Рассказ написан к конкурсу "по картинке" на Мирах Фэнтези в соавторстве с Никой Ракитиной. За обложку большое спасибо Ярославу Васильеву.





Эти гады меня бросили. Одного. В каменистой пустыне. Мне холодно, боязно и страшно. Какая-то тварь трется о мою опору. А вдруг как перевернет. И буду я лежать, беспомощный, одинокий… И никто не подрисует мне на борту пять звездочек и гордое название "Бессмертный".
Хотя… это я, конечно, загнул. Потому что на самом деле ношу дурацкое имя "Парацельс — 12", а мои нынешние подопечные зовут меня "Няней". И плевать им на то, что голос у меня мужской, а душа отважная. Это если допустить, что у программы душа бывает. Я попробовал однажды обсудить это с "Парацельсом-11", с которым мы целую неделю стояли бок о бок в ангаре родительского судна, пока летели на эту чертову планету. Сосед долго не отвечал, гудел, мигал лампочкой над шлюзом, а после заявил, что его микросхемы настроены на исцеление души человеческой, а все остальные измышления на тему он считает ересью и сбоем настроек.
Хорошо ему говорить. Моего собрата делали специально для Великой Миссии — способствовать терапии Потерянных. Великая Миссия сомнений не приемлет. А я...

Я родился в одном из научных педагогических центров, в цехе начального воспитания особо одаренных детей. И корпус у меня был другой — веселый селезень из ультрастойкой пластмассы, с разноцветным искусственным оперением, изящным алым клювом и добрыми глазами из световолокна. Дети меня любили. Во всяком случае, я так считал, пока в моей жизни не появилась Она — Ирма, младшая дочь главного координатора проекта "Парацельс". Мелкий гений с вечно вымазанными шоколадом руками и постоянно распускающимся синим бантом в косичке. Умом и организаторскими способностями Ирма пошла явно в папочку, а изворотливостью не иначе как в ужей-мутантов с планеты Лакоонь. Иначе как бы девчонка умудрилась отвлечь внимание Главного компьютера и всей бригады детсадовских роботов — да, я уверен, что именно она впустила в группу компанию лабораторных мышей! — и коварно изъять мою микросхему? Чертовка просто залепила куском пластилина сенсорный датчик и, пока я стоял, ошарашенный свалившейся на меня тишиной, сняла предохранительную панель.
Вот так и аукнулись мне манная каша да молоко с пенками...
Очнулся я уже в лаборатории проекта, среди других роботов, с ужасом осознавая, что вместо любимой уточки подсунули мне не то что тело — здоровенный космический челнок. Хорошо, хоть автопилот понятливый оказался — за всю дорогу на Терра-Пию [1] молча выполнял свою работу и не лез с соболезнованиями.

Мои новые подопечные — четверо мужчин и одна женщина — проспали всю дорогу. Ну и правильно, кому захочется рисковать, выпуская Потерянных из кубрика?
Не понимаю я это человечество, ведь все-то у них есть. И здоровье — последняя вспышка насморка была ликвидирована лет триста назад, и благополучие — экологически чистая пища, предметы обихода и даже недвижимость: все производится автоматизировано, с учетом новейших технологий. Проблема перенаселения решилась с изобретением сверхскоростных двигателей, покорение космоса идет вперед семимильным шагом. Даже развлечения — и те поданы на блюдечке. Уникальные программы что ни день дарят счастливому человечеству очередной шедевр искусства. Живи и радуйся! Так нет же. Двести лет назад статистическая программа зафиксировала рост самоубийств, неуклонно увеличивающийся с каждым десятилетием. Тогда впервые и прозвучала идея терапевтического проекта. Не тела — души.
Из недр электронных библиотек были вытряхнуты заархивированные по ненадобности медицинские труды, а проекту дано гордое имя какого-то типа эпохи Первого Возрождения. Суть терапии, как выразился однажды детсадовский охранник ДМ-4, сводилась к выражению "сытый голодного не разумеет". И потянулись космические корабли высаживать зажравшихся сынов человеческих на суровые ландшафты едва освоенных планет. Дабы осознали и прониклись, от чего носы воротят.
Само лечение занимало около недели, к концу которой пациентов начинала мучить неодолимая тоска по оставленным благам цивилизации.
Программы-лекари направляли мысли пациентов в нужное русло, проводили проникновенные беседы, а также собирали информацию, отслеживали графики душевного состояния, вносили коррективы в процесс лечения и т. д., и т. п.
И пусть навеки будет проклят недоумок-конвейер, впихнувший в космический челнок искусственный интеллект детсадовской няни! Хотя, чего уж тут… программа у него такая.
Когда я в первый раз влез в файлы подопечных, то испытал легкий шок. Меня аж скукожило от всех этих фрустраций, мотиваций и персонификаций. Это потом уж я разобрался, что имелось в виду — счастье, что в информационную систему корабля была внесена целая библиотека. Итак, на момент отлета на борту собралась дивная, отчаянно депрессирующая компания.

