Не скажу, что первая высадка на Терру оказалась удачной. Хотя место установки маяка предполагалось на нашем плато, буквально в сотне шагов, Потерянные тащились туда битый час. Во-первых, сама планета тянула силы из непривыкших тел, ну и, конечно, обособленность тоже сыграла роль. Поначалу пациенты не могли договориться, кто какое оборудование будет нести. Хорошо, хоть, в Густасе проснулся рыцарь, и он, дабы освободить и без того спотыкающуюся на каждом шагу Эмилию, взвалил на себя двойной груз. Потом они долго спорили, в каком именно месте следует долбить поверхность для фиксирующих опор. Каспер, похоже, просто из вредности зажилил полученную на корабле карту с меткой. В результате, после кропотливой работы, сдобренной нытьем и руганью, одна из установленных опор рухнула, с силой впечатавшись в грунт, и треснула.
Никогда не слышал, чтобы люди ругались так много и так единодушно. Я же, боясь по неопытности навредить их хрупкой психике, сделал вид, что отключился. Жалко, что не смог видеть лица, возможно, их выражение пригодилось бы для анализа и отчетов.
К слову, об отчетах. Да, я повел себя некорректно и, наверное, по возвращению на родительский корабль меня отстранят от дела, а то и вовсе предадут аннигиляции. Это, конечно, если раскроется подлог. Как бы там ни было, я самым недостойным образом перехватывал послания других Парацельсов, комбинировал данные, подставлял имена своих подопечных и даже придумал пару собственных психологических ситуаций, чем несказанно горжусь. Но что мне оставалось делать? В случае разоблачения мою группу сразу же отозвали бы обратно, что затормозило бы процесс терапии, а этого я допустить не мог. Программа нянечки диктует защищать подопечных до последнего.
Но это было позже. А в тот момент, глядя на медлительные фигуры и слушая возмущенную торопливую речь, я был готов сдаться. Если бы не Эмилия...

— Боже мой… куда я попала. Это же не мужчины, это просто самцы. Злобные, остервенелые, над тушей убитого зверя выясняющие, кто из них круче, мечтающие уцепить самый лакомый кусок… Ох, Эмма…
Женщина тяжело опустилась на камень — желтоватый, чем-то похожий на известняк, но в то же время твердый, точно гранит, и стала неуклюжим пальцем комбинезона чертить в пыли волнистые линии. Мужчины продолжали вопить, двое, точно лоси в гон, уперлись друг в друга лбами шлемов. Еще один пытался пинать рухнувшую железяку, другой смешно приседал, плавно двигая руками — кажется, хотел подпрыгнуть. Замедленные, точно в толще воды, движения выглядели нелепо, гротескно и в тоже время страшно.
Эмилия отвела взгляд — обезличенные комбинезоны, пусть их попрыгают. Но куда спрячешься от бьющих в уши звуков? И тогда она, сначала вполголоса, а после все громче и громче стала читать нараспев:
— Людям может показаться, будто я смеюсь на солнце,
Будто весело живу я. Мне же, слабой, не до смеха,
Веселюсь порой от скуки, глупая, от горя плачу…
Точно ведунья, покачиваясь из стороны в сторону, крепко зажмурившись, она не сразу поняла, что стихли яростные голоса, а мужчины повернули к ней бликующие стекла шлемов.
— Как не плакать мне, бессильной, не томиться, бесталанной…
Подошли ближе, обступили молча, точно присутствуя на странном обряде зарождения хрупкого ручейка жизни на этой суровой земле. Слушали.
— Перестань грустить, береза, полно плакать, белый пояс…
Тихий мужской голос вплелся в повествование, и, опустившись рядом, один из них положил руку в грубой перчатке ей на запястье:
— Скоро ты дождешься доли, лучшей доли, жизни новой.
Ты от счастья плакать будешь и смеяться от веселья...[2]

Они возвратились ближе к вечеру — усталые, мрачные, но истерик больше не закатывали. Части маяка так и остались лежать на плато — поломанная опора ремонту не поддалась. Хорошо хоть мы — да, я снова включился в работу и, по мере сил, пытался советовать — решили закатать оборудование в брезент, подальше от вездесущей пыли, и заложить валунами — мало ли какие зверюшки водятся на Терре? Тащить все это обратно оказалось уставшим людям не по силам, а электронный метеоролог бурь не обещал.
Выслушав приветственную речь и похвалу за отлично выполненное задание со стишками, первопроходцы устало поплелись в душ, а я, растрогавшись, ввел в программу ужина дополнительные порции печенья. Даже для Каспера.

