В нашем домике было всего два экрана - учебный и новостной. Новостной канал отец для меня заблокировал и включал лишь тогда, когда я гулял или спал.

По вечерам, после напряжённого дня занятий, глаза мои слипались на автомате. Но любопытство было куда острее желания спать: притворившись заснувшим, я из-за всех сил вслушивался, как воплощаются в жизнь мечты о всеобщей радости. Поначалу страну охватило всеобщее ликование; казалось, Кемэлхарс всех осчастливил уже тем, что стал правителем.

С течением времени, однако, ликование стало слабеть, не смотря на все старания нового правителя и его сподвижников. Возможно, из-за злокозненности таких ретроградов, как мой отец; возможно - из-за дурного вкуса и нежелания справедливости у несознательной публики. Интерес к нововведениям упал. Народ по-прежнему валил толпами на концерты и выставки былых любимцев, хоть на словах поддерживал кемэлхарсовцев.

С тушением вредоносных термоядерных солнц тоже начались трудности. Насколько я понимаю, все эти термоядерные солнышки управлялись с расположенных рядом с ними космических подстанций, на которых трудились ночеги или старинные механизмы. Они давно уже работали в автономном режиме, не связываясь с основной планетой. Первый космический корабль, разбросавший их по орбите, остался где-то на острове среди моря; никто не помнил, как этой махиной управлять; космические шлюпки за столетия были разобраны на детали для других механизмов, а пульт космической связи с подстанциями вообще пропал. Когда-то его хранили и берегли в хранилище, но из-за почти тысячелетней ненадобности затеряли. История с затерянным пультом меня не очень-то интересовала: термоядерные солнышки мне не мешали, а по словам отца они совсем не представляли ни для кого опасности. А вот достижение справедливости - это серьёзно!

Поначалу меня очень радовало, что кемэлхарсовцы не сдавались. В каждом городе они создали администрацию из самых активных горожан. Это было умно: ведь Кемэлхарс один, а городов несколько! Потом, кемэлхарсовцы ввели запрет оповещений о мероприятиях своих соперников (ведь к ним и так ходит публика!), а себя рекламировали по-прежнему широко. В ответ, собирая зрителей, бессовестные ретрограды стали рассылать ночегов по городу, и администрация обратила своё внимание уже на ночегов.

И тут несправедливости нашлось выше крыши. У кого-то было больше ночегов, у кого-то меньше. У кого-то ночеги вообще простаивали из-за того, что работы у них было недостаточно, у кого-то они работали на износ. А энергию они потребляли общую, ту, что нужна была всему народу. Поэтому администрация велела собрать всех ночегов в одном хранилище и выдавать лишь по специальным запросам граждан для выполнения конкретной работы. Теперь у дверей администрации по утрам выстраивалась огромная очередь из горожан с запросами на самые серьёзные работы, типа ремонта дома; мелкие домашние работы, например, готовку и уборку жители планеты уже начали выполнять сами. Выходило не очень-то умело, но не терять же полдня, томясь в очередях!

Концертные и выставочные залы вообще опустели: население, уставшее от очередей и непривычных хлопот, попросту валилось с ног к концу дня; ему было ни до картин или музыки. Даже мне, сочувствующему кемэлхарсовцам, было ясно, что обещанная когда-то народу радость выглядит довольно невесело. Я даже с теплом подумал о затее отца перебраться в лес: на наших ночегов пока что никто не покушался.

Но кемэлхарсовцы, осыпаемые жалобами и просьбами вернуть ночегов, на попятную не пошли. Напротив, - скоро наш бывший город запестрел объявлениями о строительстве домов радости - огромных и суперсовременных зданий, комнаты которых оборудованы обширными экранами. Собственно, эти комнаты состояли из экранов: по ним вечно скользили изображения, а из встроенных в стены динамиков лилась музыка или звучали стихи. Программа для этих экранов подбиралась одна для всех обитателей дома, но даже если она была замечательной, жильцы вряд ли ей радовались - у них не оставалось ни минуты свободной на тишину и собственное творчество. Предполагалось, что каждому обитателю подобного дома будет принадлежать своя комната, даже - детям. Для детей программа развлечений несколько отличалась от программы для взрослых, но тоже была заранее проверена и отредактирована администрацией Кемэлхарса.

Вскоре начали публиковаться и первые списки переселенцев. Отказаться от предложенной им чести они уже не могли, хотели они того, или нет. После попадания чьего-то имени в списки, у стен бывшего дома несчастного появлялась команда перепрограммированных ночегов и деловито разбирала жильё на кирпичики: ведь для построения новых домов радости нужно было много материалов. Прежде всего переселяли ретроградов, имена которых были знакомы и мне, и отцу - это были сплошь папины старые приятели. Однажды, услышав имя нашего бывшего соседа, я перестал притворяться спящим, и спросил отца, что он об этом думает.

- А что тут думать - раздражённо пробурчал отец, - Мы все полагали, что сможем порхать эдакими беззаботными мотыльками до самой старости. Но когда в небесах обетованных появляется хищная птица, жизнь мотыльков превращается в ад. А птица то склёвывает их по одному, то уносит в клетках для будущих завтраков. Я, впрочем, тоже - хорош: поздно спохватился! Но я-то хоть пожил, а вот тебя, дурачка - жалко.