- Смотри, он как плюшевый, - произнес Ник, осторожно поглаживая мягкую бежевую шерстку щенка.
Янтарные глаза собачонка смотрели доверчиво и кротко, словно говорили: «Ты мой друг? Ты мне поможешь?»
Стелла сглотнула слезы.
- Мы ведь не позволим его убить?
Примостившись в углу на складном стуле, она кормила пипеткой слепого котенка – вискасно-полосатого, размером не больше детской ладошки – терпеливо, по капле вливая разведенное водой молоко в крошечный ротик.
Ник мотнул головой.
- Ни за что.
- Мы сделаем ему тележку, - сказала Стелла, - такую, я видела по телевизору. И он сможет ходить. Даже бегать. Правда?
Мальчик важно кивнул и снова погладил щенка, почесал за круглыми ушами, а затем бережно опустил худенькое собачье тельце на подстилку. Щенок сразу же завозился, энергично разгребая байковое одеяло передними лапами, пополз вперед. Задние, мертвые – бессильно волочились за ним.
«Перебит позвоночник, - был приговор врача. – Лучше усыпить его, ребята, чтобы не мучался. Нормальным псом ему все равно не стать».
У Ника сами собой сжимались кулаки, стоило ему вспомнить жестокие слова ветеринара. А у Стеллы уже который день глаза на мокром месте. Ничего, думал мальчик, справимся. И не таких на лапы поднимали. Этот Плюшик – боец, по всему видно.

Заброшенный гараж в районе новостроек – старый, оставшийся еще с прежних времен, когда вплотную к городу подступала деревня – прошлым летом облюбовали двое детей. В эту пустую металлическую и уже кое-где проржавевшую коробку они сбегали сразу после уроков, обычно прихватив по дороге что-нибудь съестное в киоске у школы – сникерс, бутерброд, сдобную булочку с изюмом, пирожок, бутылку сока. Ник всегда получал от родителей карманные деньги. Несчастливые и богатые, уже пару лет живущие в разводе, но по какой-то странной прихоти – под одной крышей, они откупались от сына подарками и подачками. Они как будто соревновались между собой – кто больше подарит, кто больше даст? Кто щедрее, тот и достоин благодарности и любви. На эти деньги Ник и его подружка покупали корм и лекарства, миски, бинты, когтеточки. И даже ухитрялись платить, когда нужно, ветеринару. В старом гараже дети устроили настоящую клинику и одновременно приют для попавших в беду зверьков, в основном, брошенных, больных, израненных, избитых щенков и котят. Но, не только. В старом гараже побывала и ворона со сломанным крылом, и слеток дрозда, отнятый у дворовой кошки, и ежик с непонятной хворью, застывший и скрюченный под своей колючей шубкой (спасти его, к сожалению, не удалось), и попавшая в мышеловку белка, и даже кролик, почти ручной, то ли сбежавший от кого-то, то ли кем-то прикормленный, толстый и смирный серебристо-серый ушастик.
Стелле карманных денег не давали. Семья с безработным отцом и матерью-разнорабочей едва сводила концы с концами. Но играть с Ником в гараже девочке не запрещали. А впрочем, что же это за игра? Спасение живых душ – это очень серьезно. Это по-взрослому. Нет, вовсе не дети, а их мамы и папы играли в игры: измены, драки, разводы, войны без конца – большие и малые. И разговоры, бесконечные разговоры, вроде бы, умные, а на самом деле – бессмысленные, исполненные злобы и страха. И Ник, и Стелла с ранних лет привыкли зажимать ладонями уши, стоило родителям завести свои обычные пустые беседы. А телепередачи? Слушать дикторов было все равно, что пить помои. Но люди почему-то пили и просили добавки. Каждый экран в каждом доме извергал картинки и слова, будто черную липкую массу, от которой мутно и больно становилось на сердце. Кровавые новости, как соленая вода, заставляли жаждать еще и еще – скандалов, убийств, терактов, техногенных аварий и стихийных бедствий. Так продолжалось до тех пор, пока на вырубке в ближайшем лесу не появился Ковчег.
