Глава 13

Очнулся я под неторопливый юношеский тенорок:

- Это небольшой микроинсульт. Паралич пройдёт, пациент ещё молод, и организм оправится. Но больному показан ежедневный массаж и это лекарство. Главное, чтоб он не волновался.

Я с трудом разлепил тяжёлые веки. У моей кровати стояли Ицхак и какой-то молодой ночег с привычным бочонком на голове. Увидев, что я очнулся, ночег умело обхватил рукой моё тело, которое я почему-то почти не чувствовал, и поднёс к губам поильник. В горло полилась какая-то пряная жидкость. Бережно опустив меня на подушку, ночег вышел.

- Это - Альберт! - кивнул ему вслед Ицхак, - мой ночег-лекарь. Архопина когда-то разрешила его не перепрограммировать, ведь у нас столько пожилых, и просто необходим квалифицированный врач.
Я молча глядел на Ицхака. Мысли мои вращались в голове, как тяжёлые жернова, я с трудом вычленил самое главное и страшное. С трудом ворочая неповоротливым непослушным языком, еле-еле совладав с окаменевшими губами, я выдохнул это самое страшное в морщинистое лицо моего друга:

-Эи умеа... Там нееет оздуха..

В слезящихся глазах Ицхака чёрной волной плеснулась боль. Но он уверенно ответил:

- Энни не умерла. Она улетела на Планету Розового Солнца. Об перенёс её туда невредимой. Ему и не такие чудеса по плечу. Смотри!

Он щелкнул каким-то выключателем, и на экране потолка возникло изображение Планеты Розового Солнца, точь-точь такое, каким его изображают в наших настенных сериалах. Озеро, розовое от никогда негасимой зари, тёмно-дымчатые контуры леса по его берегам, небольшой деревянный настил над самой водой и столик с почти игрушечным сервизом - чайник и несколько фарфоровых чашек. И повсюду, струйками, потёки розовой краски, словно весь этот пейзаж рисовал неумелый художник, забывший вытереть кисти. Над всем этим благолепием - розовые облака на розовеющем небе. Внезапно, на фоне одного из облаков появилось маленькое пёстрое пятнышко. Оно постепенно росло, опускаясь к земле, и неожиданно превратилось в маленькую девочку, висящую на разноцветной гирлянде воздушных шаров. Энни, а это была она, упруго коснулась земли ногами и беспечно разжала пальцы: шары тут же взлетели вверх и растаяли в вышине. А сама девочка закружилась в беспечном танце возле столика. Камера выхватила её светящееся восторгом и счастьем лицо, и изображение угасло.

- Энни - на Планете Розового Солнца, - твёрдо повторил Ицхак.- Об сотворил чудо. Он сотворит ещё одно чудо, и ты встанешь на ноги.

Я мог бы ответить своему другу, что подобный ролик мог сотворить любой мало-мальский понимающий в киносъёмках ночег, ведь каждое наше движение в пределах дома радости ежедневно ловили скрытые камеры. А уж наложение кадров танцующего ребёнка на давно подготовленный фон, это - вообще дело техники... Но сердце так сладко заныло, прикоснувшись к изображению живой танцующей малышки, что попытка разума оспорить веру в это немыслимое чудо, мне самому показалась святотатством...

Глава 14

Холодно... Я добрался до фонаря и развернулся назад, подсчитывая, сколько окошек в доме счастья ещё мерцаeт радужным светом экранов, и сколько из них угаслo уже навсегда, и ноги как примёрзли к дороге: склонившись над нашим жильём, колебалась под ветром огромная фигура Oба, отчётливо-белесая на чёрном фоне неба, припорошенного блёстками звёзд. На ежино-лисьей морде его застыла умиротворённая улыбка, глаза были полузакрыты, как при медитации, пряди волнистого меха густыми завитками стекали на горбатую спину, а руки с короткими пальцами простирались над крышей, словно Oбам гипнотизировал на расстоянии или дирижировал неведомой никому колдовской музыкой.

Странно: когда-то Об казался мне угольно чёрным, а нынче - светло-серым, разве что - не белым. Может, снежинки и крохотные кристаллики инея так изменили его облик? Или я смотрю нынче на него другими глазами? Невозможно ежевечерне возносить молитвы чёрному, как аспид чудовищу, ожидая от него лишь коварства и подвоха. Невозможно ненавидеть того, кого умоляешь о чём-то для тебя важном. А я ежедневно и еженощно молю Оба о том, чтоб маленькая девочка, которая давно стала взрослой, была счастлива на той планете, куда никто, кроме неё, так и не добрался. А иногда я горько смеюсь над самим собой: ведь подобные чудеса бывают лишь в сказках. И законы физики нерушимы, ведь не напрасно мой отец столько времени вдалбливал их в мою упрямую голову. Но тогда, само существование Оба нарушает любые законы физики и логики, разве нет?

И некому помочь мне разрешить этот мучительный спор с самим собой, ведь Ицхака тоже давно нет в нашем доме счастья. Он всё же поставил меня на ноги, едва ли не год разминая разнообразными массажами мои застывшие непослушные мускулы и пичкая питьём, которое готовил Альберт. Но как-то он вышел на вечернюю прогулку и не вернулся, а я так и не нашёл в глубоком снегу его тела. "А птица то склёвывает их по одному, то уносит в клетках" - говорил когда-то мой отец. Но с другой стороны, - все пожилые люди когда-то умирают. Нынче я могу поговорить по душам разве что с ночегом Албертом, ведь его не перепрограммировали, и в его программе сохранилось сочувствие к людям. Но Альберт никогда не назовёт меня сынком, да в сомнениях моих он не разберётся. Просто вывалит на меня массив статистических данных или сермяжных истин про то, что дышать в космическом пространстве нечем, что ничто не перемещается в пространстве быстрее света, и что воздушные шарики никогда не заменят космический корабль. Но я это и сам знаю, как знаю и то, что Об существует, а моя подросшая дочь нынче танцует на Планете Розового Солнца.

Я добираюсь до порога нашего дома и толкаю промёрзшую скрипучую дверь. Она неохотно поворачивается в петлях, и, сбросив заледеневшее пальто на руки дежурного ночега, я тащусь по коридору вглубь здания. Мне нужна детская комната, комната, где Энни провела ранние годы своей жизни. Выздоровев, я долго упрашивал нашего администратора включить в общую программу просмотров ролик с прилетающей на Планету Розового Солнца Энни. Но этот надутый индюк разумеется мне отказал: фильм с Энни все уже видели, и при его повторении посыпятся жалобы. Но Ицхак как-то убедил админа включить фильм в программу просмотров в детской комнате: ведь эта программа уже не обновляется за неимением детей, просто фильмы крутят один за другим, не меняя репертуара. На это администратор пошёл, и где-то раз в полгода на обширных экранах в розовом зареве чужой планеты танцует моя Энни. Очередности цикла я не знаю, а потому каждый вечер смотрю все детские фильмы подряд.

Вот и сейчас, я открываю дверь детскую и сажусь на очаровательную маленькую кроватку, застланную стёганным шёлковым одеяльцем. Экраны оживают, и с первого взгляда я понимаю, что это не мой любимый фильм. Но это фильм, который нравился моей родной девочке, а, стало быть, и мне он куда интереснее крутого детектива, идущего для взрослых жильцов нашего дома. Тем более, что он про планету моей Энни: осыпанная бело-розовыми лепестками трава, гибкие бело-розовые цветущие лозы, и маленький пушистый кролик, которого Энни так хотела завести...