По поводу провала первой части поручения я не переживал. Процесс терапии включал три крупных задания — установку маяка, исследование флоры и фауны и геологическую разведку. На выполнение каждого отводилось по три дня, со сроками мы вполне успевали, так что следующую ночь я занимался сканированием эфира, анализом отчетов других терапевтических групп, а также словарем жаргонизмов. Некоторые выражения из дневного лексикона Потерянных меня заинтересовали, и, проштудировав словарь, я невольно восхитился изобретательностью человеческого разума.
Следующие два дня дело медленно шло на лад. Обязательные беседы я решил строить вокруг поэзии и упивался собственной удачей, глядя, как розовеет от возбуждения Эммино лицо. Она, наверное, часами могла говорить о поэтах Второго Возрождения, о классицизме Старого времени, об эпосе. Мужчины вежливо слушали, а Йоник, краснея, даже зачитал сонет собственного сочинения.
На следующий день поэтическую идиллию разрушил Андрюс, ворчливо заявив, что предпочитает болтологии хорошую трансляцию спартакиады. Так нашлась еще одна тема для разговоров.
Предложенные кубики команда возмущенно отвергла, однако пластилином не на шутку заинтересовался Густас. Отобрав у остальных пациентов коробки, он уселся в углу и принялся ваять. Я был готов наказать воспитанника за жадность, однако, жаловаться никто не стал, и я решил оставить все как есть.

К третьему дню они вполне освоились с выходами на планету, мне даже показалось, что их медленные движения приобрели особую плавность и грацию. Поначалу различать пациентов на расстоянии было трудно — схожие светлые комбинезоны, примерно одинаковый рост, из них из всех только Йонас выделялся долговязостью. И тут я очень кстати вспомнил шкафчики в детском саду и всю следующую ночь гонял хозяйственный манипулятор, воплощая в жизнь гениальную идею. На складе оборудования нашлись разноцветные фликеры, из которых мы и вырезали забавные фигурки. Зеленая елочка получилась кривоватой, рыжая морковка больше напоминала треугольник, но я все равно предвкушал радость подопечных и чувствовал, что работаю не зря. И пусть даже возмущенный Андрюс попытался отодрать от рукава золотую бабочку, василек пришелся Эмме по душе. Во всяком случае, она улыбнулась и поблагодарила. Густас по привычке что-то пробасил в свисающие к подбородку усы, Йоник нервно захихикал, а Каспер и вовсе красную белочку проигнорировал. Их можно было понять — впереди ждал последний день установки маяка. И они справились! И даже улыбались за ужином, звонко чокаясь бокалами с земляничной шипучкой.

Второй этап программы заставил меня изрядно поволноваться. И дело даже не в том, какие опасности могли подстерегать моих подопечных на Терре — в конце концов, родственники пациентов устроили бы бучу, вздумай координаторы бросать Потерянных куда-нибудь в жерло действующих вулканов. Меня стал настораживать Андрюс. Может, всему виной фликер? Еще накануне оживленный и разговорчивый, мужчина внезапно замкнулся в себе, то и дело нервно пощипывал отрастающую бородку, а на сеансе групповой терапии вскочил из кресла и стал раздраженно мерить шагами комнату.

— Это невыносимо… Там, на Земле, после срыва, я почти убедил себя, что был неправ, что всему виной работа и постоянные придирки главного инженера. Жирная свинья, машинный прихлебатель. Глумится, приравнивая нас к творцам, а по сути — мы рабы! Рабы собственной лени, рабы цивилизации! Ведь это мы обслуживаем ИХ! Программы, роботы — они заполонили все. Творят, созидают, умеют, во сто крат лучше нас. А что осталось человеку? Прислуживать, изобретать всё новые программы? Мы черви, блохи на стальном корпусе машинного прогресса!
Андрюс резко остановился перед выросшим на его пути Густасом. Угрюмые серые глаза усатого смотрели холодно.
— Прекрати.
— Вы! Вы все не понимаете! Этот полет — заговор, очередная попытка подчинить нас системе! Нас, посмевших поднять головы, посмевших протестовать!
— Ты пугаешь мальчика и женщину.
— Я не боюсь! — возмущенно дал петуха Йонас.
— Да люди вы или кто?! Неужели не видите, что с вами сталось? Безвольные тряпки с заплывшими жиром мозгами! Вот ты! Ты! — Андрюс ткнул перстом в грудь оппоненту. — Что ты сделал в жизни такого, чем мог бы гордиться?! Может, посадил сад? Построил город? Повернул реку? Молчишь?!
Густас, бледнея от злости, сжал кулаки, но тут раздался негромкий женский голос.
— А он вчера слепил лошадь. Красивую, длинноногую; смотришь, и кажется, что вот-вот побежит.
Спорщики растерянно обернулись, к испуганному лицу Йоника стали возвращаться краски, и он примирительно забубнил:
— И вправду, ребята, зачем нам ругаться? Нам еще сегодня зверей ловить и цветочки собирать.
— Цветочки! — выплюнул Андрюс, однако, кричать больше не стал и, резко развернувшись на пятках, вышел из кают-компании.