Он возник как бы сам по себе, без трубного гласа и небесных знамений, буднично и незаметно. Еще вчера его не было – а сегодня уже есть. Длинный, обтекаемый, похожий по форме скорее на космический корабль, чем на огромную библейскую лодку, он стоял, окруженный молодой древесной порослью, уже наполовину облетевшей. Его обшивка, сделанная из какого-то неизвестного металла тускло блестела под лучами неяркого осеннего солнца. С нее, как с масляной, скатывались капли дождя, оставляя ее сухой и теплой на ощупь. А под ней – в самом сердце корабля – как будто работал какой-то механизм или тикали большие часы. Казалось, что Ковчег, точно гигантский кит-левиафан, выброшенный на берег, громко и с натугой дышал.
И почти сразу протянулась к Ковчегу звериная тропа. Вскипала пенным морем трава от ползущих насекомых, ящериц и змей. Птичьи стаи застилали солнце. Зверье лесное, полевое, степное и болотное текло непрерывным потоком. Топотали по мягкому мху бесчисленные лапки. Шуршала о камни и древесные коряги чешуя. Пестрый от пчел и бабочек воздух сверкал, как живая радуга. И, повинуясь властному зову, летели подхваченные ветром семена, и воздушный водоворот засасывал их в темное нутро Ковчега.
Таинственный корабль собирал не каждой твари по паре. В него слеталось, сбегалось и сползалось все живое. Как огромный пылесос, он втягивал в себя разнообразную фауну Земли, принимая в свои гостеприимные объятия всех – кроме людей. У входа в Ковчег стояли два ангела с огненными мечами, а может, это были инопланетяне, но столпившихся словно за невидимой оградой землян они не подпускали ближе, чем на двадцать шагов.
Речь пришельцев не была похожа ни на одно известное кому-либо из собравшихся наречие. Но люди ее понимали, потому что ангельский язык знаком всем созданиям божьим. Послание звучало ясно. Как только Ковчег заполнится, на все континенты разом обрушится огненный дождь и будет идти тридцать три дня и тридцать три ночи. Он смоет всю муть, всю ядовитую пену и техногенный кошмар, и Земля воссияет в первозданной красоте, расцветет и зазеленеет. Но человечеству на ней уже не будет места. Всевышний раздавит его как вредоносную букашку, а после, вероятно, создаст новый разум, вложив его в головы кого-то из малых сих. А может, и нет. Природа сама по себе прекрасна и совершенна.
Да, осознали, наконец, люди. Им, как главным виновникам земных бед, предстояло погибнуть вместе со всеми человеческими игрушками: смертоносными бомбами, заводами и фабриками, мегаполисами, лесопилками, газопроводами, нефтяными вышками и буровыми установками. Планета устала быть донором. А Творец не желал больше видеть ее страдания.
Последнюю неделю Ник приходил домой поздно и сразу ложился спать, накрыв голову подушкой. Только бы не слушать стоны и завывания телевизора, истеричные призывы политиков и проповеди каких-то святош. Просить родителей сделать потише не имело смысла. Оба словно приклеились к экрану и почти не покидали гостиную – разве только ради редких набегов на кухню и мини-бар. Они даже перестали ругаться, как звери во время водяного перемирия, погружаясь в соленую реку слезных речей. Нику было не до них. Целые дни он проводил в старом гараже, ухаживал за последними двумя пациентами – крольчихами Хмарой и Мартой или мастерил тележку для щенка, которого назвал Плюшиком. Но получалось не очень... То криво, то колеса не крутились, то хрупкое сооружение рассыпалось прямо у него в руках, словно карточный домик. В школу мальчик больше не ходил. Хотя занятия никто не отменял, классы опустели. В них скучали редкие учителя – из самых одиноких и преданных своему делу. Те, кто не знал, куда податься, и хотел умереть в ставших родными школьных стенах.