Пациент № 1. Густас Пулле, 42 года, свободный домохозяин.
Особые увлечения — резьба по дереву.
Не выдержав ежедневных попыток создать шедевр, превосходящий продукцию домашней программы "Буонаротти-5", бедняга получил нервный срыв. А также вызов в суд за вандализм — несчастная машина-созидатель была зверски изувечена при помощи резца и стамески.

Пациент № 2. Эмилия Томкуте, 36 лет, свободная домохозяйка.
Особые увлечения — поэзия.
Была найдена в бессознательном состоянии на собственной кухне после попытки суицида, сунув включенный миксер в раковину с водой. Причина — разрыв с мужем.

Пациент № 3. Андрюс Гринюс, 40 лет, инженер корпорации "Творец".
Особые увлечения — риторика.
Был снят полицейским роботом с опоры моста Мегаполиса в приступе параноидального бреда. Кричал о всепланетном заговоре машин против человечества.

Пациент № 4. Йонас Гинтаутас, 19 лет, студент факультета информационных технологий Центрального института Мегаполиса.
Особые увлечения — музыка.
Был задержан на концерте группы "Механическая волынка" в попытке перерезать себе вены струной, выкраденной у временно отключенного гитариста.

Пациент № 5. Каспер Петкивичус, 37 лет, свободный домохозяин.
Особые увлечения — отсутствуют.
Вызванная обеспокоенными родственниками коррекционная группа диагностировала у пациента полную потерю интереса к жизни, двигательную пассивность и отказ идти на контакт с внешним миром...

Я помню как впервые увидел их через видеокамеры — не безвольные фигуры, точно куклы, лежащие в лечебном сне, а вполне живых людей. Только проснувшиеся, испуганно хлопающие глазами, всклокоченные и помятые, они остро напомнили моих одаренных детишек из прошлой жизни. Я встрепенулся и привычно бодро продекламировал:
— "Встаньте, детки, умывайтесь, петушок пропел давно!".
Они отреагировали вполне адекватно своему тогдашнему состоянию, то есть, не удивились, не стали возмущаться, а покорно побрели принимать душ.
Первый значимый контакт случился у нас после завтрака. Штудируя документы с предписаниями настоящим Парацельсам, я уяснил, что значимым пунктом терапии являются душеспасительные беседы. Ужасно, но я понятия не имел, о чем следует говорить с этими мрачными типами, рассевшимися в креслах и недоверчиво косившимися друг на друга. Я решил импровизировать и предложил поиграть в "горячо-холодно". Ну, вы знаете, это когда каждому нужно угадать любимое занятие соседа. В результате все страшно переругались — Андрюс стал язвить, Эммочка закатила истерику, а я, движимый раскаянием, ретировался и запустил на мониторы веселый мультик про котенка Шнырика.
Пациенты как-то разом замолчали и расползлись по кают-компании — Андрюс углубился в чтение старых журналов, Каспер и малыш Йоник прилипли к иллюминатору, Эмилия принялась ощипывать увядшие листья фикуса, а Густас — сворачивать из газеты птичку. Надо бы дать им кубики и пластилин… Одно хорошо, к обеду подопечные перезнакомились, вот только Каспер молчал и пристально созерцал инопланетный пейзаж.

— Горы. На горизонте. А вокруг — камень и песок, да небо, тусклое какое-то. Или это пыль? Мерзко и ветрено. И, наверняка, там, снаружи, песок в зубах застревает… Как же мне неуютно. Впрочем, кому какое дело до тебя, Каспер? Они все, все до единого заняты собой. Прыщавый пацан наконец-то свалил. Дышал мне в ухо, а это, между прочим, страсть как неприятно. И девка — мерзкая, пожалуй, только сиськи хороши. Вот ведь развизжалась — не иначе, внимания требует. Интересно, какой дурак назвал этих змеюк слабым полом? Ненавижу. Всех. А себя в первую очередь. Кому нужен неудачник и тряпка? Разве только псине своей, да та месяц, как издохла...