Если бы у меня были локти, я бы постарался их покусать. Способна ли машина испытывать обиду? В тот момент я не задавался этим вопросом, а спешно копался в медицинских файлах, пытаясь диагностировать состояние бедолаги-инженера. Самым ужасным в тот момент мне казалось, что, прибегни я к насильственным действиям, пусть даже во благо, Андрюс, отойдя от успокаивающего укола, утвердится в своих мыслях. И в чем-то будет прав. Но мой мальчик меня не разочаровал. Он постоял некоторое время в сортире, впившись пальцами в хромированную раковину, после сходил облегчился, вернулся и, поплескав водой в лицо, присоединился к остальной группе. Сидел, мрачно уставившись в журнал, а на выходе даже не пытался освободиться от фликера. В любом случае я решил видеокамер с него не спускать. Жалко, что вне корабля Потерянные оказываются так далеко от манипуляторов...
Вскоре вооруженная контейнерами группа снова высадилась на поверхность и медленно двинулась по направлению к горам — туда, где угрюмо щетинились неведомые блеклые кустики. Вчера ночью мои сенсоры зафиксировали там движение, и я отметил соответствующий сектор. Карту на этот раз я вручил Йонасу. Малыш даже плечи расправил от гордости, и я долго наблюдал, как его долговязая фигура плыла во главе процессии.
Они остановились внезапно, ткнувшись друг в друга, чем напомнили мне поросенка Пятачка из старинного мультика.

— Надо же, она — первый человек, похваливший мою работу. Вроде, конь как конь, у меня и лучше выходило… Сначала думал — подлизывается или, может, за помощь так благодарит? Случается же такое, вроде как неудобно человека обижать, ну вот и ляпаешь, что тот услышать хочет. Но, похоже, сегодня она была искренна, ишь как ринулась заступаться, и психа этого не испугалась. Эмилия. Так звали мою бабку по отцу, красивое имя. И глаза у нее красивые — темные, будто кофейные зерна, такие же матовые. Дьявол!
Задумавшийся Густас чуть не врезался в спину резко остановившегося студента.
— Что там?
ТАМ была яма. Небольшая, подозрительно правильной круглой формы. А еще в нее, точно в воронку с муравьедом, стекали песчаные ручейки.
— Что это?! — панически прошептал Йонас и сделал шаг назад. Густас, наоборот, чуть продвинулся вперед, ближе к застывшей фигуре Эмилии.
— Приготовьте парализатор!
Андрюс дрожащими руками потянул с пояса похожее на бластер устройство, а в это время на дне ямки показался бугорок.
— Слоник, — задумчиво сказала Эми, когда на свет появилась крупная голова, а вслед за ней и крепкое тельце. Существо действительно напоминало слона, вот только ростом было чуть выше колена землянину, да еще имело внушительный хвост, как у ящерицы. Упитанное, зеленого цвета, с боками, измазанными неприятной слизью. Зверушка выпучила на пришельцев лягушачьи глаза и повела хоботом.
— Слоны зеленые мерещатся! Мама! — Эмма завизжала натуральным ультразвуком, от которого заложило уши. Йонас чуть не свалился, вовремя ухватившись за Каспера, Андрюс направил на существо парализатор, а слоник, напуганный суетой, потерял килограмма три слизи и начал закапываться в свою ямку с феноменальной скоростью.
— Дура!
Эмма захлопнула рот, а всегда молчаливый Каспер неожиданно ловко ухватился за дуло:
— Опусти оружие! Вы его напугали, идиоты!
— Напугали — это, наверное, хорошо, — неуверенно отозвался Йонас. — По крайней мере, оно уяснило, кто тут главный, и не будет нападать…
— Тоже мне царь природы нашелся!
Каспер отпихнул плечом студента и, присев над ямой, сокрушился.
— Упустили… такого красавца.
— Не упустили, а помешали, — сварливо отозвался инженер. — Я вполне бы мог всадить в него ампулу, и мы бы взяли образец.
— Иди мух налови, — буркнул Каспер. — Этот, может, разумный? Живодеры…
— Наверное, оно тут живет, — виновато отозвалась Эмилия. — Простите, я не нарочно.
— Может, и живет. — Голос успокоившегося молчуна оказался приятным. — Завтра и проверим. Пошли уже. Время.


2 — «Рождение Кантеле» (эпос «Калевала»), перевод Маршака.

Продолжение следует...