Не так страшны черти, но придумки о них. А что мне ещё делать остаётся, если не фантазировать, бегая мыслями по интересным сочинениям с идеями, в одночасье созревшим в голове, представляя внешность чертяк и их поведение, да и самому твёрдо уверовать в то, о чём написал вдруг. А как же? Ведь представляется нечисть подобревшая, сковородка не особо жаркая, и предлагаю повествование, с характерами и образами по своему подобию, с собственным пониманием жизни нашей.
………………………………………………………………………………………………………..
Однажды Иван сбежал в деревню на собственную дачу, чтобы вином тоску душевную заглушить. Окунуться захотелось с головой в окружающий мир, да достать до самого дна первозданной красавицы-природы: бродить босиком по росе, наблюдать за необыкновенными бабочками-махаонами, созерцать вселенскую тайну звёзд. Да так, чтобы никто не смог попытаться вынести мозг, вырвавшемуся на свободу романтику-мечтателю, всемирному поэту-гению, человеку-пароходу. Короче говоря, бухать там по полной программе и выхаживаться затем в страшном мерзопакостном одиночестве.
Сначала-то ведь шикарно всё случилось очень, — дюже весело: с друзьями липовыми в кабаке да в сауне, где девки с пониженной социальной ответственностью… Всё, как у всех, по накатанному, по нашим шаблонам земным. Ничего туточки придумывать не надобно — давно уже дело нехитрое придумано. И в деревню Ваня по проторенной дорожке заявился без всякого-такого, казалось бы, ноу-хау, от людей схорониться, от мира дурного отрешась, хоть на время какое.
Сидел Ванюша наш больной во хмелю проклятом на излюбленном крылечке, вдаль совсем не глядя. Страшно было. Прикидывал он во мраке рассудка: какой день нынче, листья, мол, зелёные – весна стало быть, летом-то жарко, поди. «Заколдован чё ли, — бормотал про себя, – и пить не хочу, а сила нечистая в пьянство вгоняет». Тихо было. Но тишина-то не в радость. В ней страшные гады шевелились.
Вот тогда-то и появился он, почтальон-то тот, что возник ниоткуда. Предстал неожиданно пред Иваном во всём своём представительском оформлении: специальный костюм синей расцветки, фуражка, словно из кино про немцев, только рога сквозь неё торчат, правда небольшие, но и не маленькие. Почему почтальон? Так ведь сумка наперевес, пенсне на вытянутом пятаке в дорогой оправе и то ли рука с конвертом, то ли копыто – не поймёшь. Письмо почтарь чуть ли не в непонятливый нос нашего героя стал тыкать упорно, выговаривая:
— Не извольте, — картавил он на манер старинный, — беспокоиться по пустякам, но искренне прошу отнестись к этому предложению с наиболее высокой ответственностью!
— Что-что? — испугался Иван. — Что лопочешь, друг мой ситный, непонятной мне наружности? – сказал тихонько, стараясь протиснуться сквозь ступеньки под крыльцо, буря пятой точкой доски не первой свежести.
— Я лицо, повторяюсь, чрезвычайно ответственное и прослежу, чтобы церемония прошла в полном порядке и письмо было доставлено. А в случае согласия адресанта, сопроводить обязан в нужном направлении.
«Смердит от него, — мелькнуло в голове Ивана, — коли глотнёшь, воздух вилкой острой в рот лезет». Он вмиг закрыл глаза кулаками, протирая веки чуть ли не до самых мозговых извилин. Но чувствуя наглое присутствие обладателя рогов на голове, Иван стремительно протянул руку к трёхлитровой банке, стоящей в стороне.
— Какова лешава, я тя спрашиваю, ты мне тычешь здеся? А? — проговорил Ваня, враз набравшись смелости от одного только прикосновения к банке со спиртосодержащей смесью.
— Примите пламенный привет из самой страшной преисподней! — ещё более пугая, заорал странный гонец, взломав при этом сургуч на конверте.