А тем временем живая река почти иссякла, и к Ковчегу потянулись уже какие-то совсем экзотические твари. Мощные, в руку толщиной питоны, зебры, верблюды, муравьеды, летучие собаки. Возможно, все они сбежали из зоопарков, потому что, судя по долетавшим издалека новостям, Ковчег был не один. Такие же появились и в других частях света, на разных материках и посреди океана. И все равно их вместительность удивляла. Как могло укрыться даже внутри очень больших кораблей все это зверье? Служили они порталами в другой мир, имели четвертое измерение, или фокус заключался еще в чем-то – никто не знал. Но все понимали, что конец близок. Еще немного и Ковчеги закроюся. Улетят они в космос или уйдут под землю, лягут на морское дно или останутся на месте – огнеупорные и несокрушимые, не имело значения. Они перезимуют, как семена под снегом, перетерпят огненную зиму, чтобы открыться по весне, выплеснув на волю драгоценную жизнь. Но люди этого уже не увидят.

- Кролики убежали, - сказала Стелла растерянно, стоило Нику переступить порог. – Я только чуточку дверь приоткрыла... а они как рванут... Марта чуть с ног меня не сбила. А у соседей вчера пес пропал. Старый и преданный. Он болел, не вставал почти.
Она сидела возле коробки с котятами и машинально крутила в руках бутылочку с молоком. Ник заметил, что глаза у девочки покраснели – от бессонной ночи, а может, от слез.
Ник пожал плечами и опустился на парусиновый стул рядом с подружкой.
- Наверное, это правильно.
- Думаешь, они... в Ковчег? – тихо спросила Стелла.
- Ну да. Куда же еще.
- Он тоже пытается ползти... Плюшик. Но... он, как плавунец, гребет лапами... и все.
Ник молча кивнул, искоса бросив взгляд в коробку. Пушистые комочки беспокойно шевелились, уползая от грелки. Их притягивал Ковчег. Но добраться до него слепые котята не могли.
Мальчику было жаль беспомощных зверьков. Жаль себя и Стеллу, да и непутевых своих родителей. Но если мир должен погибнуть, то и жалеть скоро будет некому, ведь так?
- Мама говорит, что не надо бояться, - прошептала Стелла. – Что там будет хорошо.
- Где там?
- Куда мы попадем.
- Мы никуда не попадем, - вздохнул Ник. – Просто сгорим. И они тоже, - кивнул он на котят. – И Плюшик. Не повезло им. Они ведь не люди – могли бы спастись. А знаешь... – он напряженно размышлял. – Давай отнесем их!
- Куда? – удивилась Стелла.
- Туда, где Ковчег.
- Ты знаешь, где это?
- Знаю.
Они дождались вечера – впрочем, могли бы и не ждать, на улицах все равно никого не было. Холодный осенний ветер мел по мостовой всякий сор – полиэтиленовые пакеты, бумажки, окурки, бутылочные пробки, палочки от эскимо. Как заправский дворник он сгребал мусор в кучки, а потом, словно рассердившись, вновь расшвыривал его по мокрому асфальту. Бесприютно, пусто. Кое-где в окнах горел свет. Дети торопливо пересекли пустырь и свернули в лес. Впереди шел Ник с обувной коробкой, которую нес бережно, как хрупкую вазу, а за ним семенила Стелла с Плюшиком на руках. Она то и дело спотыкалась о корни, пересекавшие тропу, и пару раз чуть не упала.
И воссиял свет. Он струился от огненных мечей, и от белых ангельских крыльев (хотя на крылья они походили мало, скорее, на два белоснежных мешка за плечами), и – тускло-серебряный – от металлической обшивки Ковчега. Людей вокруг не было видно, но с ветвей, как странные, угловатые плоды, свисали на проводах камеры наблюдения.
Ник замешкался, но Стелла храбро вышла вперед и приблизилась к ближайшей сияющей фигуре.
- Возьмите, - протянула она щенка, - пожалуйста! Это Плюшик. У него лапки не ходят. А это котята – они еще маленькие, сами не кушают. У вас на Ковчеге есть кормящая кошка?
Она, конечно, не умела говорить на ангельском. Но небесные пришельцы понимали любой язык, слова которого не стекали шелухой с губ, а рождались в сердце.
Ангелы переглянулись.
- Не велено, - сказал один.
- Под мою ответственность, - отозвался второй.
А потом тот, кто стоял у входа, опустил меч и коротко кивнул. И двое детей вошли в Ковчег.