когда тебя вытащишь… Эх, трудоголик несчастный! А тут правда здорово. Самый большой заповедник из всех, что я знаю. Тут даже бывают сафари. Прикинь – на машинах, за тиграми…

Ярко сверкнула глазами.

– Ты б хотела – вот так?

Рэн задумалась.

Сонно дышала саванна. Несла на себе антилоп, баобабы до неба и мокрых слонов. Оружейные выстрелы, громких цикад и машины с беспомощно-мертвыми тиграми. Их лапы свисали к земле. Их разъятые пасти оскалились. Рэн показалось – сейчас мертвецы оживут. И получат другие тела – совершенные, дивные.

Кибер-тела кибер-тигров. И встанут они над травой, и пойдут, вслед слонам и жирафам…

– Нет, – Рэн пожала плечами, – не надо смертей. Никаких. После всех этих дел с корпорацией – я не хочу, чтобы кто-то когда-то был мертв. Понарошку, всерьез – мне без разницы. Эта жизнь… я ценю ее. Каждою клеточкой тела.

Долгий день угасал, распадался на части, чернел. В черноте было звездно. Вечер, краток и тих, наряжался огнями.

– Давайте я вам подскажу, как с ним… жить, с вашим новым крутым кибер-телом, – сказал лаборант. Он был в белом халате и очень смешлив. – Тоже самое, что и обычное тело… фактически. Может есть. Может спать. Заниматься любовью… – и он подмигнул. – Не болеет. Стерильно. Идеальное тело! Были б бабки – я тоже такое бы взял, по гарантии. Только с моею зарплатою…

Хмыкнул.

– Короче, пахать и пахать, чтобы сделать такую игрушечку. Да, поломка… ну, как бы возможна. Если, скажем, стрелять по нему. Или броситься с крыши. Или лечь под машину… а что, был у нас такой чудик. На спор взял и…

Рэн приподняла бровь.

– А гарантия? Если – машина и крыша?

Лаборант поскучнел.

– Э-э… вы это всерьез? Кто же даст на такое гарантию? Если вы сами… того? А вот если на вас кто-то взял и наехал, или там – сбросил с крыши, тогда… да и то – все в судебном порядке. У нас с этим строго. Экспертиза. Юрист… – поднял взгляд к потолку. – С этим шутки не шутят. Тут деньги серьезные… Эх, были б бабки, я тоже бы…

Вечер стремился к концу.

И саванна вздохнула, и сбросила сон. Заворчала. Закаркала птицами. Корни травы, иссушенные, долгие – дрогнули. Травы приняли в себя антилоп. Их стремилось – бесчисленно. Дики, рогаты, пугливы. Запрокинув рога, они мчались меж неба и трав. Превосходны, тонки и румяны от рыжего солнца.

– Линн, снимаю! – Рэн щелкнула кнопкой. Костяное, звенящее небо. Острый топот копыт. Пыль, и солнце в пыли – помутневшее, низкое солнце. – Линн, сафари! Смотри – кто-то едет за ними!

И приблизилось. Грянуло – черное, точно гроза, точно смерч – нараставшее, ближе и ближе. К Рэн, что целилась камерой в солнце. К белой кепочке Линн.

Темно-серый, сверкающий джип. Осквернение – вольной саванны. Разъятая рана ее. Джип оскалился ружьями.

Ближе.

Неслись голоса. Смех. Ревущий мотор.

…в белой кепочке Линн…

…в красном шейном платке…

…на пути у машины…

– Линн! Стреляют – в тебя!

Рэн успела.

За миг, долгий, точно дыхание…

…точно крик антилопы…

…точно зов убегавшего тигра…

Успела.

И встала у них на пути.

А потом – грянул гром, затрубили слоны, баобабы приникли к земле, солнце взяли холодные воды озерные…

И закончилось все.

– Ну и дура, – сказал ей скучающий Анк. Он был в черном костюме и с черною ручкой в руках. – Вот зачем было так рисковать? Потерять гарантийное тело… и ради чего? Попозерствовать? Ах, я такая отважная! Ах, я закрыла собою подругу! Спасла! Орден ей, героине!

Он сморщился. Высохший, точно паук после спячки. Голодный и злой.

Рэн была безучастна. Сидела пред ним в мертвом кожаном кресле из мертвых животных. Бивней диких слонов. Шкуры тигра. Молчала. Ее рот был заклеен крест-накрест мотком паутины. Паутина сжимала ей руки и торс.

Анк оскалился. Взгляд его сделался бешен. Ноздри его затряслись.

– Ты мертва! Понимаешь, мертва! Черт возьми тебя, Рэн! Почему ты меня не боишься? Почему ты не пахнешь, как те, кому страшно, мертвецки, до чертиков, страшно?! Почему ты такая спокойная, черт побери тебя, Рэн?!