Ваня, ничего непонимающими глазами, уставился на пришельца, затем дрожащими руками поднёс банку ко рту, отхлебнув глотка два, но с проникновенной жадностью. А следом он непроизвольно вдохнул аромат конверта, который враз показался удивительно знакомым и даже родным, почувствовав некоторое облегчение, невероятно быстро достал содержимое пакета.
— Ого! — воскликнул он, увидев ровный почерк на пергаменте высшего качества, а внизу вместе с печатями золотом тиснённые визы из различных подземных министерских сфер, и с ног сшибающую подпись огромными огненными буквами – «ЛЮЦИФЕР».
— Позвольте мне, — вступился почтовик, собрав все недоумённые вопросы, зависшие воздухе, — чтобы вам не особо заморачиваться, сделать некоторые пояснения, касающиеся сего письма, поскольку вижу ваши глаза, стремящиеся к затылку удивительным образом.
— Да-да-да… — застучал зубами Ваня.
— Вы, наверное, чрезвычайно удивитесь, но это своего рода приглашение посетить неведомый вам подземный мир в качестве туриста, так сказать, бесплатная путёвка. Помните? Такие когда-то профсоюзом выдавались в Советские времена на производстве.
— Да-да-да… — так же стучали зубы.
— Ну так вот… Я честно признаюсь, что не ведаю зачем и как, и почему именно вас хотят сподобить на данное турне по удивительным кругам, примерно описанным вашим Данте. Но уполномочен заверить, что вреда вам причинено не будет никакого. Уж будьте уверены в этом, ежели сами, конечно, не соизволите повеситься. То-есть переместиться в преисподнюю, так сказать, не отходя...
Ваня для всякой пущей верности сильно очень ущипнул себя за ухо и, видя, что всё остаётся на своих местах, с болью в сердце и с щемящей тревогой спросил:
— А-а-а… Сколько же времени вы мне даёте, чтобы я того? Ну как бы этого? Подумал, что ли?
— В сей же час, то есть немедленно! – резко ответил гонец.
— А не соглашусь?
— Мой умысел таков, что думаю — этого не случится… Ведь вы буквально через несколько часов схватитесь обеими руками за левую сторону груди, изо рта появится пена, вас затрясёт и сделается так больно, что инфаркт безусловно приведёт опять же к нам, только уже не в качестве туриста. Решайтесь же!
Убедительные доводы подействовали на Ваню довольно быстро, и он стал торопливо собираться. Вернее, как собираться, отхлебнул из банки довольно внушительную норму содержимого и захрустел смачно малосольным огурцом, приговаривая:
— К вам обращаюсь, уважаемый, кабы не с похмелья, никогда бы не решился я на таковское путешествие. Впрочем, есть ещё у меня надежда на некое снисхождение, что всё это безобразие закончится в аккурат, когда зачну просыпаться от неясного мне помутнения.
Только выразился Ваня таким оправдательным способом, сразу же почтарь махнул ему рукой, а сам за дом чуть ли не строевым шагом направился. В саду скамеечка старенькая стояла. Почтальон уверенно топнул возле неё ногой, и… образовалось небольшое отверстие, но достаточное, чтобы в него просунулся человек. Гонец снова махнул копытом Ване, мол, следуй за мной и смело нырнул в эту, чудом образовавшуюся нору. Первая мысль в Ваниной башке была, мол, давай Ванюша, беги что есть мочи куда глаза глядят, но неведомая сила подтолкнула его к норе и только было слышно, уже из неё:
— Прощай свет белый, коль вернусь я, уж такого наворочу, что мало всем вашим мозгам не покажется!
Через несколько мгновений солнечный свет скрылся, а внизу вдруг холл просторный образовался. По всем сторонам и углам светильники причудливые пристроились и довольно ярко пространство освещали. Панели какие-то отшлифованные по стенам, чуть ли не мраморные на первый взгляд. Окончательно Ваню поразил лифт, самый что ни на есть настоящий. Возле с чудными узорами дверей ещё и лифтёр оказался, в такой же форменной одежде, как и у Ваниного спутника, только без сумки.