После обеда я собрался с духом и огласил новое задание. На этот раз группе доверялось ответственное дело — установить на Терре маячок. Откровенно говоря, связь с родительским кораблем и так работает круглосуточно, но, как я понял из того же плана реабилитации, Потерянные должны ощутить важность возложенной на них миссии. Наверное. На всякий случай я дал им дополнительное задание — сочинить стишок о планете — и скомандовал идти облачаться. Скафандры сели идеально — тщательно подгонялись еще на родительском корабле. Устроив проверку связи, получил в ответ не слишком уверенное "здесь" от Андрюса, Йонаса и Густаса, тихое "але" от Эмми, и невнятное сопение Каспера.
Минут пять я придирчиво оглядывал каждого, командуя наклоняться, сгибать конечности и крутить головой — вспомнил привычку пятилетнего Яника натягивать на ноги рукава. Вообще-то еще на Земле при помощи гипноза в головы Потерянных были вложены основные навыки обращения с космическим оборудованием, но не очень-то я этому доверял. Ведь если гипноз не мог излечивать, мало ли в чем еще состоит его несовершенство?
По моей команде они гуськом отправились в шлюзовую камеру и там терпеливо пыхтели, дожидаясь, пока тонкая автоматика постепенно увеличит давление. Терра-Пия отличается от Земли размером, и ходить там куда тяжелее, чем внутри челнока. А чтоб ребята не скучали, я им музыку включил. Героическую. Наверное, от того они, хоть и Потерянные, страха поначалу не показали. Даром, что цифры жизненных показателей всполошено метались на моих мониторах. Вот только Эмма тихонько пискнула, когда разошлись двери, да Йоник заметно побледнел, увидев, как к нему тянется рука манипулятора. Нежно, бережно, почти по-матерински я приподнял скафандр со студентом за шкирку и мягко опустил под одну из своих опор. А вот потом началось...

— На пыльных тропинках далеких планет, трам-пам-пам… Это ужас, ужас, нет, надо вот так: УЖАС! Меня хватать? Встряхивать? Выпихивать? А-а-а! Не хочу! Ма-ма-а! Я боюсь…
Под кораблем было тенисто. И пусто. Кроме камней, ни-че-го. Йоник придушенно пискнул, молясь, чтобы рация не оказалась включенной. А она оказалась.
Вот черт! Позор на всю вселенную. Отважный исследователь, покоритель чужих планет, визжит, как детсадовец, наступивший на ужа. Хотя… попадаются ли детсадовцам ужи? Там же вроде все стерильно?
Йоник потряс головой в объемном шлеме. Голове было пусто и неуютно. Может, кислорода не хватает? Спросить у кого, что ли? Впрочем, тот, бородатый, Каспер, кажется… или Еспер? Неважно. Так глянул, точно убить хотел. Они тут все психи, ни к чему не способные. А вот он не псих! Он сам выбрал вольный полет! Потому что Анка…

Тут Йонас получил ощутимый удар в спину и, обернувшись, увидел затемненное стекло шлема очередного пациента.
— Прошу прощения, — прозвучал в ухо знакомый голос, и женщина — Эмилия, он вспомнил, — покачнувшись, вцепилась в руку.
— Дор-рогу! — прорычал раздраженный бас, и рядом плюхнулся, неуклюже ударившись о стену челнока, еще один космонавт. Корпус загудел, а встревоженный бархатистый голос в наушниках раздельно и медленно произнес:
— Не толкаемся, осторожно огибая опоры, поднимаемся на поверхность и строимся в пары.
Усатый замахнулся, но, по здравому размышлению, челнок бить раздумал и только злобно пробурчал:
— Нянька. Как пить дать коррекционную программу бабы делали… Пошли, что ли?
И тяжело полез из ямы. Потом все же обернулся и, протянув руку, помог выбраться товарищам. Весьма кстати, потому что в шлемах завибрировал очередной нервный голос:
— Вот так, нежно ставим, осторожно, я вам не коробка какая, не ящик, не контейнер. И в последний раз предупреждаю: не зовите меня Дюшей! Я Андрюс, Ан-дрюс! До всех дошло? Да, я ко всем обращаюсь… Что вы молчите, Каспер? Что вы толкаетесь?!
— Пошел ты… — мрачно откликнулся последний член экипажа, а Андрюс неожиданно разрыдался.

1 — Игра слов. «Теrra» — земля, «Pia» — честно.
Вольный перевод с лат. и греч. — "Правдивая земля".

Продолжение следует...