Мертвецы наступали. Они пахли яростью, кровь их казалась кипящей. Анк видел – их пасти, подобные рвам, их глаза – как расщелины ада. Они потянулись к нему, вместе, разом – и Анк закричал.

И исчез.

…Рэн брела по саванне, сдирая с себя лоскуты паутин. Над саванной парила луна. Восхитительно-белая, хрупкая, точно хрусталь.

В лунном свете неслись антилопы. Их прозрачные ноги едва достигали травы. Их глаза были черны, как смерть, как земля, как небытие ночи.

Пробегали сквозь Рэн. Мимо Рэн. Под жемчужными звездами. К невероятной луне…

– Линн, я здесь! Я снимаю все это! – Рэн взмахнула руками. – Линн, с тобой все в порядке? Ты жива? Ты в сохранности? Линн!

– Ну чего ты орешь? Ну жива я, жива. Рэн, вставай. Посмотри на меня! Черт возьми тебя, Рэн!

Было белое. Белого было пронзительно много. Стены, пол, потолок – как пушистая вата. Как сон. Как забвенье. Как смерть… что когда-нибудь кончится.

– Как тебе новое тело? Сама выбирала, ты уж извини, если что не по вкусу! – Линн сидела на стуле, румяная, нежная Линн, в строгом белом халате с паучьей «J-World». – Я заставила их заплатить неустойку. И поднять срок гарантии – до девяноста пяти. Угрожала. Давила. И вот…

Линн сощурилась.

Змеи – гроза пауков.

Не дадут Рэн в обиду.

…сожрут паука, не давясь.

Линн хихикнула. Линн рассмеялась открыто.

– Ты бы видела, как он юлил, этот Анк! Как доказывал, что ни при чем, что его подставляют, что там, на сафари, стреляли не те, кого нанял «J-World». Да, конечно. Не те… – она хмыкнула.

…белое в белом на белом…

Рэн встала с кушетки. Рэн сделала шаг. Тело было чужим и не гибким. Выше ростом. Светлее глазами. Грубее.

– Линн… – сказала она непривычно и хрипло, – Линн, я очень боюсь за тебя. Очень-очень. Анк – мерзавец. Он тебя не простит. Он найдет новый способ убить тебя… а если меня тогда рядом не будет? Что тогда? Черт возьми тебя, Линн, что тогда?

Белый был утишающ. Велик. Всеохватен. Баюкал, камлал, ворожил.

Линн была в нем – царицей змеиною.

С состраданьем смотрела на Рэн.

– Ты меня плохо знаешь, подруга. Точнее, не знаешь совсем. Эту Линн, что была до того, как мы встретились. Помнишь?

– Помню.

…Гудел самолет, долгим, яростным гулом. Поднимался, рывком удалялась земля, облака – приближались и делались больше. Самолет потонул в облаках. Плыл и плыл, как спокойный, довольнейший кит, в белом, пенистом море.

Рэн цедила из трубочки сок. Ярко-желтый, с оранжевым привкусом – он был шипуч и игрив. Звал на подвиги. Звал к диалогу.

– Вот скажите – вам страшно летать? – обратилась к соседке. Оранжевый сок побуждал.

Это было невежливо. Грубо. Смешно, точно в детстве: «Привет, у меня есть совочек и формочка! Будем лепить куличи?» Как все просто. У взрослых – иные законы.

– Привет! – улыбнулась соседка. Она была очень кудрявой и милой. – Меня зовут Линн. Адвокат Линн Авиз, и я в отпуске с позавчерашнего дня. Да, летать было страшно… когда-то. Теперь не боюсь. Вот уже много лет как, – поправила челку. Вздохнула. – А ты?

– Никогда не боялась, – ответила Рэн.

Белый был всепрощающ.

– Ты тогда не спросила меня – почему, мол, когда-то боялась, и вовсе теперь не боюсь, – Линн лукавила, Линн отводила глаза.

Рэн спросила тогда, Рэн все помнит…

Только Линн не ответила.

Белый был чист до бесстыдства.

– Потому что, – отрезала Линн, как ножом. – Потому что я тоже – давно на гарантии. Очень давно. До «J-World». До того, как она поглотила все прочие фирмы по кибер-моделям, как жадный, огромный паук. До ее монополии… Так что – они и не знают. И ты… впрочем, если б хотела – узнала, – и Линн подмигнула.

Коварная Линн!

Королевская кобра. Удав. Анаконда в кудряшках.

…с белой кепочкой-нимбом…

Тело стало привычным. Телу стало легко. Рэн шагала по комнате, словно летела.

Простор.

Там, где нет паутин.

Ни одной, даже полунамеком.

Только жизнь – бесконечная, точно гарантия, где не указаны сроки.

Всегда. И навечно.