— Кто это? — зашептал Иван почтарю.
— Это, чтоб никто ничё не спёр…
— Хто пожаловал? — заголосил вдруг стражник лифтовой, — не худой ли какой человек без спросу, без ведома? А не то, вертай взад — в светлое своё прошлое!
— Чаво орать-та? Мы по приглашенью, чучало! — воскликнул, негодуя почтальон, резко поменяв свои профессиональные манеры на привычно-обыденные, обычные для повседневности. — Не узнаёшь, чё ли, псина сторожевая?
— Вижу, што нашенской породы будешь, но нам ваши намерения, токмо ужо будут ведомы. Бумаги, грю, хде? Надоть, выбился в письменосцы, а всё, тудыть яво в качель, в начальники, мать чертячью в медь, себя воспроизвести пытаются!
Почтарь покачал обескураженно рогами из стороны в сторону и, как только мог, с особой вежливой утончённостью, обратился к новоявленному туристу:
— Будьте добры, покажите этому хамлу бумаги, что я вам дать изволил. Пущай подавится, бюрократ недоделанный!
Ваня стоял в остолбенелой форме, боясь хоть как-нибудь шелохнуться и привлечь к себе любое внимание. Он с особым напряжением впитывал в себя все звуки, отражающиеся от стен, пола и потолка подземного бункера, пока доподлинно не осознал все формальные действия происходящего. К тому же вольное поведение чёрта, его сопровождавшего, придало ему некоторую уверенность в себе, и даже трясущиеся руки не помешали передать в копыта лифтёра путёвку с известной подписью, сверкающую золотыми буквами.
— И в подземном мире без бумагомарания никак не обойтись? — спросил Ваня, приноравливаясь к новой для него обстановке.
— Что ты, мил человек, зачем ты мне, сам кумекай? — тут же последовал ответ служивого, внимательно просматривающего документ. — Да и другие морды человеческие к чему, ежели завсегда имеется бумага казённая, в коей всё доподлинно об отдельных людишках чуть ли не с рождения красочно обозначено и сказано довольно доходчиво.
— И тут чёртова бюрократия образовалась! — сморозил Ваня лишнего, ведь у кого он, как не у чертей находился, и почесал в задумчивости репу, пытаясь выкрутиться из создавшегося неловкого положения. — Адова… Бюрократия… Такая и у нас я хотел сказать.
— Та лана, чего там, мели помелом земным чё схочется, тебе-то уж верняк дозволено. А без бумаг, дядечка, наверху так и под ним, как и без денег нет жития вовеки вечные.
— Ещё и деньги есть?
— А ты что думал. Товар-деньги-товар ещё никто не отменял. Даже, ежели скажем — яхту хотим подарить проходимцу, енту вещь-то надобно где-то выкупить. А как же?
— И валюта имеется?
— Всё в душах измеряется, юродивый! Поди не знал? И золотишко с камушками с сотворения мира во власти нашенской находятся. А там, гляди, пошло-поехало по курсу грубому от любого рубля деревянного и других монет всякого качества на любовь с благополучием, на славу с властью и так далее. В обмен на душу по желанию, чтобы заселить без всяческого насилия в апартаменты нашенские дюже тёплые, а уж гостеприимны-ы-ы-е, куды там!
— Чудно брешешь, но по правде! — вступил в разговор почтальон, поправляя сумку. — А ну свали с дороги! Аль не видишь — с путешественником мы торопимся?
— Раскудрит яво кудрит! Вы в зеркало давно смотрелись, проезжий путешественник? — засмеялся дико лифтёр.
— Не пропасть бы, — шептал Иван.
Спутники зашли внутрь кабины, и почтарь тут же нажал на одну из множества кнопок, которую Иван даже и не рассмотрел. Лифт вздрогнул, поднатужился и стремительно понёсся вниз, — навстречу к невероятным приключениям!
