худ. Ярослав Дмитриев "Когда дождь упадёт вверх"

- И там, на далёкой планете Фат живёт Богиня Фиортэ - самая прекрасная и самая мудрая из богинь, - хрипловатый голос старого Дауша дрожит от волнения, а глаза подёрнуты лёгкой поволокой несбыточной мечты. "Лик Богини Фиортэ кругл и сияющ, как луна в полнолуние; глаза её подобны мерцающим звёздам, а нежные груди полны молока и мёда; я бы сравнил их с большими дынями, лишёнными твёрдой корки, ибо кожа Богини повсюду мягка и шелковиста на ощупь. И не родился ещё на земле смертный, в ком не зажглось бы желание при одном взгляде на мощное вечно нагое тело богини Фиортэ; ибо сама суть её в вечном зачатии новой жизни.

Каждое утро выходит Богиня из мраморного дворца в сад и лепит из сгустившегося утреннего тумана нежные облака душ, оживляя их своим дыханием. А затем, прикрепив к каждой душе нить будущей судьбы, отправляет их на землю. И каждое крохотное облако души блуждает по небу, пока не находит дом, в котором плачет новорожденный малыш. Через открытое окно или форточку облако заплывает в комнату и с дыханием младенца проникает в его тело, - в самое сердце. И незримая нить ведёт человека по дороге его жизни.

Но богине Фиортэ дела нет до уже улетевших на землю душ. Какая бы путеводная нить судьбы не досталась ребёнку, он её проживёт от начала и до конца, а потом умрёт, и душа его вернётся к Богине обратно. Каждое утро вернувшиеся души ждут, пока Фиортэ превратит их в мерцающий туман, которому суждено растаять под лучами солнца. А сама Богиня, собрав обрывки уже использованных нитей, вплетает эти нити в огромный гобелен былого, в гобелен истории.

А когда на прекрасный сад опускаются сумерки, Богиня встаёт со своей золотой лавочки и идёт к озеру, раскинувшемуся у самого крыльца её дворца. Там у берега ждёт её золотой чёлн с новым суженным. Ведь не каждому смертному мужу нравится его судьба; но у каждого мужа есть единственный неповторимый шанс поменять свою путеводную нить на другую. За солидную мзду жрецы храма Фиортэ внесут его имя в список желающих, и когда подойдёт его очередь, он взойдёт на золотой чёлн Богини...

Плотоядно ухмыльнувшись, Дауш припадает к кружке с элем, стоящим перед ним на столе и зычно кричит:
- Эй, Мрыся! Принеси молока Пeтрику, он уже давно прикончил своё мясо!

Пeтрик тихо вздыхает. Он предпочёл бы эль, но Дауш всё пичкает его молоком, как маленького. Зато работает парень за двоих взрослых, и за работу на ферме Дауш ему платит, почти как взрослому. Это - завидная доля, но Пeтрику она не по душе. Он давно собирает заработанные им деньги на визит в храм, и жрецы уже внесли его в список. Но список немал, и ждать своей очереди ему ещё долго.

В комнату входит Мрыся со стаканом молока. Мрыся - тоже сирота, подобранная Даушем. Она доит его коров и хозяйничает в доме и на огороде. У Дауша давно нет жены: она по хворости давно умерла, принеся Даушу сына. Но сын уже вырос, женился и хозяйничает в соседнем хуторе. Если девка подсуетится, как говорят односельчане, Дауш женится на ней, и всё имущество хозяина с его смертью, перейдёт к белобрысой батрачке.

Пeтрик берёт стакан из рук девушки. Мрыся вечно что-то придумывает; животные и травы её любят, даром, что она некрасива. Нос и щеки Мрыси в россыпи веснушек, тело глыбисто-угловато, а плечи - шире, чем у самого Патрика. Но работа горит в её мускулистых, неженских на вид руках, а огород похож на сад зажиточного помещика: помимо привычных всем овощей, Мрыся развела кусты малины и смородины, а по краям разбила клумбы цветов. Ягоды Мрыся давит в ступке и добавляет в молоко Пeтрика; каждый стакан молока становится цветным и пахнет ягодой. Глупая девка влюблена в юношу; стоит Пeтрику кивнуть ей, и она ляжет рядом с ним, забыв о строгом хозяине и своём светлом будущем. Но зачем Петрику Мрыся? Свой юный пыл он бережёт для встречи с Богиней Фиортэ; да и Дауша обижать не гоже.

- Да, Богиня Фиорте, - задумчиво произносит Дауш, - с ней в любовной страсти не сравнится ни одна из земных женщин. Ласки ее огненны и неистощимы, а в лоне - ненасытный огонь желания, которому нет и не будет утоления. И когда ты с ней, тебе кажется, что она с тобой счастлива; но лишь в конце своего пути понимаешь была ли она тобой по-настоящему довольна. Она меняет нить твоей судьбы, это - правда. Но что сулит тебе новая, ты всё равно не знаешь. Жрецы утверждают, что новая судьба всегда счастливее прошлой.

- Да, но ты хотел стать горожанином, а всё равно вернулся туда, откуда пытался уйти? - пытливо вглядывается Петрик в водянистые глаза старика, - Это - счастье?

- Пожалуй да,- отвечает Дауш после недолгого молчания, - Я ушёл в город безденежным губошлёпом; все кругом твердили, что в городе легче и проще жить, да и шансов разбогатеть побольше. Но мне там не понравилось: вечный шум, суета, неясно куда сунуться и чем заняться. А потом я встретил на рынке свою Золну, уже вдовую. Она и при живом-то муже на меня заглядывалась, когда у хозяев моих гостила. А тут мы с ней быстро поладили. Хозяйство ей от мужа досталось крепкое; на хлеб с маслом нам всегда хватало. Добра-то нажитого в доме - полные сундуки. Я и сына на ноги поставил: на него уже с десяток батраков работает. Да и Вам с Mрысей от моего добра перепадает, не без того. А живи я в том городе, кто знает, как сложилось бы?

Петрик растерянно смотрит на своего хозяина. Что-то не так в сложившейся было в его голове картине жизни.

- А не уедь ты... Не повстречайся ты со светлой Богиней... - осторожно спрашивает он, пытаясь нащупать какое-то неясное сомнение, - разве не вышла бы твоя Золна за тебя?

- Может, и вышла бы, - кивает Дaуш в ответ, - я и сам не раз об этом думал. Но да счастья бы того не было. Сидела бы в сердце вечная заноза, что чего-то я не попробовал, какой-то шанс навсегда упустил. А так я точно знаю, что выбранный путь - лучший.

Одно худо, - добавляет он, и Петрику кажется, на лицо хозяина ложится тёмная тень, - после блаженства, которое дарит тебе светлая Богиня... Любая женщина после этой близости, всё одно, что заплесневелая корка чёрствого хлеба, после свежего праздничного пирога.